групповых убийств политических противников и массового истребления населения»[755]. Все эти обвинения – за исключением пропагандистского пассажа о «целях восстановления дореволюционного режима» и пункта об «упразднении социальных завоеваний революции» можно с полным основанием применить к самим его судьям. Особенно в отношении террора и уничтожения политических свобод.
Для Колчака допрос имел особое значение. Он давал показания охотно, стремясь оставить для истории, для потомства и всего мира и собственные биографические данные, и сведения о тех крупнейших событиях, в которых ему довелось непосредственно участвовать. На допросах он держался с достоинством, вызывая невольное уважение следователей.
Но вот начавшийся без особой спешки, по определенному плану ход допроса (доведенного до переворота 18 ноября и событий, последовавших непосредственно за ним) был свернут, ибо поступил приказ о немедленной ликвидации.
Верный долгу генерал В.О. Каппель, узнав о выдаче адмирала, ускорил отступление своих войск от Нижнеудинска на восток к Иркутску, в лютую стужу (стояли 30-градусные морозы) и глубокие снега, стремясь на выручку адмирала. В походе он провалился с конем в ледяную полынью и отморозил ноги, часть которых ему ампутировали, но к этому добавилось тяжелое воспаление легких. До конца оставаясь со своими войсками, Каппель умер 26 января 1920 года. Популярность его среди солдат была так велика, что остатки его войск, многие из которых продолжили участие в Гражданской войне до самого ее конца в октябре 1922 года во Владивостоке, продолжали называть себя «каппелевцами».
Сменивший Каппеля его ближайший помощник, генерал-майор С.Н. Войцеховский продолжил марш-бросок на Иркутск в надежде освободить адмирала. Подойдя в первых числах февраля к Иркутску, он предъявил большевикам ультиматум об освобождении Колчака, обещая за это не штурмовать Иркутск и уйти в его обход за Байкал. На самом деле генерал блефовал – реальных сил для штурма города у Войцеховского было мало, а по пятам их преследовала 5-я Красная армия. Справедливости ради, ультиматум Войцеховского лишь ускорил конец адмирала…
Сам Колчак узнал об этом от Тимирёвой. Анна Васильевна, беззаветно любившая адмирала, добровольно последовала за ним под арест, чтобы разделить его судьбу. В тюрьме они пытались обмениваться через охранников записками. Иногда это удавалось. На ее сообщение об ультиматуме Войцеховского, трезво оценивая ситуацию, он ответил, что из этого «скорее… ничего не выйдет или же будет ускорение неизбежного конца». Он понимал, что его ждет, и предвидел свою участь.
Вместе с тем он оставался спокоен, его записка к ней дышит нежностью: «Дорогая моя голубка… спасибо за твою ласку и заботы обо мне… Я только думаю о тебе и твоей участи, единственно, что меня тревожит. О себе я не беспокоюсь – ибо все известно заранее…»[756] Несомненно, жертвенный поступок возлюбленной, по собственной воле последовавшей за ним в тюрьму, растрогал его. Позже, когда перед расстрелом он попросил о последнем свидании с ней, палачи расхохотались ему в лицо…
Приказ Москвы о ликвидации. «И такое короткое слово: расстрел…»
Долгое время считалось, что решение о расстреле Колчака без суда и до окончания следствия было принято на месте иркутскими коммунистами из опасения его освобождения каппелевцами. Иногда упоминалось о согласовании «акта возмездия» с Реввоенсоветом 5-й армии. Более 70 лет спустя, после падения советской власти, была извлечена из архива секретная записка В.И. Ленина заместителю Троцкого Э.М. Склянскому (на Западе ее текст был опубликован еще ранее в Париже на основе сохранившейся в личном архиве Троцкого копии в издании «Бумаги Троцкого»).
Записка гласила: «Шифром. Склянскому. Пошлите Смирнову (РВС-5) шифровку: Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Подпись тоже шифром. Беретесь ли сделать архинадежно?»[757]
Поскольку записка не датирована, по тексту невозможно определить, был ли это завуалированный приказ о ликвидации или же написанное постфактум предупреждение о мерах по сокрытию истинных организаторов расстрела. В любом случае, большевистский вождь выражал желание изобразить «акт возмездия», так сказать, «инициативой местных товарищей».
6 февраля председатель Сибревкома И.Н. Смирнов (конечный адресат Ленина в этой переписке) направил Иркутскому ревкому телеграмму: «Ввиду… движения каппелевских отрядов на Иркутск и неустойчивого положения советской власти в Иркутске настоящим приказываю вам: находящихся в заключении у вас адмирала Колчака, председателя Совета министров Пепеляева, всех участвовавших в карательных экспедициях, всех агентов контрразведки и охранного отделения Колчака с получением сего немедленно расстрелять. Об исполнении донести»[758].
