– Разумеется, – нахмурился Бентли. – Какие же еще?
– А разве поверенный ходит к клиенту на дом? Я думал, обычно наоборот – люди приходят к вам в офис за консультацией.
– Ну Адмирал – особый случай. Эксцентричный, можно сказать, был человек. Он попросил прийти к нему в понедельник; у меня нашлось «окно» в расписании, вот я и пошел, почему бы нет. Видите ли, обслуживание клиентов может принимать различные формы.
– Да-да, понимаю, – кивнул Бен, хотя объяснение было столь же прозрачным, сколь и грязь в гавани Крэбуэлла. – И о чем же он хотел с вами поговорить?
– Боюсь, я не имею права разглашать данные сведения. Мы, юристы, обязаны соблюдать тайну отношений с клиентом, не говоря уж о Законе об охране информации.
Бен небрежно отмахнулся: обычно те, кто взывал к этому закону, лишь прикрывались им как фиговым листком от журналистов, докапывающихся до нелицеприятной правды.
– Ваш клиент умер, он уже не станет жаловаться.
– Неважно. – И снова скрещенные на груди руки. – Боюсь, ничем не могу вам помочь.
– Жаль, очень жаль. Я надеялся представить ваш визит к Адмиралу в позитивном ключе.
– Мне больше нечего сказать. Вашим зрителям эта тема совершенно неинтересна.
Бен улыбнулся – дружелюбно, хотя и с ноткой угрозы.
– Наоборот, намек на тайну оживит любое шоу. Ровно до этого момента мне казалось, что ваши отношения с Адмиралом скучны и банальны. А вот если мы скажем, к примеру: «Гриффитс Бентли, местный поверенный, посетил Фитцсиммонса за несколько часов до убийства клиента, однако отказался комментировать детали встречи»… Зрители будут весьма заинтригованы.
Адвокат злобно уставился на него.
– Чушь! Учтите, клевета на юриста – не шутки…
– Я прекрасно это понимаю, только в моих словах нет ни капли неправды.
– Вы на что намекаете?
– Ничего не поделаешь – интрига есть интрига. К счастью, мои шоу смотрят весьма проницательные зрители, которых интересуют суровые реалии жизни. Не сомневаюсь, что они посочувствуют вашему нелегкому труду, особенно под гнетом Закона об охране информации.
– Это уже переходит всякие границы!
– Простите, что отнял у вас время. – Бен поднялся, бросив взгляд на телефон: за время беседы тот ни разу не зазвонил. – Я понимаю, что вы занятой человек и торопитесь домой на выходные. С другой стороны, кто знает, чем дело обернется? Нет худа без добра. Как говорится, отсутствие рекламы – это плохая реклама.
Кое-кто из знакомых юристов был бы рад засветке, однако Гриффитс Бентли, судя по бледному виду, явно придерживался другого мнения.
– Мистер Милн, прошу вас… – По его лицу пробежала судорога; он непроизвольно прижал ладонь к груди, словно пытаясь унять внутреннюю боль. – Зачем же…
Голос адвоката дрогнул, и Бен понадеялся, что тот обвинит его в шантаже – тогда можно будет ответить классическим: «Какое неприятное слово – шантаж… Скажем, услуга за услугу».
– …так торопиться.
Разочарованный, Бен произнес:
– И что вы предлагаете?
– Я являюсь единственным душеприказчиком клиента, – Бентли заговорил быстро, явно придумывая ответ на ходу. – Встает вопрос: чего хотел бы сам Адмирал? Я обязан помнить, что он поддерживал съемки вашей программы и охотно в них участвовал.
– Совершенно верно.
– Из этого следует, что я должен уважать его волю и оказывать вам всяческое содействие. Давайте договоримся: если я поделюсь некоторой информацией, вы пообещаете не упоминать обо мне в своей программе. Поймите, я избегаю публичности.
– Значит, заключим джентльменское соглашение?
– Вот именно. – Бентли протянул руку, еще более влажную.
Бен пожал ее и вновь уселся в кресло. В глубине души он считал, что джентльменское соглашение заключается между неджентльменами и потому к выполнению необязательно. Правда, озвучивать свое мнение он не собирался: Бентли – юрист и сам должен понимать, что ходит по лезвию бритвы.
– Какова же была цель вашего визита к Адмиралу?
– Он вызвал меня по срочному делу – хотел изменить завещание.
Бен подался вперед.
– А что, прежнее устарело?
– Ни в коем случае. Я составил его три года назад.
– А Фитц не сказал, какие обстоятельства повлияли на изменение планов?
– Нет.
Искреннее недоумение в голосе поверенного означало, что он не знает о двух миллионах, и Бен отнюдь не собирался его просвещать.
– Кто наследовал по прежнему завещанию?
Бентли кашлянул.
– Кое-что должен получить я – этот пункт не изменился.
– И?
– Имущество, оставшееся после выплаты долгов, изначально было поделено на две части. Половина отходила преподобной Виктории Уайтчерч.
– Вот это да! Я и понятия не имел, что старикан верил в бога.
Бентли поджал губы.
– Если честно, я не замечал в нем особой духовности. Оказывается, Фитц был церковным старостой вплоть до самой смерти; я ужасно удивился, когда узнал. Он сказал, что хочет оставить викарию немного денег на черный день. «На случай, если ее лишат сана», – пояснил он со смехом.
– А второй наследник?
