Фюрер повел себя великодушно. Он приказал Йодлю встретить «кремлевскую даму» самым любезным образом.
Канарис пересказал все это Клаусу и стал с нетерпением ждать дальнейшего развития событий. Однако пока суд да дело, немецкое наступление захлебнулось под Москвой, и мадам Коллонтай, получив обнадеживающие сведения с обеих сторон, решила все же выждать окончательной развязки.
После того как летом 1942 года провалилось очередное немецкое наступление, Кремль, Как ни странно, стал намекать, что готов пойти на переговоры. Об этом Клаус опять же узнал от своей партнерши по карточному столу мадам Коллонтай. Год назад отказавшаяся ехать в Германию, она теперь как бы невзначай обронила фразу, что даже после разгрома гитлеровских войск под Сталинградом советская сторона готова «пойти на компромисс с Германией, чтобы остановить эту кровопролитную войну».
Однако адмирал как-то странно реагировал на полученное известие. Похоже, Канарис не хотел идти ни на какие переговоры с советскими представителями. Незадолго до этого были разоблачены и осуждены члены подпольной коммунистической организации «Красная капелла». Подумать только, офицеры вермахта предали родину, презрели свой гражданский долг, шпионили в пользу Москвы!
Особенно его возмутило, что на «Красную капеллу» работал и один из офицеров абвера, обер-лейтенант Херберт Гольнов, занимавшийся в абвер-II заброской парашютистов в тыл врага. «Из-за их подлости, — кипел Канарис, — погибло сто тысяч немецких солдат!» Именно такие, жутко преувеличенные цифры сообщил он суду.
На самом деле жертвами агентов Москвы стали лишь 36 солдат, — члены диверсионного отряда, заброшенного в советский тыл. Их действительно выдал Гольнов, хотя, как показало расследование, и неумышленно. И вообще Роледер, занимавшийся расследованием деятельности «Красной капеллы», сообщил, что вся ее деятельность велась «смехотворно дилетантским образом» и не нанесла вермахту серьезного ущерба.
Итак, Канарис не пожелал принять участие в подписании мира с Советами и отдал инициативу нацистскому дипломату Петеру Клейсту. Теперь тот — конечно же с помощью Клауса — контактировал в Стокгольме с советскими агентами.
Он докладывал в Берлин, что, даже находясь на гребне успеха, русские все настойчивее стремятся к мирным переговорам. В апреле 1943 года советские дипломаты Михаил Никитин, Алексей Тарадин и Борис Ярцев тайно встретились с немецкими представителями в окрестностях шведской столицы. В июне беседы продолжились в шведском курортном местечке Сальтсьебаден на побережье Балтийского моря.
Далее события развивались следующим образом. В начале лета доверенное лицо абвера (вероятно, Клаус) уведомил германское посольство, что чиновник советского Наркомата иностранных дел Александров хотел бы «встретиться с одним известным ему господином германского министерства иностранных дел».
Клейст откликнулся. 17 июня 1943 года он остановился в стокгольмском «Странд-отеле». Вскоре Клаус сообщил ему, что Александров встретится с ним 7 июля.
Однако переговоры сорвались — фюрер, узнав о них, впал в ярость.
Впрочем, Клаус не сдался. Он снова пробует свести дипломатов двух воюющих стран. Не сидели сложа руки и другие агенты.
Португальский дипломат и агент абвера сообщил своему начальнику в Гамбург, что Советы идут на переговоры с Германией. 29 августа 1943 года об этом узнали в Берлине. Однако и здесь Канарис стал ставить палки в колеса. «Гитлер запретил переговоры с русскими, — рассудил он, — так что нечего и соваться…»
В Британии, «как и в Америке, отношение к Вам скорее дружественное, чем враждебное, — писал Каульбарс 25 мая 1943 года, стараясь разбудить тщеславие адмирала. — Здесь считают, что Вы, следуя своему долгу, очень компетентно выполните трудную задачу. В Англии также знают, что Вы — один из немногих людей, с которым можно вести переговоры».
В словах барона была не только пустая лесть. Противник действительно очень высоко ценил Канариса. Американский историк спецслужб Р. Харрис Смит, например, пишет, что «Канарис был злым гением «третьего рейха», организатором национал-социалистских пятых колонн по всей Европе, бичом союзных агентов и их друзей в Сопротивлении».
Европейцы более четко представляли себе облик своего немецкого противника. Скажем, генерал-майор Стюарт Мензис, шеф Сикрет интеллидженс сервис, в отличие от высших чинов рейха, быстро догадался, что Канарис не прочь покончить с войной. Поняв это, Мензис загорелся фантастической идеей — встретиться со своим немецким коллегой и обсудить, как спасти мир.
Канарис тоже почувствовал, что по другую сторону фронта борьбу с ним ведет такой же, как он, офицер-джентльмен, воспитанный в довоенных аристократических традициях. И в конце 1942 года через испанских посредников он пригласил своего британского коллегу встретиться где-нибудь в нейтральном месте.