Как видим, это было никакое не «согласование», а прямой приказ. И в любом случае, трудно представить, чтобы Смирнов отдал такой приказ без согласования с Москвой. А если даже это предположить, то зачем в официальной депеше после занятия Красной армией Иркутска Смирнов в точности воспроизводил ленинскую версию о принятии решения «местными товарищами»? и зачем нужна была сама эта лживая версия? Сомнительна и ее мотивировка: вряд ли советское командование, осведомленное о численном составе каппелевцев, могло поверить в реальность взятия ими Иркутска и освобождения Колчака.
Знаменательно, что решение о расстреле Колчака было вынесено вскоре после официального лицемерного постановления советского правительства и ВЦИК об «отмене» смертной казни от 17 января 1920 года. А Пепеляева даже не успели ни разу допросить.
Шифротелеграмма председателя Совета народных комиссаров В.И. Ленина заместителю председателя Реввоенсовета Республики Э.М. Склянскому для председателя Сибирского революционного комитета И.Н. Смирнова о неразглашении информации об А.В. Колчаке
Без даты
[РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24362. Л. 1]
Приказание председателя Сибревкома И.Н. Смирнова исполкому Иркутского совета депутатов о расстреле адмирала А.В. Колчака и бывшего премьер-министра В.Н. Пепеляева
6 февраля 1920
[ГА РФ. Ф. Р-341. Оп. 1. Д. 100. Л. 6]
Постановление Иркутского военно-революционного комитета о расстреле бывшего Верховного правителя адмирала А.В. Колчака и бывшего председателя Совета министров В.Н. Пепеляева
6 февраля 1919
[ГА РФ. Ф. Р-341. Оп. 1. Д. 99. Л. 2–2 об.]
Официальное постановление Иркутского ревкома под председательством большевика А.А. Ширямова, опубликованное на следующий день в печати, гласило: «Бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и бывшего председателя Совета министров Пепеляева – расстрелять. Лучше казнь двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв»[759].
Главное было сделано – тайна приказа о расстреле Колчака надолго сохранена. И впоследствии руководители иркутских большевиков (С. Чудновский, А. Ширямов, И. Бурсак) в своих воспоминаниях выставляли организаторами расстрела именно себя. Им было даже лестно ощущать себя не просто исполнителями такого исторического решения, но и приписывать себе его принятие. В те времена это считалось не только не зазорным, но и почетным. Попутно заметим, что из четверых непосредственных организаторов и исполнителей бессудного расстрела (Смирнов, Ширямов, Чудновский, Бурсак) двое (Смирнов и Чудновский) были сами расстреляны в период повальных сталинских репрессий 1937–1938 годов. Как сказал перед гильотиной французский жирондист П. Верньо: «Революция – как Сатурн: она пожирает своих детей».
В морозную ночь на 7 февраля 1920 года, в пятом часу утра бывший Верховный правитель адмирал Колчак был расстрелян на льду Ангары (точнее, в устье реки Ушаковки при ее впадении в Ангару). Характерно, что даже непосредственные руководители расстрела (С. Чудновский, И. Бурсак) в своих воспоминаниях признавали, что адмирал встретил смерть с солдатским мужеством[760] (в противоположность Пепеляеву, который пал духом). Адмирал сохранил достоинство и перед лицом смерти.
Расстрелом руководили председатель губЧК Самуил Чудновский и начальник гарнизона и одновременно комендант города Иван Бурсак (Блатлиндер).
Из воспоминаний И. Бурсака:
«Полнолуние, светлая, морозная ночь… На мое предложение завязать глаза Колчак отвечает отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шепотом говорит мне: – Пора.
Я даю команду: – Взвод, по врагам революции – пли!
Оба падают. Кладем трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь. Так «верховный правитель всея Руси» адмирал Колчак уходит в свое последнее плавание»[761].
В воспоминаниях неофициальных тот же Бурсак пояснял: «Закапывать не стали, потому что эсеры могли разболтать, и народ бы повалил на могилу. А так – концы в воду»[762]. Видимо, палачи неспроста опасались паломничества на могилу…
Судьба Анны Тимирёвой
Так закончил свой жизненный путь адмирал Колчак. 26-летняя Анна Тимирёва намного пережила его (узнав о расстреле Колчака, Тимирёва на допросе пыталась задушить председателя Иркутской губЧК С.Г. Чудновского, а затем неудачно пыталась покончить самоубийством). Большую часть своей многострадальной жизни, до реабилитации в 1960 году, она мыкала горе по советским лагерям, тюрьмам и ссылкам, пережив 13 арестов, но пронесла свое чувство через всю жизнь. Лишь в 1960 году по ходатайству группы советских композиторов во главе с Шостаковичем и Хачатуряном – учеников ее отца, в прошлом директора Московской консерватории В.И. Сафонова – она была реабилитирована, получила пенсию и комнату в коммунальной квартире в Москве на Плющихе (в экранизации «Войны и мира» Сергей Бондарчук снял ее в эпизодической роли княгини на первом балу Наташи Ростовой). Незадолго до смерти – а умерла она в 1975 году в Москве – Анна написала удивительно чистые, одухотворенные и эмоциональные воспоминания