Однако все это мало волновало Канариса. Его пугало другое: что, если гестапо и СД узнают о злоупотреблениях, царящих в абвере? Тем более что гестаповцы уже шли по следу. Несколько недель назад они начали допрашивать майора Вильгельма Шмидхубера — человека, который знал очень многое о коррупции и семейственности в стенах абвера.
Еще больше был встревожен Ханс Остер, ведь в мае 1940 года — по его просьбе — Шмидхубер сообщил союзникам дату немецкого наступления на западе. Если он расколется, быть страшной беде.
Действительно, арестовали Шмидхубера в очень неподходящий момент. Генерал-майор (несмотря ни на что люди абвера продолжали получать очередные чины!) Остер только что нашел новых сообщников, чтобы в очередной раз затеять путч.
Сообщники служили в штабе группы армий «Центр», воевавшей в России. Впервые Остер узнал о них в 1941 году от своего друга, адвоката Фабиана фон Шлабрендорфа, давнего противника режима, попавшего теперь на восточный фронт. Он-то и рассказал Остеру, что в штабе сложился кружок заговорщиков. Верховодит ими первый офицер генерального штаба, полковник Хеннинг фон Тресков, готовый к самым решительным действиям.
Тресков понял, что в Германии не удастся поднять путч, пока жив Гитлер. Армейское командование слепо верит в присягу, солдатскую честь, беспрекословное подчинение и никогда не перешагнет через эти «предрассудки». Значит, надо раскрепостить вермахт, то есть убить Гитлера.
Полковник фон Тресков поручил своим единомышленникам подготовить план покушения. Имелись три варианта: смельчак-одиночка застрелит Гитлера, ему подложат бомбу, или группа военных нападет на его ставку. Тресков выбрал бомбу.
Взорвать фюрера можно было во время поездки или в его ставке. Подполковник барон фон Герс-дорф достал подходящую взрывчатку; его товарищи обдумывали, где лучше устроить взрыв.
Однако что делать после того, как покушение окончится успехом? Войска могли и не поддержать заговорщиков. Нужны были свои воинские части, которые могли бы усмирить прогитлеровские отряды. На примете у Трескова была лишь кавалерийская часть Безелагера — резервный отряд группы армий «Центр», — но этого мало. И тут Остер с Тресковом нашли друг друга.
Остер отыскал союзника и в Берлине. Им стал генерал от инфантерии Фридрих Ольбрихт, начальник общевойскового управления при верховном главнокомандовании. Посовещавшись с Ольбрих-том, Остер соединил планы путчей 1938–1940 годов с вариантом Трескова. Полученная схема легла в основу покушения на Гитлера 20 июля 1944 года.
Итак, вначале должно последовать покушение на Гитлера; вслед за тем сторонники заговора занимают все ключевые позиции в рейхе и в оккупированных областях.
В конце марта 1942 года на квартире отставного генерал-полковника Бека возник своего рода «мозговой центр» заговора; его «начальником штаба» стал Остер. Шлабрендорф был связным между Берлином и группой армий «Центр» (иногда его подменял Донаньи). Теперь усиленно велась подготовка к путчу.
После катастрофы под Сталинградом заговорщики окончательно потеряли терпение.
Генерал Ольбрихт выделил войска для участия в перевороте. Они ждали часа X в Берлине, Кельне, Мюнхене и Вене. Проблема была лишь с Берлином. Восточную часть города готовы были занять войска, стоявшие во Франкфурте-на-Одере. Но кто оцепит здание артиллерийской школы СС в Ютербоге? Кто обеспечит порядок в западных районах города?
Остер в конце концов нашел решение — правда, лишь на бумаге. Он хотел задействовать в путче дивизию «Бранденбург», заново формируемую теперь в Берлине. Его стараниями командиром дивизии был назначен полковник Александр фон Пфульштейн — офицер, критично относящийся к гитлеровскому режиму.
Позднее выяснится, что Остер совершил крупную ошибку. Полковник, воспитанный в ортодоксальных военных традициях, не хотел участвовать в мятеже. Да, в конце 30-х годов Пфульштейн руководил филиалом абвера в Ганновере и вел разговоры с Остером о том, как плох этот режим. Однако вскоре он был командирован на фронт и отошел от офицерской фронды. После тяжелых боев в 1942 году Гитлер наградил его Рыцарским крестом, и теперь Пфульштейн был готов служить ему до конца. Остера он, правда, выслушал, но помогать ему вовсе не собирался.
Сейчас Пфулыптейна занимало лишь формирование дивизии, а не какие-то игры в «мятежников». Это почувствовал близкий знакомый Остера, Хайнц, которого назначили командиром 4-го полка в ту же дивизию. Если б на то была воля Пфульштейна, он немедленно отрешил бы Хайнца от службы, однако подполковник считался другом Канариса, поэтому его начальник до поры до времени терпел его.
Тем более что, как он понимал, терпеть оставалось недолго. Расстановка сил в верховном главнокомандовании вермахта изменилась. Генерал Йодль не собирался оставлять Канарису новую дивизию «Бранденбург». Когда Пфульштейн приступал к своим обязанностям, Йодль внушительно сказал ему: «У оперативного отдела нет собственных воинских частей. Каждую дивизию приходится с трудом, а часто и со скандалами выклянчивать у главного командования сухопутных войск. Это невыносимо и недостойно! Поэтому вновь формируемая дивизия «Бранденбург» будет непосредственно подчиняться оперативному отделу верховного главнокомандования. Распоряжаться ею буду лично я».
