Как видим, проявленное безучастие государственных структур царской России и пассивность научных кругов в своевременном ознакомлении мирового научного сообщества с результатами экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева со временем явились причинами принижения заслуг русских первооткрывателей и оспаривания приоритета нашей страны в открытии Антарктиды со стороны некоторых государств, несмотря на признание этого факта многими известными европейскими учеными.
Следует отметить, что и в Советском Союзе в 1920–1939 годах этот вопрос не получил достаточного внимания со стороны государства и деятелей науки. Несмотря на то, что в тот период международная научная полемика по вопросу открытия Антарктиды приобрела явный характер приуменьшения, вплоть до полного отрицания, достижений экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева, советское руководство и научная общественность, занятые в основном внутренними проблемами, не сделали ничего сколько-нибудь существенного для пропаганды наследия первой русской антарктической экспедиции. В эти годы внимание советского руководства и ученых в вопросах исследования полярных районов было приковано к подготовке Второго международного полярного года (1932–1933) в целях защиты интересов нашей страны и участия советских специалистов в международных научных изысканиях в Северном Ледовитом океане.
В качестве примера можно привести такой факт. В 1930 году норвежская экспедиция Яльмара Рисер-Ларсена обследовала часть антарктического побережья, которое было впервые открыто экспедицией Беллинсгаузена — Лазарева 28 января 1820 года, составившей подробное описание этого берега. Норвежцы назвали его Берегом Принцессы Марты, в честь королевской особы своей страны. Тогда в СССР этому обстоятельству не придали особого значения.
Но вслед за этим Норвегия в 1930 и 1939 годах объявила своим владением остров Петра I, открытый русскими в 1821 году. Вторичное заявление Норвегии уже не осталось без реакции со стороны Советского Союза. 27 января 1939 года советское правительство «сообщило Норвегии, что оно не может признать законной эту акцию и считает необходимым резервировать свою точку зрения о государственной принадлежности территории, открытой русскими мореплавателями. Важно заметить, что в это же время (январь 1939 года) США путем заявлений Англии и Франции также резервировали свою точку зрения на суверенитет в Антарктике. Вопрос о последней, таким образом, остался открытым в силу выступления двух великих держав»{170}.
Советские ученые активно включились в научный спор о приоритете открытия Южного континента после 1945 года, используя в качестве первоисточников записи и документы участников первой русской антарктической экспедиции — Беллинсгаузена, Лазарева, Новосильского, Симонова и др. Очень скоро, однако, выяснилось, что представленные аргументы о первенстве наших соотечественников в этом важном географическом открытии не признаются многими зарубежными исследователями в качестве доказательства открытия Южного материка. Не отвергая сам факт важности полученных русской экспедицией результатов, иностранные ученые и историки географии развернули дискуссию вокруг терминологии, которую использовали наши мореплаватели при описании увиденных ими береговых объектов.
Если сформулировать коротко, то речь шла (и до сих пор идет) о том, что следует понимать под терминами «материк льда», «ледяные горы», «матерый лед», «лед необыкновенной высоты», «ледяной берег с высокими отвесными стенами», которыми называют увиденное участники экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева. А также о том, является ли выражение «ледяной континент», используемое в советской литературе об Антарктиде, адекватным определению «материк льда», которое встречается в записях обоих капитанов.
Ситуация еще более осложняется тем, что в переводе на другие языки указанные термины претерпевали такие изменения, которые фактически выхолащивали суть того, что подразумевали российские первооткрыватели, принимая порой совершенно иной смысл. Вот, например, что пишет по этому поводу современный географ и историк Э. Таммиксаар: «Очевидно, что описание льдов в антарктических морях, которое дает в своей книге, опубликованной в 1831 году Беллинсгаузеном, было не всегда понятно его современникам. В первом переводе этой книги (1842 г.) переводчик вообще не перевел все подробные описания увиденной автором картины, например, выражение «матерый лед», упомянутое в его тексте 17 и 18 февраля. В английском переводе в 1945 году «матерый лед» звучит как «высокие айсберги» и «материнские айсберги», а не так, как следовало перевести — «ледяной барьер», что означает край континентального льда. <…>
Как видим, термин «матерый лед» является очень непонятным и при переводе приобретает разные значения»{171}.
