— Он что заговорённый?! — воскликнул Самсонов, покусывая свой длинный ус, и с тревогой продолжая следить за разворачивающейся у всех на глазах, трагедией. — Когда-то ведь этого треклятого турка должны превратить в космический мусор наши ребята! Что происходит, не понимаю…
— Ни одного серьёзного повреждения защитного поля у османского флагмана не замечено, — отрицательно покачал головой дежурный офицер. — Наши истребители просто не могут до него добраться, заградительный огонь зенитных пушек и идущие рядом палубники не дают к нему подойти…
По мере продвижения «Кадира», всё новые и новые русские эскадрильи пытались встать у него на траектории, все без шансов. И вот дело дошло до очередной из них.
Этой эскадрильей оказались палубники с «Одинокого»… Они жёстко сцепились со «спаги» линкора, пытаясь пробиться сквозь них и приблизиться непосредственно к «Абдул Кадиру». «Соколы Белло» в отличие от остальных наших групп не собирались отступать…
Это кстати было единственным моим оправданием, когда я уже после сражения, на военной комиссии, собранной по этому поводу, пытался объяснить логику своих действий. Я лучше, чем кто-либо другой знал, что Наэма, в сложившейся для всей нашей истребительной авиации критической ситуации, не отвернёт в сторону и будет сражаться до конца, чтобы попытаться остановить османский линкор. Я видел и понимал, что жизни моим пилотам при таком раскладе осталось буквально несколько минут, и поэтому сорвал с места «Одинокий» и ринулся наперерез курсу «Абдул Кадира». А что, ему можно, а мне нет?!
Нарушив приказ: «Всем оставаться на прежних позициях», я начал сближение с османским линкором. Понимая, что «Одинокому» недолго осталось, я решил, главная задача моя состоит в том, чтобы любым способом остановить эту машину смерти — «Абдул Кадир», даже ценой гибели собственного корабля. В гибели я не сомневался, так как количество османских истребителей, устремившихся в мою сторону, не давало ни единого шанса выбраться живым из переделки. Ну что ж, размен крейсера на легендарный линкор, это хорошая цена.
Однако ваш покорный слуга рано прощался с жизнью, ибо российские истребительные эскадрильи в свою очередь встали грудью на защиту «Одинокого», не подпуская вражеские машины к крейсеру. Наши пилоты видели, что мой корабль — единственный из всего Черноморского флота, кто бросился им на помощь. И пусть я преследовал лишь «шкурные» интересы, и прежде всего, спасал собственных палубников, в глазах всех остальных пилотов «Одинокий» совершил героический поступок. Видя это, наши лётчики с неимоверной яростью набросились на вражеские эскадрильи, собственными жизнями расчищая мне дорогу к «Абдул Кадиру». Ни один из османских «спаги» так и не сумел приблизиться тогда к моему крейсеру. Более того вокруг «Одинокого» образовалось облако из двух сотен МиГов, которые в виде эскорта набросились на находящиеся рядом с османским линкором, машины врага.
«Абдул Кадир» сосредоточил огонь на приближающемся крейсере и без сомнения через какое-то время расправился бы с ним, слишком неравными были характеристики наших кораблей, однако сделать он этого не успел. Помните эпизод, когда капитан «Хамидие» пытался взять меня на абордаж, осознавая, что не выдержит артиллерийской дуэли с «Одиноким». Такой приём новизной не отличался, ибо именно резкое сближение и абордажная атака были единственным выходом в данной ситуации, если конечно не считать ещё одного варианта — бегства из сектора боя. Так вот, поступил я в том бою точно так же, как и капитан «Хамидие», за исключение последнего пункта.
Отворачивать в сторону я тогда не стал, а направил «Одинокий» прямо на османский линкор. Мощности защитных полей моего корабля хватило, чтобы без повреждений приблизиться к «Абдул Кадиру». Его командир был занят разборками, с окружившими его русскими эскадрильями, и вовремя не сосредоточил огонь по моему крейсеру. Если бы мы сходились с более дальней дистанции, у вашего покорного слуги не было бы шанса, но случилось так как случилось, и я не стал упускать возможность.
Отдав приказ по всем отсекам: «Приготовиться к абордажу», я надел бронескафандр, уже в уме рассчитывая, хватит ли численности моего экипажа для захвата этой громадины «Абдул Кадира». Но подсчёты в итоге не понадобились…
Потому как вслед за «Одиноким», видя, что тот самоотверженно пытается защитить русские истребительные эскадрильи, так же нарушая приказ, командиры остальных наших кораблей пошли на сближение с роем. Не думаю, что Явуз сильно испугался моего приближающегося крейсера — в рукопашной османы были не последними воинами, да и численность штурмовых команд его янычар позволяла адмиралу-паше не беспокоиться за собственную жизнь. Но вот начавшаяся общая атака русских кораблей становилась смертельно опасной для его линкора. Такого массированного удара «Абдул Кадир» точно бы не выдержал, поэтому, как не чертыхался при этом адмирал Явуз, ему пришлось отдать приказ на отступление.
