На следующий день Йегги позвонил Кристофу Мальмсу, супругу младшей дочери Дасслера Сигрид, чтобы получить согласие семьи. Раздуваясь от гордости, Йегги начал докладывать о переговорах в Цюрихе, но Мальмс оборвал его на полуслове. Сестры Дасслер нашли другого претендента. Человек возник из ниоткуда, и его намерения были туманны, но он покорил сердца сестер. Впервые в жизни у Йегги пропал дар речи.
Глава 24. Распродажа
Человек на другом конце провода говорил по-английски с легким французским акцентом. Он представился Лораном Адамовичем, консультантом банка Paribas. Его клиентом был якобы один французский инвестор, интересующийся покупкой Adidas, чьего имени он, к сожалению, не может назвать. Адамович не считал разумным выдавать имена при первом же телефонном разговоре. Ульрих Нем растерялся. Когда несколько месяцев назад его, юриста из Мюнхена, наняли, чтобы он помог уволить Альберта Хенкеля с поста полномочного представителя, он не ожидал, что на его личный номер будут звонить таинственные инвесторы. Но этот Адамович производил солидное впечатление, и Adidas не мог себе позволить отвергать потенциальных спонсоров.
Встретившись с Адамовичем в своем мюнхенском офисе, Нем утвердился в своем интуитивном впечатлении. Молодой человек в круглых очках и с жидкими волосами уже мог похвастаться некоторым опытом в качестве инвестбанкира. После работы в нью-йоркском отделении Paribas ему доверили поиск крупных выкупов в Европе. Выпускник Уортонской школы бизнеса казался приличным и трудолюбивым. Но покидая офис Нема, он так и не открыл личности своего клиента. В легком раздражении Нем поехал в Херцогенаурах, чтобы обсудить с Йегги странное знакомство. Швейцарец громко рассмеялся. «Ну конечно, это Бернар Тапи! – воскликнул он. – Кто же еще?»
Во второй половине восьмидесятых имя Бернара Тапи постоянно мелькало в заголовках экономических разделов французских газет. Бывший продавец электроники сделал себе состояние, покупая фирмы на грани банкротства и ставя их снова на ноги. Своей харизмой, болтливостью и бьющей через край энергией он навлек антипатию правящей политической элиты, но при этом добился места ведущего ток-шоу в прайм-тайм. В качестве последнего штриха к образу добавим, что после жесткой предвыборной гонки в качестве кандидата социалистической партии он заполучил кресло в парламенте от марсельского округа.
Он мог действительно гордиться своей работой над Wonder, казалось бы, безнадежным предприятием по производству батареек, приобретенным им за 30 миллионов франков и пять лет спустя снова проданным с разницей в 470 миллионов франков. Затем последовали Terraillon и Testut, две компании, сделавшие себе имя на изготовлении весов. Кроме того, он владел 1,7 % акций TF1, крупнейшего частного телеканала Франции. Его доли в этих фирмах были консолидированы в основанной им компании Bernard Tapie Finances (BTF), с которой он вышел на парижскую биржу в ноябре 1989 года.
47-летний мужчина охотно напоминал всем, кто был не прочь послушать, что он всего добился собственными силами – он, упорный юноша, выросший в унылом пригороде Парижа в квартире с одной лишь раковиной вместо ванной комнаты. В конце восьмидесятых его стиль жизни был иным. Не без поддержки своих банков Тапи приобрел отель Hôtel de Cavoye, одну из красивейших усадеб Парижа на улице Сен-Пер в Латинском квартале, окруженную пышно цветущими садами. Прежний владелец Юбер де Живанши отремонтировал здание с безупречным вкусом. Помимо этого Бернар Тапи обладал резиденцией в Марракеше и реактивным самолетом Falkon 20.
Но когда Тапи действительно хотел расположить к себе гостей, он приглашал их на «Phocéa», свое четырехмачтовое судно 74 метров в длину. Построил его французский моряк Ален Колас, надеявшийся на нем выиграть одиночную трансатлантическую гонку. Однако в 1978 году Колас умер в открытом море, и его вдова-таитянка очень обрадовалась, когда нашла покупателя на громадный корабль, гнивший в порту Папеэте. Восстановительные работы, длившиеся четыре года и съевшие больше 60 миллионов франков, превратили бывшую гоночную яхту в люксовый корабль с десятью роскошными каютами, гордо стоявший теперь на якоре в марсельском порту.
Некоторые считали Бернара Тапи французским ответом дерзким предпринимателям, пошатнувшим в восьмидесятых годах деловой мир США финансированными выкупами. Он заслужил горячее одобрение у студентов, изучавших экономику, которые с величайшей радостью избавились бы от консервативного истеблишмента, распоряжавшегося экономикой страны, – руководители же государственных предприятий, всегда вставлявшие в свои речи цитаты каких-нибудь поэтов и ненавидевшие самоуверенных дилетантов, поливали его грязью. Для них Бернар Тапи был лишь вульгарным шарлатаном и бессовестным нахалом: бывший продавец телевизоров, уже дважды объявлявший себя банкротом.
