В этих 13 пунктах ни словом не оговаривался какой-либо судебный процесс. Именно поэтому попытка В.С. Познанского приписать заслуги в организации предварительного следствия по делам колчаковских министров и их товарищей местным сибирским большевикам и Сибревкому документально не подтверждается. О чем, впрочем, говорит и ни к чему не обязывавшая резолюция члена Сибревкома А. Гойхбарга – «Комиссия с указанными задачами желательна»[423].
Кроме того, почему-то вся деятельность ЧСК по делам Колчака, Пепеляева и членов их Совета министров считается Познанским персональной заслугой К.А. Попова – «известного в Сибири революционера, опытного юриста, узника белогвардейских тюрем». При этом умалчивалось, что тот же Попов летом 1919 г. числился «лидером сибирских меньшевиков-интернационалистов», а предполагавшееся «Проектом» издание сборника документов (к 1 мая 1920 г.), с целью «развеять с противников советской власти символ борцов за демократию», ограничилось всего лишь публикацией в 1925 г. одного из вариантов стенографической записи допросов Колчака[424].
Расстрел главных представителей свергнутой власти на первый взгляд никак не отразился на следственной работе ЧСК. По предписанию Ревкома была образована ЧСК по делам пленных каппелевцев. В первую очередь решалась участь «насильно мобилизованных крестьян-возчиков», во вторую – «попавших в плен и очутившихся в рядах банд» солдат Красной армии, затем – «ревностных служителей каппелевской авантюры» царских солдат и офицеров.
Новому карательному органу местной советской власти принадлежал почин в сооружении всевозможных наглядно-агитационных построек руками арестованных и растрате денежных сумм (около 30 тысяч рублей) на скульптурные изваяния: возведены ледяные триумфальные арки на Тихвинской площади и на реке Ангаре для торжественной встречи красных регулярных войск[425].
Реорганизация Иркутского ВРК, роспуск городских думы и управы, кража мануфактуры на железной дороге и пр. не давали С.Г. Чудновскому (назначенному председателем Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности) возможности возглавить работу ЧСК по предварительному следствию по делам колчаковских министров.
Между тем его заместитель, ввиду отсутствия ясности в перспективах судебного процесса, решил освободить из тюрьмы «по случаю болезни» товарища министра путей сообщения А.Н. Ларионова и товарища министра юстиции М.А. Малиновского. В прессе была напечатана заметка под названием «Искупление грехов» о просьбе Ларионова принять меры к сохранению чертежей и расчетов изобретенного им универсального товарного вагона, а также материалов по обследованию уральских заводов. Кроме того, сообщалось о задержании виновных в убийстве 31 заложника на озере Байкал[426].
Новый импульс в активизации деятельности ЧСК придала телеграмма председателя Сибревкома И.Н. Смирнова в Иркутский губревком и Губчека от 29 февраля, в которой предлагалось срочно закончить предварительное дознание по делам министров Колчака, результат которого направить вместе с подсудимыми в Омск, в распоряжение отдела юстиции Сибревкома. Выполнение этого задания возлагалось на К.А. Попова[427].
Март стал месяцем срочного подведения итогов и оформления предварительного следствия. 1-го числа на специальном заседании губревкома обновленному составу ЧСК (председатель С.Г. Чудновский, товарищ председателя К.А. Попов, члены: А. Кофер, В.П. Денике и Л.Я. Герштейн) были даны пояснения, кого следует понимать под лицами, причастными к правительству Колчака, – «лиц, принадлежащих к центральной власти, несших ответственные и руководящие должности». 1-го и 7-го Попов продолжил допросы контрразведчиков А.В. Шемякина и Ф.К. Цыганкова, 4, 5, 11 и 30 марта по делу А.А. Червен-Водали опрошены в качестве свидетелей представители Иркутской губернской земской управы (разогнанной 20 февраля) Я.Н. Ходукин, П.В. Зицерман, А.Я. Гончаров, И.И. Ахматов и председатель Амурской областной земской управы (бывший член ЧСК) А.Н. Алексеевский[428].