Это произошло на глазах всего османского флота, экипажи кораблей которого, так же как и наши, внимательно следили за тем, чем закончится первый этап сражения. И вот что они видят. Их легендарный флагман не получив ещё ни одного сколько-либо серьёзного повреждения, попросту убегает из сектора боя, не дождавшись даже подхода остальных русских кораблей. Убегает по сути от обычного крейсера, по крайней мере так смотрелось на проекции тактических карт.
Как бы потом, уже после завершения кампании, военные комиссии Османской Империи не выносили заключений об абсолютной правильности действий адмирал-паши Явуза, тень позора легла на седую голову этого флотоводца и на весь экипаж линкора. Явуз в итоге вынужден был подать в отставку, а с борта «Кадира» была снята электронная надпись «Гази» — непобедимый…
Так невесело для «Абдул Кадира» закончилась первая наша с ним встреча. Именно поэтому и играли сейчас желваки у нового командира данного линкора, когда он увидел на мониторе эти до боли знакомые названия: «Одинокий» и «Соколы Белло»…
Да, что касается моих палубников в том сражении… Соколы хоть и потеряли несколько машин, но в общем-то отделались малой кровью, если учесть в какой мясорубке они побывали. Более того, Наэма со своими архаровцами не успокоилась и добивала без жалости разлетающиеся османские эскадрильи, после того как «Абдул Кадир» отступил и оставил тех без прикрытия. Кстати, именно в том эпизоде хорошенько поссорились наши отважные дамы: Белло и Дибич, последняя в качестве командира сводной эскадрильи так же непосредственно участвовала в упомянутом истребительном бою. Что там между ними произошло конкретно, я не разбирался, наверное, как всегда славу не поделили… Бог их разберёт, этих пилотов…
Глава 21
— Коч, выводи корабль из группы и помоги «Хамидие», — Каракурт связался с капитаном тяжёлого крейсера «Гёке», шедшего рядом с «Абдул Кадиром». — Ты уже сам видишь название русского крейсера… Одновременно выпускай эскадрилью на перехват транспортов, чтобы они не успели прыгнуть в «Тавриду»…
— Вижу, кто это… Понял вас, выполняю, — без лишних эмоций и вопросов отреагировал капудан-паша Коч, хотя сейчас этот человек испытывал бурю эмоций, не меньших, чем сам ЯманКаракурт.
Для Коча воспоминания от встречи с «Одиноким» были такими же неприятными, как и для экипажа «Абдул Кадира». Если линкор Каракурта просто лишился звания «Гази» в том страшном сражении прошлой войны, то «Гёке» чуть было вовсе не перестал существовать. И виной этому явился всё тот же «Одинокий»…
Капитан османского крейсера, желая расквитаться со своим старым обидчиком, развернул свой корабль и устремился на помощь держащемуся из последних сил «Хамидие». В свою очередь Яман Каракурт начал нервно грызть ногти, в бессилии наблюдая, как этот русский вгрызается плазмой своих орудий в броню лёгкого османского крейсера.
Каракурт сейчас ни чем не мог ему помочь, как бы этого не хотел. Как не сладка была месть «Одинокому», капудан-паша понимал, что главной задачей является вывод из строя батарей «Измаила» и его захват. Покинув строй в погоне за «Одиноким» Яман рисковал сорвать наступление на русскую крепость. Его линкор был по сути единственным, чьи орудия могли разрушить броневую обшивку вокруг батарей фортов и башни главного калибра «Измаила». Такой возможностью так же обладали и два линкора из дивизии Корделли, но американцы до сих пор не могли пробить сильное защитное поле крепости и толкались на месте. А вот группе, которую вёл Каракурт, похоже, удалось на своём углу атаки прорвать оборону противника. Форт, против которого вёл огонь капудан-паша, практически был разрушен и доживал последние минуты. Сейчас главное дожать врага, идти на сближение с крепостью и при помощи истребителей атаковать оставшиеся ретрансляторы её защитных полей…
Вот поэтому Яман, скрепя сердце, заставил себя не развернуться к «Одинокому», а лишь послать в направлении того эскадрилью истребителей. Капудан-паша даже себя похвалил за то, что сумел совладать с эмоциями в такой ситуации…
— Пусть твои «спаги» свяжут боем русские МиГи, — Каракурт продолжал диалог с командиром «Гёке», — в это время мои палубники возьмут под контроль кольцо перехода и не позволять транспортам покинуть звёздную систему… Попробуй сдержать этот проклятый «Одинокий»… Я сейчас закончу с фортом, уничтожу поля крепости и затем помогу тебе…
— Помощи не понадобиться, — самоуверенно ответил Коч, — считайте, что русский корабль уже превратился в космический мусор…
— Конечно, удачи… — отозвался Яман и, выключив канал связи, невесело усмехнулся, — Смотри, что бы ты первым не превратился в этот самый мусор…
«Хамидие» оставалось существовать не более получаса. Османский крейсер полностью лишённый защитного поля принимал от меня порцию за порцией заряды плазмы, которая уже подбиралась к его внутренним отсекам. Мне даже не пришлось выпускать «соколов», так внезапен и разрушителен был удар орудий «Одинокого» в борт османа…