И все же надо рассказать ему о сокровищах – ведь они договорились делиться информацией. Кстати, Фитц в последний вечер упоминал о «золоте, нажитом нечестным путем», которое «можно найти и поближе к дому»… А если он имел в виду сокровища Ордена? Тогда все сходится.
Золото.
Груда старинного золота многовековой давности – это будет получше лотереи. Какие там у нас законы по поводу найденных кладов? Вроде правительство никак не ограничивает… А что, было бы неплохо. Она бы даже простила Адмирала за неоплаченный месяц работы. В рукописи сказано, что собранного золота хватило бы на финансирование и вооружение целой армии в Палестине. Если бы Гилберт Фитцсаймон его не украл, то эти деньги повлияли бы на исход войны; значит, там достаточно, чтобы решить ее финансовые неурядицы на всю оставшуюся жизнь.
– Эй, милашка, налей нам по второй! – попросил неожиданно возникший у стойки бородатый журналист.
От испуга Эми рефлекторно дернула рукой, протиравшей бокал. С громким хрустом обломилась ножка, и острые края вонзились ей в запястье. Какое-то время она тупо смотрела на собственную руку, затем вытащила стекло, и из раны хлынула кровь.
Второй журналист позеленел и поспешно выбежал из комнаты. Лицо бородатого сморщилось в сочувственную гримасу.
– Ай-яй-яй, малыш! Давай отвезу тебя в больницу? У вас тут есть поблизости травмпункт?
Эми проглотила рвущуюся наружу реплику: не было смысла возражать, что она ему никакой не «малыш» – нужно идти промывать рану. Порез приличный, но не слишком глубокий – швы не понадобятся, хватит обычного пластыря.
Эми собрала осколки и выбросила в мусорное ведро.
– Сейчас вернусь. – Она вышла в туалет, промыла рану и, налепив сверху бумажную салфетку, отправилась на Мостик за аптечкой. Пластыри были и на кухне, но ей не хотелось объяснять Мериэл, что произошло. Та только и дожидается подходящего случая и будет счастлива разнести по деревне сплетню о пугливой барменше.
На двери еще висела табличка «Не входить – идет расследование!», но изнутри не доносилось ни звука. Впрочем, вряд ли кто-то стал бы возражать против оказания первой помощи. Эми подергала ручку. Та легко открылась, и она вошла. Несмотря на присутствие компьютеров и прочих полицейских штучек, в комнате никого не было.
Ей уже доводилось бывать на Мостике после смерти Адмирала, но пустота и холод ощущались до сих пор. Он был таким энергичным, полным жизни – особенно в последнюю ночь… Эми почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Ну что за проклятая сентиментальность!
Так, где у него пластыри?
Бумаги, валяющиеся на столе, могли бы погрести под собой дюжину коробок, но Эми сразу полезла в ящики. Только в четвертом удалось найти искомое. Достав пластырь, она сорвала бумажную упаковку и наложила его на рану; кровь уже почти загустела.
Похоже, в этом ящике Фитц хранил свои медикаменты: тут была куча бутылочек с этикеткой местной аптеки, но названия лекарств почему-то зачеркнуты ручкой, и все бутылки пустые.
Странно…
Фитц частенько просил ее забрать лекарства из аптеки, но что именно ему прописали, она не знала – ей передавали запечатанный пакет под роспись. Интересно, имеют ли они какое-то отношение к его смерти?
Впрочем, эта мысль надолго не задержалась: в ящике обнаружилась кое-что поинтереснее…
На клейком листочке, прикрепленном к тонкой папке, значилось имя «Гилберт Фитцсаймон». Эми вытащила папку, чувствуя, как по спине бегут мурашки, и заглянула внутрь: сверху лежал мятый листок газеты «Данвич кроникл» от 12 июня 1914-го. В глаза бросился абзац, обведенный карандашом:
«Без сомнения, сэр Гилберт Фитцсаймон был исключительным авантюристом и отъявленным негодяем. С решимостью, достойной лучшего применения, творил он свои богомерзкие деяния. Викарий церкви Святого Стефана в Данвиче обнаружил захватывающий манускрипт, рассказывающий о жизни этого ужасного мерзавца, и написал краткую монографию под названием…»
«Вопиющие преступления Фитцсаймона», – прочла вслух Эми на титульном листе пожелтевшей от времени брошюрки, что лежала в папке сразу за газетой. Страницы были скреплены двумя ржавыми скобками, оставившими на бумаге пятна; шрифт старинный и мелкий, но вполне отчетливый. – Так вот откуда ты взял сюжет, – выдохнула Эми. – Где же ты их откопал?
На внутренней стороне папки было что-то нацарапано.
«Нашел на чердаке «Адмирала». Похоже на средневековый документ. Позвонил в институт Суффолка – там никто не знает. Викарий убежден. Золото?»
Эми положила папку и уставилась в пространство.
В дверях неожиданно возникла Мериэл.
– Все нормально? Говорят, ты порезалась?
– Пустяки, небольшая царапина, – поспешно ответила Эми, сунула бумаги обратно в папку и встала, ощущая неловкость от того, что ее здесь застукали; подозрительный взгляд Мериэл лишь усугублял все дело. – Пойдем, мне нужно вернуться в бар.