Канарис стерпел и это. Он лишь попросил Йодля обсудить с ним кадровые вопросы и проблемы разведывательной и диверсионной работы. Кроме того, 5-й полк дивизии остался базовой воинской частью абвера-II и подчинялся непосредственно Канарису.
В общем, вовлечь дивизию в государственный переворот было совершенно нереально. Пфульштейн, в скором времени ставший генерал-майором, осторожно лавировал между Остером, старым своим другом, и Йодлем, новым своим начальником. Но Остер ни о чем не догадывался…
И вообще он был бодр и деятелен, наводил справки все о новых командирах воинских частей, на которых, как считал, вполне можно было положиться. Так что через 2–3 месяца генерал Ольбрихт вполне сможет сказать курьеру Трескова: «Мы готовы», — и все начнется.
Потому-то Остер и был так взволнован арестом майора Шмидхубера. Путч мог провалиться, не начавшись. А все из-за какого-то мюнхенского спекулянта и контрабандиста, который сидит в тюрьме РСХА и что-то там болтает эсэсовцам.
Ведь предупреждал же он Донаньи, чтобы не водил знакомство с этим прохвостом! Однако тот его не послушался; его семейство с годами все теснее сходилось с хозяином пивоварни и португальским нештатным консулом Шмидхубером. Этот темноволосый баварец просто очаровал Кристину фон Донаньи. Еще бы! Ведь Шмидхубер всегда был изысканно галантен. Если он приезжал в Берлин и останавливался у Донаньи, то вез с собой чемодан подарков.
О подарках баварца вообще ходили легенды. У себя в Мюнхене он не оставлял без внимания ни одного абверовца. В Берлине, в «доме на набережной», многие офицеры гордились дружбой со Шмидхубером — человеком, который был не только щедр, но и обладал множеством полезных и самых неожиданных связей.
Лишь Остер — надо тут отдать ему должное — не доверял Шмидхуберу. И теперь он нисколько не удивился, что баварец вляпался в какую-то темную аферу с валютой. Его поражали только размах скандала и разгильдяйство дельца. А также беспокоило то обстоятельство, что теперь по милости Шмидхубера опасность угрожала и самому Остеру, и Канарису.
Начиналось же все с сущего пустяка. В канун Троицы 1942 года Иоганнес Вапенхенш, начальник пражского отдела по борьбе с контрабандой, узнал от своих служащих, что в ближайшие дни на одном из двух главных вокзалов Праги будут продавать огромную партию долларов. Он послал своих людей на означенный вокзал. Через несколько часов те вернулись и привели с собой некоего спекулянта Давида, доверенного человека крупной пражской фирмы. Его схватили, когда он пытался сбыть какому-то чеху 10 тысяч долларов по очень высокому курсу.
В сумке арестованного нашли кроме валюты еще и множество драгоценных камней, упрятанных в почтовые конверты. На конвертах красовалась пара фамилий: Шмидхубер и Икрат. Давид признался, что эти двое — офицеры абвера из Мюнхена. Он продавал деньги и ценности по их поручению. По просьбе обоих он также ездил за границу, например в Швейцарию.
Вначале Вапенхенш не поверил в «эту клевету». Наверняка чех подкуплен вражеской разведкой, решил он. Он обратился в пражский филиал абвера, но тамошний офицер посоветовал связаться с гестапо. Здесь Давида снова допросили и к его показаниям отнеслись достаточно серьезно. Позвонили в Мюнхен; им подтвердили, что Шмидхубер и Икрат работают здесь, что оба они — военные летчики и занимаются теперь разведкой; их интересы — вражеская авиация.
Поначалу ни гестапо, ни Вапенхенш никак не могли взять в толк, что общего между их служебными интересами и валютой, но постепенно все стало разъясняться.
Хайнц Икрат по своей штатской профессии, служившей ему «крышей», был секретарем португальского консульства в Мюнхене и помощником консула Шмидхубера. В абвере все было наоборот: Икрат руководил сектором «1/авиация», а Шмидхубер ему помогал. Нештатный консул с улыбкой относился к такой перемене рангов; в абвере он занимался своими обязанностями постольку поскольку.
С 1939 по 1941 год он дослужился до звания капитана; потом уволился с действительной воинской службы и стал работать «нештатником». В 1942 году снова вернулся на постояную работу, чтобы получить звание майора. Впрочем, руководитель мюнхенского филиала подполковник Николаус Фихт мало нагружал Шмидхубера; к тому же ходили слухи, что этот летчик выполняет особые поручения берлинского начальства.
Вапенхенш, как он ни сомневался, все же вызвал в Прагу обоих офицеров. Шмидхубер поведал ему странную историю. Деньги и золото, отобранные у Давида, были нужны для особой сверхсекретной акции. Абвер пытается перевербовать некую чешку, живущую в Швейцарии и работающую на британскую разведку. Женщина согласна помогать немцам, если те сумеют сбыть ценности, которые она не успела вывезти из протектората Богемии и Моравии, но указала, где они спрятаны. Деньги, найденные у Давида, выданы ему сотрудн