рованный сейф, решив, что уж тут их гестапо никак не найдет. Ох, как он ошибался!..
Тем временем новые начальники отделов взялись наводить порядок в абвере. Полковник Генрих, а следом за ним и новый-старый начальник Бентивеньи решили, что рутина в отделах проистекает из-за того, что на местах все сотрудники давно уж «перестали шевелиться». Они решил расшевелить их, превратить в подвижные «отряды фронтовой разведки». Им и вправду удалось кое-что сделать; работа, например, в Бельгии, Франции, Голландии и впрямь пошла лучше. На восточном фронте тоже появились «абверовские части на колесах».
Канарис же, едва оправившись от потрясений, конечно, уехал из Берлина. Он поспешил в Италию. Его поразил моментальный крах фашистского режима. Итальянским патриотам без труда удалось сделать то, что давно хотел совершить сам Канарис: они свергли своего вождя и теперь пытаются выйти из войны.
Впрочем, вряд ли адмирал сам бы рискнул отпра-виться туда: Кейтель попросил его съездить в Венецию и встретиться с генералом Чезаре Аме, шефом итальянской военной разведки. Надо было узнать, что решил для себя Пьетро Бадольо, преемник Муссолини, останется ли он верен долгу союзника, будет ли и дальше вести войну.
29 июля Канарис вместе с Лахоузеном и Фрейтаг-Лорингховеном вылетел в Венецию. Делегация итальянских военных уже ждала его в отеле «Даниэли». Немцы и итальянцы сидели рядышком и напряженно уверяли друг друга в «нерушимости их союза».
Потом Канарис продиктовал заключительное коммюнике, рассчитанное, чтобы потрафить вкусам одного-единственного читателя — Гитлера. Согласно ему, получалось, что обе страны будут продолжать совместную борьбу…
После окончания официальной части Аме отозвал его в сторону: «Ну что, подышим свежим воздухом?»
Они прошлись по сонной венецианской улице. Внезапно Канарис сказал: «Мои сердечные поздравления!» Итальянец изобразил удивление, тогда Канарис торопливо добавил вполголоса: «Нам бы тоже надо такое. Германия мечтает освободиться от Гитлера».
В эту минуту Аме понял, что скрытному, загадочному шефу абвера можно доверять. И он рассказал, что итальянцы теперь стараются выиграть время, чтобы добиться перемирия с союзниками.
Канарис в ответ посоветовал никоим образом не допускать накопления немецких войск в Италии. И добавил, что он ничего не скажет о планах нового итальянского правительства в Берлине.
На том и порешили.
31 июля Канарис со своими помощниками вылетел в Берлин. Он был уверен, что через несколько недель Италия выйдет из войны. Капитуляция Италии, надеялся он, как и падение Муссолини, наконец-то подтолкнет и немецких военных, и умеренных партийцев «нейтрализовать» фюрера и заключить мир.
А потому, вернувшись из Венеции, Канарис доложил, что Италия «и впредь останется нашим верным союзником». Однако Канарис не учел, что веры ему и раньше особо не было, а теперь и тем более. По крайней мере, со стороны Вальтера Шелленбер-га. Шефа СД не удалось обмануть бодрыми заверениями. Он послал своих агентов в Рим, и те — через шофера Аме — выведали, какие такие разговоры вел в Венеции Канарис. После этого адмирала впору было расстреливать на месте.
Впрочем, шеф СД привык действовать тоньше. Он улыбнулся своим мыслям, аккуратно положил перед собой чистый лист бумаги и начал писать собственный отчет, обвиняя шефа абвера в государственной измене. Подумать только: этот преступник знает коварные намерения Италии и скрывает их от фюрера!
Шелленберг первым делом показал свой отчет Гиммлеру. Тот задумался и начал ногтем большого пальца постукивать себе по зубам — верный признак того, что он не в духе. Потом сказал: «Оставьте мне досье, при случае я извещу фюрера».
Об этом разговоре тут же известили Канариса, так что во время следующего совместного ужина с Гуппенкотеном и Шелленбергом он сделал ответный ХОД.
Хотя Италия, вопреки его официальному прогнозу, уже заключила перемирие с западными державами, адмирал все же надеялся вывернуться и на этот раз. При встрече Канарис передал Шелленбергу большую подборку материалов, основу которой составили сводки агентов абвера. Согласно им, получалось, что разведчики в течение нескольких лет предупреждали Кейтеля: руководители итальянской армии настойчиво стремятся к сепаратному миру… Кейтель, как подчеркнул Канарис, отказывался представить Гитлеру эти и аналогичные сообщения, чтобы «понапрасну не раздражать фюрера». Адмирал даже добавил такую драматическую подробность (она хоть и не соответствовала действительности, но здорово смутила эсэсовские чины): дескать, Аме — настоящий друг Германии, вскоре после встречи в Венеции он был смещен со своего поста и по пути к новому месту назначения пропал. Он, Канарис, думает, что генерала, наверное, убили.
Это ловкое объяснение смутило даже рейхсфюрера СС. Шелленберг еще трижды подступался к нему со своим отчетом, но Гиммлер так и не сделал соответствующих выводов.
Впрочем, сей триумф был последним в жизни шефа абвера.
