отношения. И здесь правительство Колчака продолжало традицию П.А. Столыпина, как и в поощрении выхода крестьян из общины в частную собственность. Правда, закон предусматривал длительную процедуру оформления сделок и личное разрешение министра земледелия в каждом конкретном случае «во избежание спекуляции»[475].
По сути дела, в перспективе предполагалось многоукладное сельское хозяйство, сочетающее технически развитые помещичьи земли, крестьянские частные и общинные, казачьи общинные (учитывая специфику казачьего сословия) и инородческие частные, с приоритетом развития крестьянской частной собственности, что продолжало столыпинскую традицию.
В докладе правительства на Государственном экономическом совещании 23 июня 1919 года по земельному вопросу говорилось, что низкая производительность мелких крестьянских хозяйств и невозможность их быстрой механизации вынуждают к расширению их площадей за счет «нетрудового» землевладения путем его принудительного отчуждения, и заявлялось, что государство заплатит помещикам выкуп за отчужденные земли, а крестьяне постепенно возместят государству сумму этого выкупа (как это было после отмены крепостного права). При этом сумма выкупа должна была определяться путем соглашений сторон в каждом отдельном случае[476]. Такая схема была, признаем, мало удовлетворительной, поскольку при ней помещики постарались бы выжать из крестьян максимум.
Позиция А.И. Деникина по этому вопросу была примерно схожей – с той разницей, что если Колчак отдавал крестьянам весь урожай, то Деникин изымал из него 1/3 в пользу бывших владельцев («указ о третьем снопе», как прозвали его крестьяне). Как видим, в этом вопросе Деникин, испытывавший сильное давление помещичьего лобби на Юге России, занимал еще более консервативную позицию. Кроме того, аграрная программа А.В. Колчака была несколько полнее и детальнее деникинской[477].
Сторонники навязанного коммунистами трафаретного образа Колчака как «защитника помещиков и капиталистов» могут прочесть строки из телеграммы Верховного правителя генералу Деникину от 23 октября 1919 года: «Я считаю недопустимой земельную политику, которая создает у крестьянства представление помещичьего землевладения. Наоборот, для устранения наиболее сильного фактора русской революции – крестьянского малоземелья… я одобряю все меры, направленные к переходу земли в собственность крестьян участками в размерах определенных норм. Понимая сложность земельного вопроса и невозможность его разрешения до окончания Гражданской войны, я считаю единственным выходом для настоящего момента по возможности охранять фактически создавшийся переход земли в руки крестьян, допуская исключения лишь при серьезной необходимости и в самых осторожных формах». И далее, понимая щекотливость положения Деникина, окруженного на своей территории бывшими помещиками, и желая «подстраховать» его, адмирал добавлял: «Ссылка на руководящие директивы, полученные от меня, могла бы оградить Вас от притязаний и советов заинтересованных кругов»[478]. В ноте союзным правительствам Верховный правитель подчеркивал: «Только тогда Россия будет цветущей и сильной, когда многомиллионное крестьянство наше будет в полной мере обеспечено землей»[479]. Он считал многочисленные мелкие крестьянские хозяйства более перспективной формой землевладения, чем единичные крупные помещичьи латифундии. Этой уверенности способствовал тот факт, что в годы Первой мировой войны за счет работы немецких и австро-венгерских военнопленных в Сибири увеличились запашка земли и сборы урожая. Все эти факты позволили исследователям сделать вывод, что колчаковская аграрная программа была глубже деникинской, а также наиболее последовательно продолжала столыпинский курс на развитие частной крестьянской собственности на землю[480].
Таким образом, в целом, колчаковское правительство избрало линию компромисса между крестьянами и помещиками и затягивания окончательного решения земельного вопроса – как показала жизнь, линию ошибочную. Жизнь порой требует срочных решений, не дожидаясь удобных условий мирного времени. Но и политические советники Верховного правителя в большинстве своем полагали программные заявления адмирала и его правительства по земельному вопросу вполне достаточным дополнением к принятым законам. Кадеты, полностью поддерживавшие эту программу, вообще делали акцент не на расширение крестьянского землевладения, а на улучшение агрокультуры. Словно в поддержку их замыслов, с целью механизации отсталой земледельческой техники правительство заказало в США в немалом количестве сельскохозяйственные машины.
