В этом давлении, кстати, сыграла не последнюю роль все та же наша социалистическая демократия. Находившиеся на Западе бывший премьер Временного правительства А.Ф. Керенский (прозванный кадетами «Хлестаковым русской революции»), бывший глава Директории Н.Д. Авксентьев и их единомышленники призывали союзные державы прежде признания потребовать от Колчака «гарантий демократии».
Даже правая французская газета «Матэн» предостерегала союзников от предъявления каких-либо условий Колчаку, замечая по этому поводу: «Когда адмирал Колчак будет в Москве, он сделает то, что сам найдет нужным, а не то, что потребуют от него союзники. Невыгодно говорить в повелительном тоне с теми, над кем не имеешь реальной власти»[662]. Лондонская «Таймс» также отмечала «упрямо высокомерное стремление навязывать свои приемы и предрассудки русскому народу»[663].
Тем не менее условия от союзников все-таки последовали. 26 мая 1919 года пять ведущих держав Антанты: Великобритания, Франция, США, Япония и Италия – направили Колчаку совместное обращение, подписанное главами государств и правительств: премьер-министром Франции Ж. Клемансо, премьером Великобритании Д. Ллойд-Джорджем, президентом США В. Вильсоном, итальянским премьером В. Орландо и представителем Японии маркизом Сайондзи. В обращении изъявлялась готовность к признанию правительства адмирала в качестве всероссийской власти при условии внятных заверений с его стороны, что он, во-первых, преследует демократические цели и, во-вторых, не будет посягать на права национальных меньшинств (по некоторым сведениям, на предъявлении этих условий настояли все те же два автора затеи с «Принцевыми островами» – Вильсон и Ллойд-Джордж)[664].
Верховный правитель был поставлен в сложное положение. Его воззрения были весьма далеки от демократии, хотя он и понимал, что управлять страной в ХХ веке без учета общественного мнения нельзя (другой вопрос, как его использовать. Такие корифеи тоталитарных режимов, как Сталин, Гитлер и Муссолини, проявили замечательное искусство манипулирования общественным сознанием, при этом оставаясь абсолютными тиранами). А в национальном вопросе Колчак был убежденным сторонником единства Империи. Однако игнорировать позицию союзников он тоже не мог, поскольку остро нуждался в военных поставках.
В результате ответ на обращение союзников, врученный их представителям 3 июня (в тот же день, когда его получил Колчак), был составлен в осторожной дипломатической форме, в общих словах обтекаемо подтверждая приверженность двум запрошенным союзниками принципам, но с такими оговорками, что его можно было истолковать по-разному[665]. Сходный по содержанию ответ представил А.И. Деникин[666].
В целом ответ адмирала удовлетворил союзников. Но даже после этого конференция ведущих держав Антанты в послании от 24 июня, хотя и выразила свое одобрение и обещание предоставлять всевозможную помощь, вопрос о признании правительства адмирала «де-юре» обошла молчанием[667]. Для ознакомления с положением на месте США несколько позже командировали в Омск своего посла в Японии Морриса. Он вынес благожелательное впечатление от встречи с Колчаком, а антисоветский настрой сибирских земств (по незнанию России) принял за общее мнение народа. В своем резюме посол рекомендовал союзным державам признать правительство Колчака де-юре.
Но акта формального признания так и не последовало. Союзники заняли выжидательную позицию. Все дальнейшее зависело от исхода борьбы на фронте. По этому поводу еще раньше справедливо выразился в газетном интервью неоднократно упомянутый Г.К. Гинс: «Первый наш дипломат – это армия»[668].
Единственным иностранным государством, де-юре признавшим правительство Колчака правительством всей России, была Югославия (официально именовавшаяся тогда Королевством сербов, хорватов и словенцев), издавна связанная еще до своего объединения в 1918 году, в лице Сербии и Черногории, с Российской империей союзными узами и сохранившая благодарность по отношению к ней за помощь, оказанную в Первой мировой войне. Ее правители видели в белых преемников старой России. Особенно подчеркнуто демонстрировал свою дружбу с ними принц-регент Александр (будущий король), в свое время окончивший в России привилегированный Пажеский корпус в Петербурге, прекрасно владевший русским языком и считавший русских белых офицеров братьями по оружию. В мае 1919 года Югославия обменялась послами с правительством Колчака[669] (также на помощь белым было направлено несколько сербских добровольческих частей). Но позиция этой небольшой страны серьезного значения не имела.
