«Брагин, чёртов идиот и растяпа», — подумал Валериан. Вероятно, Ефимов и его люди уже установили контроль над кораблём до того, как кавторанг успел предпринять какие-либо меры.
Суровцев повернулся к огромной тактической карте, занимавшей центр мостика. Строгий боевой порядок эскадры Хромцовой рассыпался. Корабли перемещались хаотично, некоторые стремительно меняли позиции, другие, казалось, дрейфовали без чёткого курса. Компьютерная система пыталась анализировать происходящее, присваивая каждому кораблю условный цветовой код — пока преимущественно серый, обозначавший неопределённый статус.
— Передайте на все корабли нашей эскадры: боевая готовность, — приказал Валериан Николаевич. — И подготовьте открытый канал связи для обращения ко всем.
Через несколько секунд связист доложил о готовности.
— Говорит контр-адмирал Суровцев, — начал он твёрдым, уверенным голосом. — То, что вы только что видели — измена. Вице-адмирал Хромцова нарушила присягу и подняла мятеж против законной власти Российской Империи. Я приказываю всем верным присяге офицерам и космоморякам сохранять спокойствие и выполнять приказы своих командиров. Все корабли, сохранившие верность первому министру, немедленно перестраиваются для защиты от возможной атаки мятежников.
Он сделал паузу, чувствуя, что должен добавить что-то ещё, что-то, что перевесит эмоциональные призывы Романовых.
— Помните: только единство Империи под руководством Сената и первого министра может обеспечить стабильность и порядок. Не позволяйте эмоциям и манипуляциям сбить вас с пути долга!
Эфир немедленно взорвался голосами — командиры кораблей вступали в перепалку, офицеры связи пытались пробиться сквозь шум и помехи, кто-то выкрикивал обвинения, кто-то требовал ясных инструкций.
— Кавторанг Коротченко вызывает «Новороссийск», — раздался в динамиках чёткий, командный голос. — Господин контр-адмирал, «Красный Кавказ» полностью под контролем верных нам сил. Экипаж подтверждает лояльность первому министру. Ждём ваших распоряжений.
— Тяжёлый крейсер «Нарва» вызывает контр-адмирала Суровцева, — вступил другой голос, более напряжённый. — Командир убит во время мятежа. Я, капитан второго ранга Зубов, принял командование. Корабль под контролем сторонников первого министра. Есть раненые, требуется медицинская помощь.
Одно за другим приходили сообщения с кораблей. Суровцев внимательно следил за тактической картой, где система автоматически отмечала лояльные Граусу корабли зеленым, а перешедшие на сторону императора — красным. Некоторые всё ещё оставались серыми — их статус был неясен.
— Итоговая сводка? — спросил Валериан, когда первая волна докладов схлынула.
— По предварительным данным, — ответил Смирнов, анализируя информацию, — тринадцать кораблей, похоже,, перешли на сторону Хромцовой, включая её «Палладу». Восемнадцать остаются лояльными первому министру. Пять имеют неопределённый статус — там либо продолжается борьба, либо командование не приняло решения.
— Плюс наши восемь крейсеров, не учитывая получивших повреждения в бою еще четырех, — Суровцев подсчитал соотношение сил, — это даёт нам двадцать шесть полностью готовых против тринадцати. Почти двукратное преимущество.
— Но у них «Паллада», — заметил Смирнов с беспокойством в голосе. — Линкор этого класса по огневой мощи равен трём-четырём крейсерам нашей эскадры. И не забывайте про «Афину» и «2525». Они хоть и повреждены, но всё ещё могут быть опасны.
— Значит, реальное соотношение — пятнадцать против двадцати шести, — подсчитал Валериан. — Всё равно преимущество на нашей стороне.
Контр-адмирал обвёл взглядом мостик. Офицеры работали с предельной концентрацией, но в их движениях читалось напряжение. Одно дело — сражаться с внешним врагом, и совсем другое — столкнуться с расколом внутри собственных сил…
Ситуация менялась с каждой минутой. Корабли обеих сторон маневрировали, занимая более выгодные позиции. Если начнётся открытый бой, победа наверняка будет за силами Грауса. Но это будет пиррова победа — гражданская война перейдёт на новый, ещё более кровавый уровень.
— Все корабли, верные первому министру, — снова обратился Суровцев по общему каналу, — занять позиции с сгруппироваться…
Валериан взглянул на тактическую карту, где точки кораблей неуверенно перестраивались, будто сами не знали, какую позицию занять. Ситуация балансировала на лезвии ножа…
На мостике «Паллады» Агриппина Ивановна Хромцова стояла перед такой же огромной тактической картой, где голографические проекции кораблей обеих сторон светились красным и зелёным. Её лицо, обычно бесстрастное, теперь выражало еле сдерживаемое разочарование.
— Тринадцать, — произнесла она вполголоса. — Всего тринадцать из тридцати шести.
— Есть ещё серые вымпелы, госпожа вице-адмирал, — осторожно заметил лейтенант Орлов. — Они всё ещё не определились, но капитаны склоняются к поддержке императора.
