— Простите, но я действительно не помню, — признался я. — В училище было много людей.
— Ничего удивительного, — Настасья Николаевна пожала плечами. — Вы и ваши друзья были легендой училища. Васильков и компания — самые дерзкие нарушители дисциплины, которые при этом умудрялись быть лучшими в своём выпуске. Ректор Сошальский постоянно держал вас на карандаше.
Я ухмыльнулся, вспоминая старого ректора, безустанно картавившего свою знаменитую фразу о том, что «дисциплина — это душа офицера, а порядок — его плоть».
— А вы, получается, были примерной курсанткой? — спросил я.
— Скорее наблюдателем, — она улыбнулась шире. — Я тайно восхищалась вашими выходками. Особенно запомнилась история с перепрограммированием ВИ главного корпуса, когда он начал говорить цитатами из древних космооперных сериалов.
Я рассмеялся, вспоминая этот эпизод. Нам с Быковым тогда здорово влетело, но оно того стоило. Две недели весь училищный комплекс оповещал о расписании фразами из «Звёздного пути» и «Вавилона-5».
— Да, весёлое было время, — согласился я, чувствуя странную смесь ностальгии и сожаления, что не запомнил тогда эту яркую курсантку. — Жаль, что я вас не помню.
— Совершенно не о чем жалеть, — Настасья Николаевна отмахнулась. — Я тогда была совсем другой — застенчивой, неприметной. А я до сих пор помню ваши проделки. И удивлялась, как вы всегда выходили сухими из воды.
— Секрет был прост, — я понизил голос, словно выдавая тайну. — Никогда не отрицать очевидное, если попался, но всегда иметь сообщника в техотделе училища.
Зимина рассмеялась снова, и я поймал себя на мысли, что звук её смеха мне очень приятен. Было что-то притягательное в этой женщине, которая сочетала в себе командирскую выправку, тактический гений и искренний смех курсантки.
Наш разговор был прерван повышенными голосами со стороны тактического стола. Я обернулся и увидел, что Агриппина Ивановна, Пегов и Гревс стоят в напряжённых позах, явно обмениваясь не самыми дружелюбными репликами.
— А вот и начинается, — тихо сказала Зимина. — Я знала, что это лишь вопрос времени.
Мы подошли ближе, и я услышал голос Пегова, который звучал непривычно резко для такого сдержанного человека:
— … пятнадцать кораблей и почти три тысячи человек экипажа. И это только в моей дивизии. А сколько потерял Гревс? Сколько потеряла Настасья Николаевна, вы помните?
— Я выполняла приказ первого министра, — голос Агриппины Ивановны звучал твёрдо. — Карл Карлович тайно завладел кодами доступа к файлу с завещанием императора. По всем законам Империи он являлся мятежником, и его требовалось остановить.
— Завещание, которое, как оказалось, никому сейчас не нужно! — вмешался Гревс, его лицо побагровело от гнева. — Граус манипулировал всеми нами!
— Об этом мне не было известно на тот момент, — парировала Хромцова. — Я получила приказ от законного главы правительства, который в то время ещё не имел в глазах большинства статуса узурпатора и был главнокомандующим сил Коалиции.
Я решил вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля.
— Господа адмиралы, — начал я примирительным тоном, — думаю, всем нам ясно, что первый министр…
— Вы не понимаете, контр-адмирал, — Гревс резко повернулся ко мне. — Речь идёт не просто о выполнении приказа. Речь идёт о подлом ударе в спину. Мы были заняты боем с тихоокеанцами, когда эскадра Хромцовой ударила нам в тыл. Никакого предупреждения, никаких переговоров. Просто… бойня.
Я бросил взгляд на Настасью, которая стояла рядом, её лицо превратилось в бесстрастную маску, но глаза горели.
— У меня был приказ, — настаивала Агриппина Ивановна. — На войне…
— Это не была война! — вспылил Пегов. — Это была внутренняя операция против своих же! Против тех, с кем вы служили плечом к плечу и сражались с внешним врагом долгие годы! Не надо изворачиваться и лгать!
Я видел, как Хромцова напряглась. В её глазах промелькнула боль — и тут же скрылась за стальной решимостью. Я знал этот взгляд. Она была готова защищать свои действия до конца, даже если в глубине души понимала их моральную неоднозначность.
— Вице-адмирал Хромцова лжет не только вам, господа, — внезапно вмешалась Зимина, и её голос, обычно мелодичный, теперь звучал как лезвие клинка. — Она солгала и мне. Когда я прибыла на «Палладу» для переговоров, она не сказала мне, что Карл Карлович уже мёртв. Она обманом выманила у меня код доступа к файлу завещания, и только потом сообщила о гибели командующего. Только потом передала мне его тело.
Я посмотрел на Агриппину Ивановну. Это звучало… некрасиво, если правда. Но война редко бывает красивой, особенно гражданская война.
— У меня был чёткий приказ от Грауса добыть завещание любой ценой, — жёстко ответила Хромцова. — Я следовала приказу. Как следовали бы и вы, контр-адмирал Зимина, будь вы на моём месте.
— Я никогда не обманула бы офицера, прибывшего на переговоры под флагом перемирия, — отчеканила Настасья.
