йда в свое время оказал активную поддержку Колчаку, в противоположность остальным чехам, и давно уже оставил чешскую службу, из ненависти к Колчаку чехословацкое телеграфное агентство в Сибири выступило в защиту Гайды и с выпадами против власти.
Власть самого Колчака после эвакуации его столицы стала призрачной. Напрасно он грозил генералу М. Жанену «силой усмирить чехов, наших военнопленных»[741] – после развала фронта он утратил реальное влияние на события. Чешское командование не постеснялось даже остановить поезда с беженцами, больными и ранеными, пока не пройдут их собственные эшелоны, в которых они везли и тонны награбленного добра, от золота до домашней утвари. Из 800 тыс. беженцев, уходивших с белой армией на восток, около 200 тыс. замерзли и погибли; среди них были семьи многих офицеров. Возмущенный генерал В.О. Каппель даже вызвал по прямому проводу на дуэль чешского командующего генерала Яна Сыровы, но тот не ответил на вызов…
Сам Колчак поначалу принял решение отходить вместе с войсками и дожидался их подхода. Из Омска он выехал 12 ноября, за два дня до его эвакуации, отдельным литерным поездом. Одной из его забот было стремление предотвратить захват чехами, союзниками или партизанами золотого запаса. Предложение генерала Жанена передать золотой запас под охрану союзников Колчак повторно отверг. Все ценности были погружены по его приказу тайно, ночами, в специальный эшелон под знаками Красного Креста, и его охрана ждала часа отправления. Среди специальных грузов был и вагон с вещами царской семьи и вещественными уликами ее убийства, собранными следователем Н.А. Соколовым. По поручению Колчака генерал Дитерихс доставил эти вещи во Владивосток, а там их погрузили на английский корабль.
В армии по ходу поражений назревала новая оппозиция в лице командующего 1-й армией, молодого генерала Анатолия Пепеляева (брата колчаковского министра Виктора Пепеляева). Еще в июле он установил связь с опальным Р. Гайдой и начал выступать за демократизацию режима и немедленный созыв Учредительного собрания. Тогда Колчак отчитал его и поставил на место.
Теперь же, после падения своей столицы, размышляя над путями выхода из кризиса, он решается на уступки и назначает председателем Совета министров вместо П.В. Вологодского В.Н. Пепеляева, который ранее был ярым сторонником диктатуры, но под влиянием катастрофы резко спланировал «влево». Пытаясь спасти положение, правительство по приезде в Иркутск обратилось 19 ноября с воззванием к народу, в котором пыталось внушить веру в лучшее будущее и заверяло, что выборы в Государственное земское совещание, намеченные на декабрь, будут проведены в срок. Новый премьер Виктор Пепеляев в интервью прессе заявил, что его новая программа имеет целью «примирить правительство, сознающее и исправляющее свои ошибки, с обществом» и включает «отказ от системы военного управления страной» с передачей основных полномочий гражданским властям и расширение прав Государственного земского совещания[742]. 8 декабря правительство принимает постановление, согласно которому состав Государственного земского совещания становится целиком выборным (во изменение изданного за месяц до этого положения о совещании, устанавливавшего смешанный состав: на 2/3 выборный и на 1/3 назначенный). Чувствуя недостаточность этих мер, Пепеляев начинает добиваться от Колчака созыва Земского собора.
Но попытка спасти режим путем демократизации в условиях разразившейся катастрофы на фронте была обречена, будучи слишком явным жестом отчаяния. Это показала первая же встреча В.Н. Пепеляева с предводителями иркутских эсеров. Чтобы общество поверило новому правительству, с иронией заявили они Пепеляеву, «нужно устранить всех виновных в создании диктатуры и ее ужасов, и прежде всего одного человека… – Вас, Виктор Николаевич»[743].
Решившись на отчаянный шаг, Пепеляев едет к брату-генералу, и 9 декабря со станции Тайга они отправляют адмиралу (медленно двигавшемуся в пробке чешских эшелонов и по сути утратившему реальную власть) совместную телеграмму, в которой говорилось: «Умоляем в последний раз о немедленном издании акта о созыве Сибирского земского собора, в лице которого сам народ возьмет в свои руки устройство Сибири и изберет Сибирское правительство… Мы ждем до 24 часов 9 декабря… Во имя Родины мы решимся на все. Нас рассудят Бог и народ»[744]. Когда директор личной канцелярии Колчака генерал Мартьянов связался с Пепеляевым-старшим по прямому проводу и осведомился, как понимать последние слова их телеграммы, тот уклончиво ответил: «Как последнюю попытку спасти Верховного правителя помимо его воли»[745]. Одновременно братья Пепеляевы арестовали главнокомандующего Восточным фронтом генерала К.В. Сахарова, которого считали виновником крушения фронта.