– Повариха, Мериэл Дейн: «За оказанные услуги». – Бентли поежился. – Он настоял, чтобы эта фраза была включена в завещание. Учитывая, сколько лет она проработала в пабе, я не стал возражать.
– Еще какие-то распоряжения?
– Тысяча фунтов миссис Розали Джепсон – «A la recherche du temps perdu»[8], как он мне объяснил. И опять настоял, чтобы я вставил эту фразу в текст – у него было особое чувство юмора. Формулировка, конечно, нетривиальная и довольно бесцельная, однако клиент всегда прав. По крайней мере, мы позволяем им так думать.
– Ага, понятно. – Бен мысленно смаковал слово «бесцельная». Интересно, так еще кто-нибудь говорит, кроме юристов? – Позвольте спросить: упомянутая миссис Розали Джепсон имеет какое-то отношение к Грегу Джепсону?
– Понятия не имею, – пожал плечами адвокат. Бен нутром почуял, что он лжет.
– Все-таки фамилия довольно необычная…
Бентли снова пожал плечами; видно было, что по этой линии из него больше не удастся ничего выжать. Бен сделал себе пометку спросить Грега и двинулся дальше.
– И какие же инструкции были даны относительно нового завещания? Кого-то исключили?
Бентли помедлил.
– Не совсем. Доли викария и мисс Дейн были уменьшены до той же суммы, что и для миссис Джепсон.
– Вот как? – Ну и ну! – И кто же унаследовал основную часть?
– В высшей степени неожиданно, – тихо ответил юрист. – Адмирал распорядился отдать все женщине, о которой прежде ни разу не упоминал.
– И как же ее зовут?
– Грета Нокс.
Глава 12
Субботним утром Ианта Беркли сидела в номере, глядя на свинцово-серую бесконечность моря, и оценивала свое положение. Понятное дело, со смертью Джеффри Горацио Фитцсиммонса ситуация изменилась, но вовсе не обязательно к худшему.
Ианта была (по крайней мере, в собственных глазах) «серьезным» издателем «серьезных» книг. Не сказать, чтобы интеллектуалка – она предпочитала делать вид, что презирает науку, – и все же не без образования. Во всяком случае, она не издавала глупую детективную макулатуру, как ее подруга, Мэри Дрю. Конечно, детективы лучше продаются, любил говаривать шеф, Барри Фиверстоун; он обожал ее шпынять, намекая, что Мэри скоро получит прибавку. Словом, у Ианты зародилось стойкое ощущение: если в ближайшее время не разжиться бестселлером, карьера в издательстве окончится пшиком.
Именно поэтому она и решила проделать столь долгий путь до Крэбуэлла, чтобы увидеть, как Бен Милн берет интервью у потенциального автора. Они с Беном вместе учились в университете и, кажется, пару раз переспали. Впрочем, тогда она спала со многими студентами и даже с преподавателями, что отчасти объясняло диплом без отличия.
Тем не менее ей удалось пристроиться в издательском бизнесе, хоть и в крохотной фирме – не из тех, что на слуху. Разумеется, Ианта любила деньги, как и всякий нормальный человек. Она вовсе не была «взбалмошной», как отозвался о ней кто-то из авторов в разговоре с шефом, скорее импульсивной. Ей казалось, что книга, которую Фитц «нашел» в погребе «Адмирала Бинга», станет ее пропуском к богатству и славе.
По изначальной задумке Ианта рассчитывала пристроить этот сюжет в фильм Бена, чтобы «придать храбрости другим»[9]. Мысленно она похлопала себя по плечу за вспомнившуюся цитату. Настоящий адмирал Бинг вроде бы слыл человеком нерешительным. Какой-то французский философ пошутил, что тот был расстрелян за отсутствие инициативы: «pour encourager les autres». Ну и кто сказал, что ей недостает интеллекта? Уж ее-то не обвинят в безынициативности, как несчастного адмирала Бинга.
Единственная выгода от работы в «Костях» (уж разумеется, не смехотворная зарплата!) – парковка, где Ианта каждое утро оставляла свой потрепанный «Жук». Впрочем, парковаться она так и не научилась. Барри будет в ярости, когда увидит вмятину на двери своего «Приуса», и, уж конечно, догадается, кто виноват, но если книга «выстрелит», то простит. Ианта считала себя хорошим водителем, просто еще не дошла до раздела «Задняя передача» в инструкции. Кто-то из флиртующих авторов объяснил, почему мужчины отлично паркуются: дескать, еще в раннем детстве выучились прицельно направлять струю в унитаз, а это как с велосипедом – раз освоил навык, уже не забудешь. Была в его теории доля истины или нет, но Ианта совершенно не умела ездить задом, сей недостаток воспринимался ею как позорное пятно на доспехах.
К слову, именно они занимали сейчас ее мысли: в опрятном кожаном портфельчике лежали гранки рукописи, до краев наполненной латами и мечами, с непроизносимыми названиями вроде «Пендрагон» и «Тинтагель», которыми размахивали рыцари-храмовники «в сияющих доспехах».
О черт! Ианта вдруг вспомнила, как остро нуждалась в рыцаре на встрече с этим противным Фитцем, автором книги, в которую она столько вложила. А может, и не автором. Он заявлял, что якобы нашел рукопись в погребе под плитой, и в интересах публикации было крайне важно сохранить именно эту версию. Нашел ли он ее в самом деле? Вряд ли… Хотя всякое бывает. Может, он передвигал бочку своего знаменитого пива или хоронил собаку – взял да и споткнулся о камень. Впрочем, какая разница?