В целом же, если не считать англичан, которые помогали белым больше всех остальных, вместе взятых, и при этом вели себя вполне корректно, прочие «союзники» не столько помогали им, сколько вредили своими междоусобными склоками и амбициями. Французские представители погрязли в борьбе мелких честолюбий (как иронически замечал председатель Восточного отдела ЦК кадетской партии А.К. Клафтон, «французская миссия много и пышно говорит, но на весах действительной помощи ее значение ничтожно»[670]). США и Япония в основном ограничивались ролью наблюдателей на Дальнем Востоке, при этом американцы отказывались участвовать в подавлении большевистских восстаний, заявляя, что считают большевиков «одной из политических партий в России» и не желают «вмешиваться в ее внутренние дела», и конкурировали с японцами, которые под шумок занимались эксплуатацией природных богатств края.
Впоследствии, когда предприятие, в котором союзники так или иначе принимали участие, окончилось неудачей (для них прежде всего – материальными убытками), их представители обвиняли в этом друг друга, что видно из их мемуаров: англичане винили французов в нерадивости и амбициях; французы англичан – в безоговорочной поддержке режимов Колчака и Деникина без попыток их коррекции, что, по их мнению, привело к развитию «реакционных» черт этих режимов; те и другие обличали американцев в попустительстве большевизму; наконец, все вместе возмущались откровенно хищническим поведением японцев. Это старая истина: когда общее дело кончается крахом, потерпевшие начинают искать виноватых между собой…
Со временем надежды на союзников таяли, особенно после заявления Ллойд-Джорджа в парламенте 8 ноября 1919 года о том, что Англия не может бесконечно помогать белым[671]. Незадолго до падения Омска газета Н.В. Устрялова «Русское дело» прямо заявила, что «в тяжелом положении адмирала Колчака и его правительства виноваты союзники. От них не ждут помощи живой силой, но они расшатывают веру в то, что союзникам нужна единая Россия, они не признают правительства адмирала Колчака и тем помогают его врагам»[672]. Как минимум доля правды в этом обвинении очевидна. Хотя бы потому, что в годы Второй мировой войны державы Запада признали эмигрантские правительства Франции (де Голля) и Польши, вообще не располагавшие на тот момент территориями, в то время как белые армии занимали в 1919 году огромные территории (Колчак – Сибирь, Урал, Казахстан, Дальний Восток, Деникин – Северный Кавказ, Крым, Новороссию, Украину, Дон, часть Поволжья, Черноземье, Миллер – Северный край, Юденич – подступы к Петрограду) и были объединены вокруг Верховного правителя адмирала А.В. Колчака.
После разгрома колчаковской армии и падения Омска союзные правительства практически прекратили всякую помощь, а правительство США в декабре 1919 года заявило об этом официально[673].
Изложенные факты полностью опрокидывают как советские и неосоветские пропагандистски-клеветнические измышления о «марионеточности» белой России и лично А.В. Колчака, показывая его последовательно самостоятельную, несмотря на сложные условия, патриотическую и великодержавную внешнюю политику, так и неолиберальные представления о ее «негибкости». Советская пропаганда любила упоминать историю с «Северо-Западным прави-тельством», сформированным в Ревеле (Таллине) в августе 1919 года по ультимативному требованию английского представителя генерала Марча. Забывая добавить, что это «правительство» не было признано ни Юденичем, ни Колчаком, а уже 24 октября поверенный в делах в Англии Саблин телеграфировал колчаковскому МИДу про английского генерала-самодура: «Великобританское правительство окончательно решило отозвать из балтийских провинций генерала Марча. Помимо других причин, правительство отзовет его ввиду полученного здесь на днях предложения названного генерала занять Кронштадт эстонским гарнизоном на случай падения этой крепости. Это предложение сочтено здесь слишком глупым»[674].
Подводя итоги, можно сказать, что помощь союзников была крайне недостаточной, и не только по причинам их собственной истощенности после Первой мировой войны и послевоенного кризиса, а также сопротивления левых партий, демократической интеллигенции и рабочих. Когда Первая мировая война закончилась, а плоды ее были поделены победителями, стремление белых возродить Российскую империю уже не отвечало интересам союзников. Можно согласиться с мнением уже цитированного современного историка А.В. Шмелёва: «Правящие круги союзнических стран боялись большевизма, который представлял собой нечто новое и неизведанное. Но они боялись и белых, которые представляли собой старое и слишком хорошо известное