Мензис пришел в восторг. Высадка западных союзников в Северной Африке, намеченная на 7–8 ноября 1942 года, показалась ему подходящим поводом, чтобы шеф абвера оставил свой кабинет и уехал куда-нибудь в Испанию или Португалию, где бы его ждал Мензис.
Однако план этот расстроили британские дипломаты — «из страха спровоцировать русских», как объяснил Мензис после войны. «Сталину наверняка это не понравилось бы». В итоге министерство иностранных дел Великобритании строго-настрого запретило своим дипломатам вести переговоры о мире с любыми военными или штатскими деятелями немецкого Сопротивления.
Окончательную точку поставили главы правительств США и Великобритании. В январе 1943 года на конференции в Касабланке Черчилль и Рузвельт решили не заключать никакие соглашения с деятелями Сопротивления, а добиваться лишь полной и «безоговорочной капитуляции Германии». Мензис сразу понял, что это означает: борьба до последнего немецкого патрона, смертный приговор всем политическим группировкам в Германии, которые хотели бы устранить Гитлера и его режим, но сохранить немецкое государство. Теперь Канарис — а Мензис был в нем уверен — никогда уже не пришлет вес-точку своему британскому коллеге.
Однако случилось маленькое чудо: узнав, что западные правители добиваются «безоговорочной капитуляции Германии», Канарис стал действовать очень активно. Теперь уже гибель отчетливо угрожала Германии. Если немцы будут сегодня медлить и слепо повиноваться режиму, погублен будет труд многих поколений. На какое-то время Канарис даже позабыл о своей робости и на свой страх и риск решил начать-таки переговоры с союзниками. Причем уже не с британцами — Интеллидженс сервис связана по рукам и ногам министерством иностранных дел, — а с американцами.
Руководитель стамбульской военной организации абвера капитан Пауль Леверкюн взялся наладить контакт с американскими спецслужбами. После первой мировой войны он некоторое время работал в Вашингтоне, где и познакомился с адвокатом Уильямом Дж. Донованом, который теперь стал руководителем американской спецслужбы.
Теперь Леверкюн узнал о том, что в Стамбуле работает архиконсервативный сотрудник разведки США, который давно мечтает положить конец войне. К этому сотруднику, капитану второго ранга военно-морскому атташе Джорджу Ирлу, и решил обратиться Леверкюн. Два морских офицера, два ярых антикоммуниста — Канарис и Ирл — сумеют договориться, решил он.
Нащупывая подход к Ирлу, Леверкюн, впрочем, действовал очень осторожно. Он поручил «навести мосты» человеку, не занимавшему никакого официального поста. Бывший дипломат, барон Курт фон Лернснер был другом немецкого посла в Анкаре Франца фон Папена. В свое время он служил советником германского посольства в Вашингтоне, тогда и познакомился с морским статс-секретарем США Рузвельтом, нынешним президентом страны. Итак, у Лернснера и Ирла нашелся даже общий знакомый — да не кто-нибудь, а сам президент.
Знакомство состоялось, и через некоторое время по просьбе своего нового приятеля Ирл согласился на встречу с Канарисом.
В конце января 1943 года шеф абвера сидел напротив наперсника Рузвельта. Он задал ему один-единственный вопрос: «Могут ли немецкие противники Гитлера договориться с западными державами о прекращении войны и объединении всех сил для борьбы с советской угрозой?»
Ирл обещал обсудить этот вопрос с Рузвельтом. Пока же Канарис просил барона фон Лернснера постоянно знакомить Ирла с новыми планами немецких «сторонников мира».
Однако Рузвельт ответил отказом: он не хотел осложнений со Сталиным.
Канарис, впрочем, надеялся все же переубедить его и попросил Ирла о новой встрече. Однако тот уклонился: президент запретил ему поддерживать связь с шефом абвера. Адмирал был разочарован, но вовсе не потерял надежду. Он наказывал Лернснеру ни в коем случае не терять связь с Ирлом.
В мае 1943 года барон предложил Ирлу новый план: «группа захвата» внезапно нападает на ставку Гитлера, арестовывает его и выдает западным союзникам. Под «группой захвата» имелся в виду кавалерийский полк численностью 3 тысячи человек под началом ротмистра барона Георга фон Безелагера.
Практически одновременно с этим Канарис попросил графа Мольтке съездить в Стамбул, где тот встретился с двумя американскими профессорами, у которых были связи с ведомством Даллеса. Схема достижения мира предлагалась все та же: западный фронт «закрывается», восточный— остается «открытым»; результаты Касабланкской конференции (январь 1943 года) пересматриваются.
Этот план профессора посчитали утопией, но все-таки доложили о предложении по инстанции.
Американские спецслужбы ухватились за эти идеи; заинтересовался ими даже сам Донован. Он решил еще раз поговорить с Рузвельтом, а для этого заручился бумагой, присланной Леверкюном: на бланке немецкого посольства в Анкаре было отпечатано заявление, в котором представитель Канариса обещал от имени немецкой оппозиции, что в случае вторжения западных союзников во Францию оппозиция принудит немецких командиров сложить оружие.