Поэтому все очень удивились, когда Бернар Тапи стал появляться в обществе президента Франсуа Миттерана. Искушенный социалист был сражен силой кипучего темперамента Тапи – или, по меньшей мере, он полагал извлечь выгоду из этой дружбы. Например, Миттерану нужен был отважный боец, который вступил бы в открытый конфликт с Жан-Мари Ле Пеном, лидером ультраправого «Национального фронта», чтобы склонить его избирателей на сторону социалистов. В то время как медлительные демократы еще не решались тягаться с ловкими и агрессивными расистами, Тапи поднял брошеную перчатку и вербально прикончил Ле Пена. Стоит упомянуть о его выступлении на предвыборном собрании «Национального фронта». Когда ему дали слово, он сказал: «Открою вам, как бы я решил проблему с эмигрантами в Марселе. Если бы я был у власти, я бы посадил всех нелегалов на один корабль, запустил бы парочку торпед и потопил его». Зал неистовствовал, толпа рукоплескала. Тапи продолжил: «Взгляните же на себя. Я говорю о геноциде, убийстве множества невинных людей, и вы аплодируете».
Марсель стал фундаментом Тапи как в политике, так и в спорте, когда он купил футбольный клуб «Олимпик Марсель». В 1986 году клуб с богатой историей прозябал во втором дивизионе, в связи с чем его многочисленные фанаты открыто роптали. Гастон Деффер, мэр города, имел все основания опасаться, что скромные результаты «Олимпик» могут стоить ему голосов избирателей, поэтому он настоятельно просил Бернара Тапи о покупке захиревшего клуба. За несколько месяцев новый владелец укомплектовал команду игроками с международными именами, такими как Крис Уоддл и Энцо Франческоли, и уже в 1989 году «Олимпик Марсель» выиграл первый из пяти чемпионатов подряд.
Тапи наслаждался светом рампы и духом героизма, присущим спорту. В восьмидесятых он увлекался велосипедными гонками, и его компания La Vie Claire (диетические продукты) выступала спонсором Тур де Франс. Его команда с Бернаром Ино и Грегом Лемондом дважды становилась победителем. Еще раньше он приобрел французское предприятие Look, производившее лыжные крепления (оно располагалось в избирательном округе его сильнейшего политического союзника, министра экономики и финансов Пьера Береговуа). Кроме того, Тапи владел фирмой Donnay, выпускавшей теннисные ракетки. Ее самым выдающимся рекламным представителем был Андре Агасси.
Когда Лоран Адамович пришел по собственной инициативе к Бернару Тапи с намерением заинтересовать его покупкой какой-либо компании, коммерческие дела последнего уже были на спаде. Акции BTF явно переживали не лучшие времена, и прогнозы по прибыли на 1989 год в Terraillon, важнейшем источнике доходов Тапи, были неутешительными. Когда сотрудник Paribas зачитывал свой список, реакция Тапи была довольно сдержанной – пока не прозвучало имя Adidas. Это было как раз то, что он искал. Предприятие мирового масштаба с привлекательным брендом, которое обеспечит ему выход на международную спортивную арену и значительно изменит профиль его фирмы. В конце концов, Adidas мог похвастаться оборотом в 10 миллиардов франков, без учета лицензионных поступлений, в то время как BTF достигла лишь отметки в 1 миллиард. Покупка Adidas, почтенной немецкой компании с глубокими корнями, затмевавшей все прежние приобретения Тапи, стала бы ярким и смелым поступком, которым француз легко заткнул бы рот своим критикам. Но как провернуть эту сделку?
Они назвали это «операция Лендл». Сначала Адамович предусмотрительно изучил имеющиеся материалы о положении на предприятии. Во время короткого визита в Нью-Йорк он обсудил ситуацию на американском рынке с Ричем Мэдденом, директором Adidas USA, а затем в Париже встретился с Бернаром Одине, членом правления Adidas. Тапи, между тем, места себе не находил от нетерпения. Ему не нужны были всесторонние бухгалтерские проверки и многословные анализы – он ясно видел суть дела. «Все, кто сейчас борется за гордое звание спасителя Adidas, – всего-навсего клоуны, – полагал Тапи. – Первокурсник, начавший изучать корпоратиную экономику, и то смог бы распознать проблемы этой компании». И даже с дырой в кошельке он нашел бы выход. Ведь речь шла об Adidas.
Но в первую очередь Тапи должен был убедить наследниц, что он тот самый инвестор, который сможет изменить курс. Пара звонков дала информацию о том, что дети Хорста Дасслера вступили на тропу войны со своими четырьмя тетками в Херцогенаурахе. И так как дамы совместно владели 80 % акций, разумней было сконцентрироваться на них. И все же Адамовичу потребовалось несколько недель, чтобы разыскать их мюнхенского адвоката. Первая встреча с Немом прошла многообещающе, и в ходе дальнейших телефонных разговоров Адамович, наконец, признался, что лицом, заинтересованным в покупке, является Бернар Тапи. Нем отреагировал на это намного спокойнее, чем опасался Адамович. Он сразу же уведомил наследниц Дасслер, и те попросили его вести переговоры совместно с председателем попечительского совета Цинером. Оба встретились с Лораном Адамовичем и Бернаром Тапи в конференц-зале химического концерна Röhm, директором которого был Цинер.
Разговор прошел тяжеловато, так как Адамовичу пришлось переводить каждое слово для Тапи, не говорившего по-английски. Тем не менее Тапи удалось блеснуть своим актерским мастерством, и его выступление имело успех. Такого оба немца еще не видели. Под глубоким впечатлением от обаяния Тапи и той страсти, с котор