Однако посетителей в баре не прибавилось. Оставались трое: двое журналистов и один местный, бывший рыбак. Последний сидел в углу, что-то бормоча над пивом, а двое молодых журналистов, судя по всему, прилично набрались и заливисто гоготали над собственными шутками. Наконец, все трое доковыляли до двери, и Эми с облегчением закрыла бар.
Достав наличные из кассы, Эми посчитала выручку, в который раз мысленно порадовавшись, что уговорила Фитца заменить древнее устройство на электронный аппарат. Сунув деньги в красный банковский мешочек, она поднялась на Мостик и положила его в сейф. Папка по-прежнему лежала на столе. Оглянувшись, Эми проворно схватила ее, скрутила в трубочку и вышла из комнаты. Проходя по коридору, она засунула ее в рукав куртки и крикнула Мериэл, чтоб та заперла двери.
Вернувшись домой, Эми достала папку и прочла монографию столетней давности, написанную викарием как раз перед началом Первой мировой. В ней рассказывалось о храмовнике, известном своей жестокостью и жаждой наживы. Как и многих рыцарей того периода, Фитцсаймона угнетало превосходство тех, кто, по его мнению, должен был перед ним преклоняться; в результате он выбрал путь убийцы и преступника.
И все же было в этой истории нечто странное… После ограбления тамплиеров в Данвиче Фитцсаймон не успокоился и продолжил грабить и убивать направо и налево, отнимая деньги у богатых и бедных. Чего ему не хватало? Мог бы спокойно повесить меч на гвоздик и уйти в отставку…
Ответ нашелся далее по тексту. Оказывается, Фитцсаймону так и не довелось воспользоваться награбленным: единственный оставшихся в живых сообщник сдал его властям, и вскоре замок был захвачен и сожжен. Рыцарю удалось спастись, однако золото он взять с собой, конечно, не успел; в обгоревших руинах так ничего и не нашли.
Ходили слухи о подземной камере, в которой хранилось сокровище; другие считали, что золото спрятано в разветвленной системе пещер неподалеку. Поговаривали даже, будто бы дьявол вернулся забрать причитающееся, и с тех пор Гилберт не имел ни минуты покоя.
Эми сложила бумаги в папку. Что ж, может, это все и правда. С другой стороны, он мог вернуться позже, забрать добычу и сбежать. Она где-то читала, что тамплиеры открыли Америку; может, Фитцсаймон погрузил добычу на корабль и перевез туда!
Нет, от этой истории толку мало. Золото, храмовники, убийцы… Еще менее правдоподобно, чем «Код да Винчи», да и написано хуже (если такое возможно). Однако оставался неразрешенным вопрос: кому все это выгодно? Ианта считает рукопись серьезным произведением; наверное, рассчитывает заработать на кусок хлеба. С другой стороны, за такое издевательство над родным языком недолго и работу потерять… Неужели она действительно верит, что где-то здесь спрятано золото? Адмирал вполне мог ее накрутить – он обожал дразнить людей, которые слишком высоко о себе мнили. А может, он взвинтил ее каким-то другим способом?
Интересно, почему она так ухватилась за того политика? Едва речь зашла о смерти Фитца, Ианта готова была говорить о ком угодно, только не о себе…
Глава 14
Вилли Сэйерсу очень хотелось послать молодого наглеца куда подальше, но жизненный опыт подсказывал, что с прессой лучше не ссориться без нужды – эти беспринципные скоты тут же превращаются в алчных гарпий, готовых сожрать живьем.
Он передвинул трубку к здоровому уху.
– Не совсем понимаю, зачем я вам нужен. Да, Крэбуэлл входит в мой избирательный округ, но я там редко бываю – тем более в пабе.
– В связи с трагическими событиями нам не удалось взять полноценное интервью у мистера Фитцсиммонса, поэтому мы обращаемся к близким друзьям с просьбой дополнить его портрет.
– А с чего вы взяли, что мы дружили?
– Я вас узнал на фотографии, когда заходил к нему в кабинет, – вдохновенно врал Бен, – ну и спросил. А он говорит: «Что вы, мой мальчик, лучшие друзья! Еще со школы!»
Сэйерс был одновременно польщен и обеспокоен. Он не мог припомнить ни одной общей фотографии ни в «Адмирале Бинге», ни где-либо еще. Конечно, Фитц всегда был лицемером, но не настолько же! Он смущенно хмыкнул и попытался увести разговор в сторону.
– Вот уж не ожидал, что телеведущий узнает скромного члена парламента.
– Вас очень хорошо знают в округе, мистер Сэйерс; к тому же я проделал домашнюю работу.
И зачем он столько выпил вчера на вечеринке! Никак не сосредоточиться…
– Логично. Вы – молодец. Но ведь ваш фильм посвящен английским пабам – при чем здесь я? – Тут Сэйерс вспомнил, что его партию и без того обвиняют в недосягаемости. – Поймите меня правильно, я тоже люблю ходить в пабы, но разве это гуманно – выпускать фильм теперь, когда бедного Фитца нет в живых? Может, найти другую тему?
– Я вполне понимаю ваши чувства, – пропел Бен самым раболепным тоном, – однако мы просто обязаны закончить работу в память о мистере Фитцсиммонсе, ведь он так этого хотел! Он сам говорил, что сельская социальная жизнь во многом зависит от пабов, и угасание «Адмирала Бинга» из-за действий правительства, безразличного к нуждам народа, будет иметь самые катастрофические последствия.