О том, какая непростая борьба шла вокруг земельного вопроса, говорят документы. Так, весной 1919 года Союз сельских хозяев Поволжья и Сибири, состоявший из крупных собственников, в обращении к Колчаку писал по поводу законопроекта правительства «Об обращении во временное распоряжение государства частновладельческих земель и лесов»: «Земельные отношения, с момента введения закона в действие, окажутся еще более запутанными, чем это произошло во время революции… Провозглашенный Вами принцип необходимости создания в России мелкого крестьянского хозяйства на правах собственности за счет излишков крупного землевладения, этим законом серьезно колеблется, ибо закон… тем самым запрещает немедленную продажу этих земель крестьянам… не дает уверенности сельским хозяевам в целесообразности приложения к земле капитала и труда и практически направляет землепользование к форме краткосрочной аренды, – к хищническому хозяйству… Намерение правительства отдать под надзор земских учреждений культурные хозяйства приведет к тому, что культурные ценности, собранные в таких хозяйствах, окончательно погибнут»[481]. Верховный правитель передал эту записку министру земледелия Н.Н. Петрову, который в своем ответе написал: «Законопроект… как раз имеет в виду позднейшее закрепление на основе купли и продажи этих земель за крестьянами, а не за кем-либо другим… Сами авторы записки под конец вскрывают свои истинные намерения… Разрешение бесконтрольной продажи земли означает собой полный срыв всех тех оснований земельной реформы, о коих Вам было угодно не раз публично объявлять. При принятии предложений земельных собственников земля попадет не в руки тех, кто в ней нуждается, а в руки земельных спекулянтов… Может быть, для земельных собственников, с точки зрения их частных интересов, это и выгодно, но для государства это гибель»[482].
С началом военных поражений Колчак стал более решительно выступать по земельному вопросу. В обращении к крестьянам 29 июля 1919 года он заявлял: «Мы считаем справедливым и необходимым отдать всю землю трудящемуся народу»[483]. Но эти запоздалые заявления не подкреплялись реальными законами. Политика компромисса не удовлетворяла ни правых, ни левых. Первые противились любому отчуждению помещичьей собственности, вторые (эсеры), наоборот, были против любой частной собственности на землю – как помещичьей, так и крестьянской, выступая за традиционное общинное землевладение.
Но главное – позиция белых в земельном вопросе не могла удовлетворить самих крестьян, в том числе и одетых в солдатские шинели. 27 июля 1919 года начальник Осведверха полковник (в дальнейшем генерал-майор) Г.И. Клерже докладывал о «неблагоприятном впечатлении, производимом в армии и среди прифронтового населения неопределенностью правительственных актов в области вопросов земельного и созыва Национального Учредительного собрания, а также в области рабочего законодательства»[484].
Практически единственное, что успели крестьяне по факту получить при Колчаке – это конфискованные 21 июня 1919 года по указу Верховного правителя в пользу семей белых воинов (в соответствии с законом от 14 марта) государственные земли, находившиеся в пользовании мятежных крестьян села Тасеево Каинского уезда и села Степно-Баджейского Красноярского уезда Енисейской губернии[485]. Также в мае 1919 года МВД внес в Совмин проект «Положения о государственном призрении лиц, пострадавших от преступных деяний, совершенных приверженцами советской власти по политическим побуждениям, и семейств сих лиц», по которому пострадавшим назначались одинаковые пенсии и пособия[486].
Отдельные, наиболее дальновидные политики призывали правительство признать факт крестьянского «черного передела» помещичьих земель нерушимым – и сделать это немедленно, до созыва Национального или Учредительного собрания, чтобы обнадежить крестьян в сохранении всей земли за ними. Ведь от позиции крестьянства, составлявшего (без казаков) около 3/4 населения России, в конечном итоге зависел исход Гражданской войны. Даже большевики, при всей своей «пролетарской» ориентации, понимали это, и в марте 1919 года В.И. Ленин на VIII съезде РКП(б) провозгласил лозунг привлечения на сторону советской власти среднего трудового крестьянства (при сохранении непримиримой позиции к «кулакам»).
Компромисс в этом вопросе не сулил перспектив, ибо дворянство как класс сошло с исторической сцены. Это понимали и отдельные члены правительства. В «Записке о направлении аграрной политики правительства» премьер П.В. Вологодский в марте 1919 года писал. «То неопределенное и выжидательное отношение к аграрному вопросу, которое имеет место в настоящее время, уже не может и не должно продолжаться долее», особенно при распространении власти правительства на Европейскую Россию «с острым и нервным отношением ее населения к вопросу о земле»