удущее. Над ним довлело в первую очередь стремление сокрушить большевиков, к которым он относился с подлинной (и вполне понятной) ненавистью. В письме к жене осенью 1919 года он писал: «Моя цель первая и основная – стереть большевизм и все с ним связанное с лица России, истребить и уничтожить его. В сущности говоря, все остальное, что я делаю, подчиняется этому положению»[332]. Ради этого он допускал в тактических целях и дипломатические уловки перед союзниками.
Несомненно одно: вопрос о форме государственного устройства не был для него принципиально важным – об этом свидетельствуют его вполне откровенные высказывания о монархии и республике, приводившиеся выше. Но несомненно и другое: демократия как способ управления была ему органически чужда, в особенности после событий 1917 года, связанных с плачевной деятельностью Временного правительства. Исключение составляет его доброжелательное отношение к местным учреждениям земского и городского самоуправления, обладавшим (при всех недостатках, о которых мы писали) незаменимым опытом в хозяйственных делах – но только на местном уровне и только в пределах хозяйственно-экономических нужд, не допуская их к вопросам общей политики.
А поскольку, как мы видели из его не менее откровенных писем, адмирал был по своим взглядам убежденным милитаристом, он, и будучи Верховным правителем, уделял политическим вопросам все же недостаточное внимание по сравнению с военными – и ошибался в этом, поскольку победа в Гражданской войне зиждилась в первую очередь на привлечении на свою сторону народа (один из его министров образно замечал по этому поводу: «Адмирал – Верховный главнокомандующий поглотил адмирала – Верховного правителя»[333]). Очень хорошо высказалась по этому поводу омская газета «Заря» в полемике с правительственным официозом «Русская армия» в феврале 1919 года. В своей статье «Идеи и штыки», отвечая на вопрос: кто же побеждает на войне – идеи или штыки, она писала: «И идеи, и штыки. Идеи, поддержанные штыками, но и штыки, одухотворенные освободительной идеей» [334].
И Колчак, и Деникин любили подчеркивать тезис о «надпартийности» своих правительств. Действительно, формально все министры при вступлении в должность выходили из партий. У многих это создавало иллюзию о чисто «деловом» характере их деятельности, направленном на решение текущих финансовых, хозяйственных и военных вопросов и подчиненном лишь одной объединяющей цели – борьбе с большевизмом. Конечно, было бы упрощением так считать. Бывают надпартийные правительства, но практически не бывает внепартийных. На опыте стран Европы газета «Отечественные ведомости» справедливо указывала в своей полемике с социалистической «Зарей»: любое, даже коалиционное правительство не может стоять вне вопросов общей политики. Сами кадеты, больше всех говорившие о надпартийности и обвинявшие других в узкопартийных интересах, оказавшись ведущей силой в белых правительствах, проявили все то же тяготение к навязыванию своей идеологии. Другой вопрос, что программа правительства может представлять собой более или менее удачный компромисс между различными партиями, но без формулировки общей политической и социально-экономической платформы ему не обойтись. Это подтверждал и опыт самих белых правительств. В чем этот компромисс был удачным, а в чем нет? Увидим далее.
Отношения с различными партиями
В отношениях с различными политическими партиями Верховный правитель руководствовался принципом, изложенным в новогоднем обращении его правительства к народу в 1919 году, где говорилось, что правительство «не видит оснований для борьбы с теми партиями, которые, не оказывая поддержки власти, не вступают и в борьбу с нею»[335].
Выше говорилось, что основной политической опорой белых стала кадетская партия. При Колчаке это проявилось, пожалуй, как нигде более наглядно. Поддержка кадетами власти Колчака была абсолютной. В декабре 1918 года Восточный отдел ЦК партии постановил запретить «изолированные выступления от имени партии без санкций отдела ЦК» во избежание окружения Верховного правителя «советчиками-любителями»[336]. Очевидно, что эта дисциплинарная мера была вызвана прежде всего стремлением укрепить политическое влияние партии на власть. Кадеты постоянно подчеркивали надклассовый характер диктатуры А.В. Колчака: «Власть не может сделать себя средством мести отдельных классов, как бы ни были поруганы и нарушены их права», а «должна привлекать всех к одинаковому участию в строительстве Русского государства»[337].