Поскольку адмирал категорически отказывался принять ультиматум, члены правительства в переговорах по прямому проводу убедили Пепеляева на компромисс: «остаться при старой конструкции Земского совещания, давши этому совещанию законодательные функции… исключив членов по назначению». Колчак согласился на такой компромисс[746]. Смещенный с поста главнокомандующего Сахаров был освобожден, а его место занял популярный в войсках генерал-лейтенант В.О. Каппель. Два дня спустя сконфуженный Пепеляев оправдывался в телеграмме из Томска Колчаку: «Конец моей телеграммы мог быть понят неверно…, я ни теперь, ни когда-либо не предприму ничего против носителя Верховной власти», но добавил в конце, что без созыва Земского собора (ставшего, видимо, его идеей фикс) «государственность погибнет»[747].
Однако наспех подготовленный проект реорганизации власти адмирал нашел слишком радикальным и отказался подписать; особенно резко он высказался против контроля правительства над внешней политикой, которую считал своей исключительной прерогативой[748]. Переговоры затянулись. Отчаянные метания нового премьера между эсеровской оппозицией и оплотом крайне правых сил атаманом Семёновым демонстрировали его бессилие. Налицо была агония как армии, так и власти. Приехав к Колчаку для личных переговоров, Пепеляев в дальнейшем разделил его судьбу.
Впрочем, теперь, после оставления Омска и развала фронта, все эти метания имели уже чисто умозрительное значение. В декабре 1919 года был оставлен Томск. Трагическая развязка приближалась.
Стоит отметить, что похожая ситуация сложилась на Юге в период агонии власти А.И. Деникина в начале 1920 года, когда он пошел навстречу сторонникам демократизации его режима и передал широкие полномочия Верховному кругу казачества. И здесь это ничего не дало, а после отступления в Крым сменивший Деникина П.Н. Врангель вернулся к методам диктатуры.
И здесь роковую роль в судьбе Колчака сыграли союзники. В условиях поражений его армии и быстрого продвижения красных перед ними вырисовывались два выхода: либо оставаться на стороне белых, либо пойти на компромисс с красными и повстанцами с целью самосохранения и благополучной эвакуации на родину. Генерал М. Жанен и командование чехословацкого корпуса в конце концов избрали последнее. Благодаря тому, что они, спасая свои жизни и захватив практически все подвижные составы железной дороги, направили их первыми на восток, не пропуская никого, пока не пройдут чешские эшелоны, на магистрали создалась пробка. На произвол судьбы оказались брошенными не только русские воинские части и 5-я польская дивизия, но и многочисленные беженцы, больные и раненые.
Когда поезд Верховного правителя дошел до Новониколаевска (ныне Новосибирск), уперся в эшелоны чехов и Колчак потребовал пропустить его вперед на Иркутск, то получил отказ. И ничего не смог поделать, так как уже не имел под рукой вооруженной силы – разрозненные русские части отступали вдоль магистрали по снегу. Верховный правитель фактически превратился в заложника чехов, будучи оторванным и от правительства, и от армии.
Армия продолжала стремительно таять, и уже не столько от красноармейских частей, сколько от повстанцев и партизан. Восстания вспыхивали одно за другим, и в них вовлекались распропагандированные большевиками и эсерами деморализованные солдаты погибающей армии. После удара под Красноярском (где изменил Колчаку и перешел на сторону красных начальник местного гарнизона генерал-майор Б.М. Зиневич) армия фактически распалась. Ее немногочисленные остатки (до 30 тыс. чел.), не имея возможности отступать по железной дороге, занятой чехами, двигались к Иркутску в 30-градусные сибирские морозы по бездорожью, теряя людей от обморожений, тифа и недоедания. Лишь неукротимая воля 36-летнего генерал-лейтенанта Владимира Оскаровича Каппеля, назначенного командующим остатками фронта, сумела еще сплотить и удержать от гибели сохранившиеся остатки войска, в котором остались лучшие из лучших. Крутыми мерами Каппель и его соратники поднимали дисциплину. За неисполнение боевого приказа командующий 2-й армией генерал С.Н. Войцеховский лично застрелил командира корпуса генерала П.П. Гривина. По дороге теряли людей обмороженными, умершими от тифа. В историю эта драматическая одиссея сохранивших еще боеспособность остатков колчаковской армии под командованием Каппеля вошла под названием Великого Сибирского ледяного похода.
На станции Нижнеудинск за Красноярском поезда Верховного правителя (его собственный и с золотом) 25 декабря вновь были задержаны чехами. Сюда же прибыл навстречу из Иркутска с требованием «реформ» новый премьер В.Н. Пепеляев. Под предлогом охраны от нападения чехи фактически взяли поезда Верховного и его самого под контроль. Колчаку была вручена телеграмма генерала Жанена с предложением оставаться на месте до выяснения обстановки. А обстановка запуталась окончательно…