8 марта, рассмотрев вопрос, какие дела и арестованные лица (числящиеся в списках комиссии) должны быть, согласно телеграмме Смирнова, переданы в распоряжение отдела юстиции при Сибревкоме, ЧСК постановила отправить: 1) товарища военного министра В.А. Карликова, 2) государственного контролера Г.А. Краснова, 3) товарища министра юстиции М.А. Малиновского, 4) управляющего министерством юстиции А.П. Морозова, 5) помощника главноуправляющего по делам вероисповеданий Л.И. Писарева, 6) министра народного просвещения П.И. Преображенского, 7) товарища министра путей сообщения Г.М. Степаненко, 8) товарища министра финансов И.Н. Хроновского, 9) главноуправляющего почт и телеграфа Ф.Л. Цеслинского, 10) министра труда Л.И. Шумиловского, 11) и. о. заместителя председателя Совета министров А.А. Червен-Водали, 12) товарища министра путей сообщения Ларионова, 13) товарища министра внутренних дел М.Э. Ячевского, 14) директора департамента милиции В.Н. Казакова, 15) товарища министра труда В.К. Василевского, 16) товарища министра внутренних дел А.А. Грацианова, 17) товарища министра иностранных дел В.Г. Жуковского, 18) офицера из окружения Красильникова А.В. Шемякина, 19) директора и распорядителя Русского общества печатного дела А.К. Клафтона, 20) начальника строевого отдела по снабжению войск И.М. Соловьева, 21) чиновника особых поручений при Верховном правителе Н.А. Самойлова, 22) начальника канцелярии Верховного правителя А.А. Мартьянова.
Дальнейшее производство следственных действий по делам перечисленных лиц, до момента их фактической передачи в Сибревком, возлагалось на К.А. Попова, с правом «дать заключение» перед отделом юстиции. В Омск передавались также дела на Верховного правителя Колчака, председателя Совета министров Пепеляева и гражданскую жену адмирала А.В. Тимиреву.
Казалось бы, все готово к исполнению распоряжения: 1) определен круг лиц и дел, подлежащих отправке в Омск, где 14 марта Сибревком подготовил постановление о судебном процессе, для которого подобрал состав суда, поручил Омской губчека провести предварительное следствие[429] (что стояло за этим постановлением: недоверие к иркутским товарищам или следствию, начатому Политцентром?); 2) Иркутская ЧСК «на посошок» объявила в городе розыск главноуправляющего канцелярией Т.В. Бутова, председателя Совета министров П.В. Вологодского (каким-то странным образом ускользнувшего из тюремных застенков), помощника морского министра Шевелева, капитана 1-го ранга Руденского, министра снабжения и продовольствия Зефирова и вице-директора хлебофуражного отдела Мильтонова («в случае розыска и заарестования кого-либо из них, препроводить каждого из них в распоряжение того же отдела юстиции при Сибревкоме»)[430]. Но К.А. Попов в путь не торопился…
Объяснение причин подобной «нерасторопности», видимо, кроется в стремлении бывшего лидера сибирских меньшевиков-интернационалистов (от которого в Омске ждут заключения по делам следствия) обезопасить себя так, чтобы его общественно-политическая деятельность в ЧСК со дня ее «политцентровского» основания стала «откупной» за персональное «меньшевиство». Перед тем как к концу марта завершить огромный труд, ставший основой для формулировки обвинений, предъявленных подсудимым на процессе, Попов не принял участия в допросах секретаря Вологодского А.И. Венедиктова и генерал-лейтенанта Г.С. Катанаева. 13-го числа следователь комиссии Бухов допросил Венедиктова, и в тот же день Катанаев – В.П. Денике[431].
Подпись Константина Андреевича присутствовала только под постановлениями ЧСК об отправке в Омск, без предъявления каких-либо обвинений, А.В. Тимиревой, об отклонении просьбы Червен-Водали освободить его из тюрьмы «на 2–3 дня для устройства личных дел» и о розыске, с последующим арестом, главноуправляющего по делам вероисповеданий П.А. Прокошева, министра путей сообщения Л.А. Устругова, товарища министра снабжения и продовольствия Мельникова и министра торговли и промышленности А.М. Окорокова[432]. Последнее постановление исходило уже не от Чрезвычайной следственной комиссии, а от Иркутской губчека и было заверено гербовой печатью этой организации. Возможно, до 25 марта ЧСК «поглотилась» Чека, но опять же без изменения в составе.
В оттягивании отправки арестованных в Омск личные мотивы Попова удачно сочетались с желанием Чудновского, намеревавшегося лично везти копии известного постановления Иркутского ревкома за № 27. Ведь из 22 «ответственных лиц павшей власти» Следственной комиссией под его председательством за весь период следствия был задержан лишь один человек – И.М. Соловьев-Рабинович.
Несмотря на строгую телеграмму представителя ВЧК при Сибревкоме И.П. Павлуновского, требовавшего немедленной доставки под конвоем арестованных министров в Омск[433], ни председатель ЧСК, ни его заместитель активных мер к немедленному сбору не принимали. На подлинном бланке телеграммы сохранилась поповская приписка «Провести через входящий и мне», т. е. ему, хотя адресована она была в адрес Губчека Иркутска. Что же заставляло товарища председателя комиссии, в чьи руки с 8 марта полностью перешло «дальнейшее производство следственных действий по делам […] лиц, до момента их фактической передачи в Сибревком», «отмахиваться» от неоднократных требований? Ответ на вопрос заключается в кропотливой и спешной работе Константина Андреевича, которая нигде, кроме как в «Следственном деле», выявлена быть не может.