В. Х.) родину»[501]. Рабочие Златоустовского оружейного завода заслужили от Колчака особую благодарность за отличную работу. Исправно трудились на белую армию и рабочие военных заводов в Екатеринбурге, Перми, Нижнем Тагиле. Именно при Колчаке на уральских заводах впервые после революции начался рост производительности труда[502]. Выше говорилось и о практике индексации зарплаты в соответствии с прожиточным минимумом.
Нередко колчаковское правительство даже становилось на сторону рабочих в их конфликтах с предпринимателями, что показывает борьба вокруг законов о больничных кассах и примирительных камерах. В мае 1919 года совещание горнопромышленников в Екатеринбурге высказалось за необязательность решений примирительных камер, паритетность состава больничных касс от рабочих и от администрации и за неоплату их работы за счет предприятий. С резким протестом выступило совещание бюро профсоюзов Урала и бюро больничных касс, обвинившее горнопромышленников в классовом эгоизме в тяжелый для родины момент[503]. В этом конфликте министр труда Шумиловский поддержал рабочих и уведомил горнопромышленников, что «не видит достаточных мотивов» для удовлетворения их требований[504].
Об уровне жизни рабочих при Колчаке говорит тот факт, что в Екатеринбурге, например, в 1919 году слесарь Мотовилихинского завода получал 676 рублей в месяц, в то время как постовой милиционер – всего 375 рублей, то есть вдвое меньше[505].
Из этого, конечно, не следует, что правительство Колчака совсем игнорировало запросы предпринимателей. Правительственные ссуды частным предприятиям в 6 раз превышали ссуды земствам. Но при этом правительство стремилось учитывать интересы всех слоев общества, действовать в качестве объединяющей силы.
Другой вопрос, что политика белых не могла привлечь рабочий класс в целом (не считая наиболее высокооплачиваемой его части, как то было на Урале) на их сторону, поскольку рабочие в своей массе немало получили от большевиков (достаточно широкие права, 8-часовой рабочий день), были распропагандированы ими, считали их своей партией и верили им. (Именно поэтому в свое время советская пропаганда представляла русский рабочий класс исключительно грамотным и политически развитым. В памятной исторической кинотрилогии о Максиме этот рабочий-большевик легко побеждает в споре интеллигента-меньшевика на удивление точными дословными цитатами из К. Маркса. Конечно, это большое преувеличение: коммунистам было выгодно представлять свой «классовый авангард» именно таким. Да, постольку, поскольку рабочие относились к городским жителям, они были, как правило, грамотнее деревенских, но далеко не все, и даже грамотные в смысле образования и политической культуры в своей массе находились на низком уровне.)
За единую неделимую Россию: как и почему
Фактический распад государства в обстановке Гражданской войны и образование самостоятельных правительств на национальных окраинах бывшей Российской империи обострили значение национального вопроса. В отличие от большевиков, демагогическим провозглашением «права наций на самоопределение» заложивших бомбу замедленного действия под Россию (что отмечал и президент В.В. Путин), белые твердо отстаивали восстановление единой неделимой России в дореволюционных границах, признавая лишь независимость Польши (признанную еще Временным правительством в марте 1917 года) и соглашаясь предоставить внутреннее самоуправление остальным национальным окраинам. Это, в частности, выражалось в официальном заявлении министра иностранных дел белой России С.Д. Сазонова представителям Антанты, сделанном в начале апреля 1919 года, что «помимо этнографической Польши, никакие вопросы не могут быть решены без участия и согласия России»[506]. При этом, признавая независимость Польши, колчаковское правительство считало последнюю обязанной «принять на себя падающую на нее часть нашего государственного долга и стоимость переходящих к Польше государственных, общественных и частных имуществ»[507]. Главный боевой клич Белой армии: «За единую неделимую Россию!» – объединил вокруг нее патриотические круги общества. И А.В. Колчак, и А.И. Деникин выступали горячими поборниками национального единства. Одновременно они выступали за присоединение к России Западной и Закарпатской Украины («Галицкой и Угорской Руси») и Буковины, после распада Австро-Венгрии отданных Антантой по частям Польше и Румынии, и за переход под ее контроль проливов Босфор и Дарданеллы[508] (то и другое были целями Российской империи в Первой мировой войне).
При этом они категорически отрицали идею федерации, как противоестественной и деструктивной для государства со сложившимися унитарными традициями, и выступали их защитниками (выше мы писали о полемике кадетов с эсерами по этому вопросу).