— Посмотрим, что вы скажете, когда вам придётся выбирать между верностью приказу и личной этикой, — парировала Хромцова. — Война не оставляет места для чистоплюйства.
— Этика офицера — это не чистоплюйство, — вмешался Гревс. — Это основа всего, чем мы являемся. Без неё мы просто наёмники с оружием посерьёзнее.
Я снова попытался разрядить ситуацию:
— Адмиралы, прошу вас. Не забывайте, мы все сейчас на одной стороне. Прошлое должно…
— Прошлое должно получить справедливую оценку, — жёстко заявил Пегов. — Иначе оно имеет свойство повторяться.
Обстановка явно накалялась. Я бросил взгляд на Таисию, которая стояла чуть в стороне, внимательно наблюдая за происходящим. Она перехватила мой взгляд и слегка нахмурилась. Только тогда я понял, что она, кажется, уже некоторое время наблюдает не столько за спором, сколько за мной… и за Настасьей.
Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Хромцова, теряя терпение, повысила голос:
— Если вы хотите говорить о справедливости, давайте вспомним, как Балтийский космический флот повел себя в начале Гражданской войны…
— Не смейте намекать на предательство, вице-адмирал! — Пегов сделал шаг к Хромцовой. — Юзефович изначально действовал самостоятельно…
Я встал между ними, пытаясь физически разделить конфликтующие стороны.
— Господа, прошу вас, — мой голос звучал твёрдо, но я чувствовал, что они уже не слышат. — Думайте о будущем Империи.
— О будущем Империи думали и те, кто погиб от её рук, — Гревс указал на Хромцову.
Агриппина Ивановна дёрнулась, словно от удара, и её рука молниеносно метнулась к поясу. Я едва успел заметить движение, как она уже выхватила и активировала эфес своей офицерской сабли. Голубое плазменное лезвие вспыхнуло в воздухе.
В то же мгновение Пегов и Гревс тоже обнажили оружие.
Я оказался в центре этого противостояния, безоружный, но всё ещё пытающийся урезонить разъярённых адмиралов.
— Опустите оружие, немедленно! — попытался я приказать, но в шуме и гаме мой голос просто потонул.
— Ты ответишь за гибель наших товарищей, — процедил сквозь зубы Гревс.
— Неужели ты думаешь, что можешь тягаться со мной в фехтовании, Арсений? — холодно ответила Агриппина Ивановна. — Кто первый, господа? Или может все сразу⁈
— Почему нет? Для предателей можем сделать и исключение, — бросил Пегов.
Зимина тоже достала эфес сабли, но пока держала её деактивированной. Она отвела меня за плечо в сторону.
— Не вмешивайтесь, Александр Иванович, — тихо сказала она. — Это дело чести.
— Это дело глупости, — возразил я. — Мы не можем позволить себе терять адмиралов в дуэлях, когда на кону судьба императора.
Я повернулся к Таисии, надеясь на её поддержку, но она, казалось, колебалась, наблюдая за ситуацией с нечитаемым выражением лица.
Внезапно Хромцова сделала выпад в сторону Пегова — не серьёзный удар, скорее демонстрация намерений. Пегов парировал движением такой силы, что искры плазмы брызнули в стороны. В тот же момент Гревс зашёл сбоку, готовясь к атаке.
— Довольно!
Голос княжны-регента прогремел по аудиенц-залу с такой силой, что все замерли. Я никогда раньше не слышал, чтобы Тася повышала голос до такой степени. Она стояла, выпрямившись во весь рост, и в этот момент удивительно напоминала своего величественного отца — покойного императора Константина.
— Деактивировать оружие. Немедленно, — её тон не допускал возражений. — Это приказ!
На несколько секунд повисла напряжённая тишина. Затем, один за другим, адмиралы деактивировали сабли. Плазменные лезвия исчезли с характерным звуком и шипением, оставив после себя лишь запах ионизированного воздуха.
Таисия прошла в центр круга, её глаза метали молнии.
— Это что такое? — её голос был тих, но полон ледяной ярости. — Высшие офицеры Имперского Космофлота готовы перерезать друг другу глотки? Пока узурпатор сидит на троне в столице?
Никто не осмелился ответить. Даже Хромцова, обычно имевшая ответ на всё, молча смотрела в пол.
— Вице-адмирал Хромцова, — продолжила Таисия, обращаясь к Агриппине Ивановне. — Вы действовали по приказу, который считали законным. Верность приказу — качество похвальное, но не тогда, когда оно перевешивает верность Империи и истинному императору. Вы совершили ошибку, приняв сторону Грауса, но нашли в себе силы исправить её, когда поняли правду. Это говорит о вашей чести больше, чем любые слова оправдания.
Хромцова подняла взгляд, в её глазах промелькнуло что-то похожее на благодарность.
— Адмиралы Пегов и Гревс, — Таисия повернулась к балтийцам. — Ваша боль и гнев понятны. Вы потеряли товарищей, вы потеряли командующего. Но гнев — плохой советчик, особенно сейчас, когда нам нужно единство. Вице-адмирал Хромцова пришла с нами добровольно, рискуя всем. Она привела свою эскадру, чтобы защищать законного императора. Разве это не говорит о её истинной верности Империи?
Пегов и Гревс обменялись взглядами. Их лица оставались напряжёнными, но в глазах появилось сомнение.