— В лучшем случает шестнадцать против почти тридцати, если считать крейсера Суровцева, — вице-адмирал покачала головой. — Всё равно слишком мало.
Прошло время и к сожалению для Агриппины Ивановны остальные «серые» вымпелы перекрасились в красных цвет противника. На наших картах зелеными обозначались наши корабли, красными — лояльные первому министру…
— Итоговый доклад по кораблям, — распорядилась она, выпрямляясь. — Кто подтвердил переход на сторону императора?
— Тринадцать вымпелов, включая «Палладу», госпожа вице-адмирал, — отрапортовал офицер связи, молодой лейтенант с залегшими под глазами тенями. — Плюс «Афина» и «2525», хотя они серьёзно повреждены и не смогут выдержать полноценный бой. Остальные по-прежнему в лагере противника…
Агриппина Ивановна нахмурилась. Расклад был хуже, чем она ожидала. План строился на предположении, что минимум двадцать кораблей перейдут на их сторону.
Впрочем, удивляться было нечему. За время правления Грауса многие офицеры сделали карьеру благодаря личной преданности первому министру. А кто-то просто боялся идти против системы, справедливо опасаясь репрессий в случае поражения. Странное чувство овладело Агриппиной Ивановной — смесь облегчения и тревоги. С одной стороны, она наконец сделала то, что считала своим долгом. С другой — понимала, что шансы на успех таяли с каждой минутой.
— Мне срочно нужна связь с «Афиной», — распорядилась она. — Личный канал с контр-адмиралом Васильковым.
Через несколько секунд на главном экране мостика появилось моё лицо — усталое, но с живым блеском в глазах.
— Александр Иванович, передаю вам данные, — сказала вице-адмирал без предисловий, активируя дополнительный канал передачи данных. — Как видите, ситуация развивается не совсем так, как мы ожидали.
— Вижу, наша операция вступила в активную фазу, Агриппина Ивановна, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие в голосе.
— И, боюсь, не слишком успешно, — ответила вице-адмирал, и в её обычно бесстрастном голосе проскользнули нотки разочарования. — Тринадцать кораблей, Александр Иванович. Всего тринадцать из тридцати шести.
— Плюс «Афина» и «2525», — напомнил я, хотя прекрасно понимал, что наши корабли после обстрела Суровцева были боеспособны лишь номинально. — Пятнадцать против… сколько там у Суровцева?
— Тридцати с лишним, — Хромцова не скрывала горечи.
На мгновение мы оба замолчали, анализируя ситуацию. Я мысленно перебирал возможные тактические варианты, и судя по сосредоточенному выражению лица Агриппины Ивановны, она делала то же самое.
— В одном нам повезло, — наконец произнесла вице-адмирал, и её глаза блеснули стальным огнём, который всегда появлялся у неё перед решительными действиями. — Благодаря заблаговременной перегруппировке все наши корабли сейчас находятся в выгодной позиции. Суровцев далеко, а его союзники рассредоточены. Если мы ударим немедленно, сконцентрировав огонь на ключевых целях, у нас есть шанс на успех.
Хромцова увеличила часть тактической карты, показывая скопление «золотых» крейсеров вдалеке и хаотичную россыпь остальных вымпелов прежней эскадры Хромцовой.
— Смотрите, они только начинают перестраиваться. Если мы атакуем сейчас, то сможем нейтрализовать как минимум треть их сил в первые минуты боя. Это выровняет шансы.
Я внимательно изучил предложенный план. В нём была определённая логика — внезапная, сконцентрированная атака могла дать нам временное преимущество. Но я видел и серьёзные риски, которые, похоже, Хромцова недооценивала.
— План неплох, Агриппина Ивановна, — ответил я, тщательно подбирая слова. Спорить с вице-адмиралом в такой момент было рискованно, но и соглашаться с потенциально самоубийственной стратегией я не мог. — Но вы упускаете один важный момент. Корабли Суровцева стоят компактной группой. Это означает, что они могут мгновенно организовать коллективную контратаку.
Я передвинул курсор на карте, показывая возможную траекторию атаки и последующего контрудара.
— Смотрите сами. Мы атакуем ваших бывших товарищей, разбросанных по периметру вокруг «Афины». Допустим, выводим из строя пять-шесть из них. Но в этот момент крейсера Суровцева получат приказ атаковать наш «фланг» или «тыл», пока мы будем заняты добиванием вашей бывшей эскадры. И нам придётся либо разделять силы, либо подставлять уязвимые точки под удар.
Я увидел, как Хромцова слегка нахмурилась, обдумывая мои слова. Это был хороший знак — несмотря на свой боевой азарт, она всегда умела слушать и анализировать чужие аргументы.
— У нас не так много вариантов, Александр Иванович, — заметила она после короткой паузы. — Если мы не будем действовать решительно, Суровцев просто дождётся, пока все силы Грауса перегруппируются, а затем раздавит нас численным превосходством.
— Я понимаю вашу логику, — кивнул я. — Но повторюсь, что даже при самом благоприятном развитии событий мы сможем нейтрализовать максимум пять-шесть вымпелов в первой атаке. И это в лучшем случае. Затем, противник перехватит инициативу, и нас просто раздавят.