Несмотря на официальное заявление А.В. Колчака перед союзниками в ответ на их ноту от 3 июня 1919 года, в котором он, демонстрируя свой «демократизм», хотя и в несколько двусмысленной форме, но признавал право Финляндии на «самоопределение», а прибалтийских, закавказских и закаспийских народов – по крайней мере на автономию, с оговоркой, что «окончательное» решение данных вопросов откладывается до будущего Национального собрания[509], на практике Колчак поступал с противоположных позиций, как бескомпромиссный поборник единства Империи. Особенно ярко это проявилось в финляндском вопросе.
В 1919 году встал вопрос о предоставлении финнами военной помощи Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича во взятии Петрограда в обмен на признание белыми независимости Финляндии (уже признанной большевиками). В переписке, завязавшейся по этому поводу, на полях телеграммы министра иностранных дел С.Д. Сазонова Верховный правитель начертал резолюцию: «Я не считаю кого-либо правомочным высказаться по вопросу о признании финляндской независимости до Всероссийского национального или народного собрания, а потому не могу уполномочить Вас сделать какие-либо заявления по этому предмету от моего имени. Адмирал Колчак. 8.III.1919»[510].
Тем временем, командующий Северной армией генерал Е.К. Миллер сообщал 4 мая премьеру колчаковского правительства П.В. Вологодскому о «панфинской пропаганде» финнов в Карелии и опасался их стремления отторгнуть Карелию от России[511]. В апреле 1919 года финны под предлогом помощи белым предприняли интервенцию в Карелию. В гельсингфорсских газетах было опубликовано воззвание штаба финской «белой гвардии», в котором открыто говорилось: «У карельского народа одна общая цель с финскими добровольцами – освободить карельскую землю от русских»[512]. Находившийся в Финляндии при Юдениче контр-адмирал В.К. Пилкин сообщал о «сильной ненависти» основных финских политических групп к России и выражал мнение, что операция по взятию Петрограда допустима только под русским флагом во главе с Юденичем и под контролем союзников, иначе финны, «при их ненависти к России и их характере мясников», вырежут в северной столице всех русских[513]. Все это лишний раз подтверждает правоту жесткой позиции, занятой в финляндском вопросе А.В. Колчаком.
Телеграмма министра иностранных дел С.Д. Сазонова из Парижа Верховному правителю адмиралу А.В. Колчаку по вопросу о Финляндии. Собственноручная резолюция А.В. Колчака от 8 марта
3 марта 1919
[ГА РФ. Ф. Р-200. Оп. 1. Д. 341. Л. 31]
Телеграмма Верховного правителя адмирала А.В. Колчака посланнику в Швеции К.Н. Гулькевичу для передачи генералу Н.Н. Юденичу по вопросу о Финляндии
26 мая 1919
[ГА РФ. Ф. Р-200. Оп. 1. Д. 396. Л. 58]
С учетом всей обстановки, А.В. Колчак в телеграмме Н.Н. Юденичу 26 мая 1919 года писал: «Признание независимости Финляндии может исходить только от Учредительного собрания. В настоящее время никто не правомочен вступать в формальное соглашение по этнографическим вопросам от имени России»[514].
В унисон с его мнением, 8 мая, после принятия Версальской мирной конференцией решения признать независимость Финляндии, представлявшее белую Россию за рубежом Русское политическое совещание в Париже обратилось к конференции с заявлением, в котором говорилось: «Юридический статус никакой территории не может быть изменен без согласия или без ведома того государства, часть которого составляет эта территория… Вследствие этого решение держав, признавших себя вправе провозгласить независимость Финляндии без предварительного на то согласия России, должно считаться лишь временной мерой при условии последующего принятия ее Россией»[515].
23 июня 1919 года адмирал А.В. Колчак направил официальное обращение главе финляндского правительства генералу Г. Маннергейму (бывшему генералу русской армии), гласившее: «В эти решительные дни нашей борьбы с разрушительным и анархическим началом большевизма я не исполнил бы своего долга перед Россией, если бы не обратился к Вашему Превосходительству с совершенно откровенным, исполненным глубокого доверия призывом, к которому меня побуждает забота о спасении неисчислимых человеческих жизней, томящихся под режимом большевиков. Я исхожу из убеждения, что должно быть сделано все возможное для достижения наиболее скорого сокрушения большевизма. Поэтому я хотел бы надеяться, что Вы побудите финляндское правительство принять