Декларация Российского правительства о положении в стране и о задачах власти
12 января 1919
[ГА РФ. Ф. Р-176. Оп. 4. Д. 7. Л. 4–5]
В речи на открытии III Восточной конференции кадетской партии 17 мая 1919 года председатель Восточного отдела ЦК А.К. Клафтон подвел итоги идейной эволюции партии за период Гражданской войны. Знаменательным стало признание кадетского лидера: «Революция с огромной силой ударила по нашей программе и по нашей привычной идеологии»[338]. Изданное после переворота обращение А.В. Колчака к населению, названное Клафтоном «государственно мудрым в своей краткости и простоте», стало, по его словам, «программой нашего правительства в борьбе за русскую государственность и русскую национальную культуру». С тех пор, прямо заявил Клафтон, «мы стали партией государственного переворота, благодетельное историческое значение которого только теперь начинают понимать великие западные демократии. Мы приняли на себя всю политическую ответственность… Партия… отдала все свои силы… на прямую службу правительству». Под «бурные и долго несмолкаемые овации» делегатов оратор провозгласил А.В. Колчака «национальным вождем, с величайшим мужеством, энергией и прямотой которого связаны все наши надежды и вера в светлое русское будущее», и призвал «отдать власти все, что мы можем – жизнь, знания, труд и состояние свое… объединиться вокруг Верховного правителя, как единого главы Русского государства». Программа его правительства была названа «мудрой и глубоко демократичной». Парадокс утверждения о «демократизме» программы диктаторского режима был скорее внешним, поскольку диктатура подразумевалась лишь до окончания Гражданской войны.
Конференция направила приветственную телеграмму А.В. Колчаку, заверяя, что видит в его власти «глубокую историческую правду». В ответ адмирал выразил «чувство глубокого удовлетворения» линией поведения «искони и неизменно государственной» партии и уверенность в том, что она и впредь будет «неустанно содействовать» ему в работе. Основной задачей партии конференция поставила выработку конкретных тактических путей к достижению победы над большевизмом. Одним из них виделось перенимание лучшего у противника, в чем они не расходились с лидерами партии. В 1919 году один из последних, В.А. Маклаков, говорил в Париже: «Надо взять все, что есть справедливого у большевиков, и предложить это самим (выделено мной. – В. Х.)»[339], подобно тому, как это делали сами большевики, заимствовавшие в своем Декрете о земле элементы эсеровской программы.
С этим соглашались и непартийные либеральные газеты более левого направления. Так, томская «Сибирская жизнь», говоря об «обаянии» большевистской пропаганды в народных массах, писала: «Этому обаянию надо противопоставить нечто равноценное»[340]. К сожалению, эти трезвые мысли не подкреплялись реальными делами: в коренных вопросах русской жизни ограничились по большей части заявлениями программно-декларативного порядка, откладывая их практическое решение до будущего Национального собрания, оно казалось второстепенным перед лицом главной объединяющей цели – военного разгрома большевиков, в полном соответствии со словами самого А.В. Колчака: «Полное уничтожение военной живой силы противника – по отношению к таковой основной задаче все остальное должно получить характер служебный». Подхватывая его мысль, «Сибирская речь» писала: «И лишь там, в Москве, заколов дракона, можно будет думать о длительных задачах национального и государственного существования», когда наступит «новый Московский период собирания России воедино»[341].
Более детальную политическую программу партии на ближайшее будущее определяла резолюция конференции по тактическому вопросу от 26 мая 1919 года. По вопросу об устройстве центральной власти она сводилась к следующим тезисам: 1) подтверждение верности идеям демократии, надклассового правового государства и социальной справедливости; 2) временный (до полной победы над большевиками) и ограниченный законом характер диктатуры Верховного правителя; 3) разграничение функций гражданских и военных властей с приоритетом гражданской в отношении административных вопросов; 4) созыв после победы над большевиками «Всероссийского Национального собрания с учредительными функциями»; 5) поддержка «исключительных мероприятий» власти в условиях военного времени; 6) ответственность министров перед Верховным правителем; 7) формирование совещательного органа при Верховном правителе из представителей общественности по назначению и без особых привилегий для его членов (это было еще до издания грамоты о выборах в Государственное земское совещание); 8) улучшение условий быта госслужащих[342].
Своим девизом кадеты провозгласили «национальное восстановление России при помощи новой, по существу и духу всероссийской, внепартийной, внеклассовой власти Верховного правителя»