Германия терпела поражение за поражением, а абвер — неудачу за неудачей. Не сбылись надежды и итальянских мятежников. Пламя войны охватило страну, готовую к капитуляции. В тот же день, 3 сентября, когда Аме и его единомышленники заключили перемирие, англичане высадились на Апеннинах, а немцы начали занимать оставшуюся часть Италии. К концу месяца на севере Италии, в Ломбардии, была образована республика Сало во главе с Муссолини. В итоге на юге страны вновь разгорелась затяжная война на износ.
Само собой разумелось, что рейх поддержит сторонников Муссолини. Однако абвер ничем не мог помочь вермахту и тут. Уже много лет немцы не вели разведку на территории Италии, и теперь в штатах абвера не оказалось специалистов по этой стране.
Да что там Италия! Канарис неожиданно обнаружил, что приказало долго жить его любимое детище — военная организация абвера в Испании. Видя, что в мировой войне наступил перелом, испанские власти решили дружить с теми, кто близок к победе. «Никаких немецких шпионов на нашей земле!» — такой теперь была позиция местных властей.
Да и что еще оставалось Мадриду, как не внимать окрикам из Лондона? После краха Италии теперь англосаксы диктовали условия всем странам Средиземноморья. И франкисты теперь должны были прекратить поставки вольфрама в Германию, закрыть германское консульство в Танжере, выслать из Испании и Испанского Марокко всех немецких агентов…
Надо было спасать то, что еще можно было уберечь. И Канарис поспешил в Мадрид. В начале октября он ступил на испанскую землю и поразился произошедшим переменам. Он оказался как будто в другой стране: холодной, нелюбезной, мрачной. Франко откровенно увиливал от встречи с адмиралом. Вигон грустно развел руками: нет, абверу, наверное, больше не придется работать у нас. Мартинес Кампос, шеф испанской разведки, тоже отказался помочь.
Впрочем, Канарис предполагал нечто подобное. И потому прихватил с собой некое досье, подготовленное для него сотрудниками абвера-III.
Что в нем было? Факты, только факты. Бумаги свидетельствовали: если бы не помощь абвера, в Мадриде вместо генерала Франко и его окружения давно бы правили другие люди…
Документы оказались красноречивее самого адмирала. Ознакомившись с ними, Вигон и граф Хор-дана согласились: абверу нужно и дальше работать в Испании. Это полезно для самого Франко.
Впрочем, Канарис понимал: эта отсрочка не надолго. Каудильо не захочет связать свою судьбу с гибнущей Германией. Он проведет Испанию над пропастью, в которую рухнет бывший союзник. Не обманывался адмирал и в другом. Британская разведка уже раскрыла всех агентов абвера в Испании, ей теперь известен каждый шаг немцев. Лучшая шпионская сеть Германии пришла в упадок. Что говорить о прочем?
Он вернулся в Берлин в подавленном состоянии. А тут его ждало еще одно неприятное известие: Редера, которого не столь давно выпроводили во Львов, снова видели на улицах столицы. Что ему здесь надо? Он возобновляет следствие?..
Когда такую новость тайно передали Канарису, в адмирале пробудился инстинкт самосохранения. Нет, в норе отсидеться уже не удастся, надо драться!
Самое пикантное в этом эпизоде то, что шефа абвера подвели собственные агенты. Как говорит русская пословица: каков поп, таков и приход.
Позднее выяснится, что никакого нового следствия Редер не затевал. В конце ноября 1943 года Леман действительно вызвал судью в Берлин, но совсем по другому поводу. Во время одного из авианалетов бомба попала в бывший кабинет Редера, и многие документы сгорели, в том числе и «дело о депозитной кассе». И Леман обратился к судье с просьбой восстановить по памяти хотя бы перечень утраченных документов. Редер прибыл на три дня, просмотрел, что осталось, вспомнил, что смог, и снова отбыл в свой IV воздушный флот.
Канарис же, решивший сыграть на опережение, того не знал и в результате вызвал обвал на свою голову.
Он решил опозорить коварного судью. А для этого 10 января 1944 года срочно вызвал в Берлин генерал-майора фон Пфульштейна, командира дивизии «Бранденбург». Когда тот примчался, в приемной уже сидели Хансен и Фрейтаг-Лорингховен. Адмирал плотно притворил дверь за вошедшими, схватил бумагу, лежавшую на столе, и сунул ее Пфульштей-ну: «Читайте!» Пока генерал знакомился с содержанием документа, Канарис нетерпеливо расхаживал по комнате. И, видя, что чтение затягивается, ткнул генерала носом в нужную строчку.
В этом месте записки, составленной адвокатом Донаньи, графом фон дер Гольцем, было сказано, что судья Редер именовал дивизию «Бранденбург» «скопищем трусов, отлынивающих от фронта».
«Когда я прочел сие, — вспоминал Пфульш-тейн, — Канарис сказал, что это оскорбление и клевета на мою дивизию». Как, интересно, на то намерен реагировать генерал?
Пфульштейн подумал и сказал, что надо, видимо, подать иск в суд. «Надеюсь, адмирал, вы поддержите его…» Канарис был явно разочарован, он жаждал более действенной и немедленной мести.