Подобную словесную эквилибристику можно продолжать бесконечно, что и происходит на самом деле в затянувшихся спорах о приоритете открытия Антарктиды. На наш взгляд, существующая проблема перевода терминов не должна затушевывать главного — русские моряки первыми увидели берега Антарктиды и сумели дать подробную и научно обоснованную картину побережья Антарктического материка и льдов в омывающих его морях.
К этому можно добавить, что мореплаватели XIX века, штурмовавшие неприступный континент у Южного полюса, не имели тех знаний о сложной физико-географической структуре Антарктиды, которые накапливались постепенно и которыми располагает современная наука. Существует мнение, на наш взгляд, обоснованное, о том, что некорректно судить о приоритете мореплавателей той или иной страны в открытии Антарктиды с позиций современных представлений об этом континенте.
Однако оказывается, что и это обстоятельство, при желании, можно использовать для оправдания и обезличивания многочисленных претензий на первенство открытия Южного континента. Вот одно из мнений по этому поводу, которое существует уже в наше время в западной литературе об истории исследования Антарктиды: «Было бы более корректно признать, что наши знания о сложной физической географии южных полярных областей, хотя и медленно, но полностью изменились, и по этой причине несправедливо определять того, кто явился первооткрывателем Антарктиды»{172}.
Такой подход к вопросу приоритета представляется, мягко говоря, упрощенным и фактически содержит в себе отрицание первенства русской экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева, несмотря на мнение видных зарубежных и советских ученых, которое становилось достоянием широкой общественности уже в XIX веке, а затем и в XX.
Заметим, что в первой половине XIX века все, кто целенаправленно искал новые земли за Южным полярным кругом или открывал их случайно, находились в одинаковом положении, что касается уровня науки, навигации, картографии. Всё решали искусство кораблевождения, степень научной подготовки, наблюдательность, настойчивость и способность терпеть тяготы путешествия. И удача, без которой невозможны великие открытия, но которая всегда приходит к тем, кто, рискуя жизнью, идет до конца к своей цели.
История полемики по вопросу о приоритете открытия Антарктиды со всей очевидностью свидетельствует о том, что весь этот схоластический спор был затеян главным образом ради одного — любым способом оправдать территориальные посягательства на земли Антарктического континента. Именно это устремление целой группы стран, вышедшее на первый план в вопросе об Антарктиде в первой половине XX века, являлось движущим мотивом бесконечного оспаривания чести называться первооткрывателем как отдельных участков Южного континента, так и прилегающих островов. И в этой неприкрытой территориальной экспансии историческая правда о том, кто открыл Антарктиду, отошла на второй план.
Достойно сожаления, что достижения и имена отважных мореплавателей: Брансфилда, Смита, Палмера, Дюмон-д’Юрвиля, Уилкса и других — на длительное время превратились в атрибут межгосударственного соперничества ряда стран, в котором научная сторона их свершений, а также многократно и беспристрастно признанное первенство русских моряков не имели практически никакого значения.
В сложившейся ситуации в защиту чести первооткрывателей Южного континента Беллинсгаузена и Лазарева, а также интересов нашей страны в Антарктике выступили советские ученые.
10 февраля 1949 года в Ленинграде состоялось общее собрание действительных членов Географического общества СССР, на котором председатель общества академик АН СССР Л. С. Берг выступил с докладом «Русские открытия в Антарктике и современный интерес к ней». Впервые за время существования Советского Союза на эту проблему было обращено серьезное внимание как на научном, так и на государственном уровне.
Л. С. Берг так обозначил главный вопрос, по которому Советский Союз должен был заявить свою позицию на международном уровне: «За последние годы в мировой печати нередко появлялись сообщения о различных экспедициях в Антарктику и о выступлениях политических деятелей некоторых стран по вопросу о международном режиме Антарктики или принадлежности ее отдельных частей тем или иным силам»{173}.
Было также отмечено, что в 1948 году США провели неофициальные переговоры с Англией, Францией, Норвегией, Аргентиной и Чили об установлении некой формы управления Антарктикой, а ряд стран затеял судебные тяжбы друг с другом о правах на различные сектора. Вопрос об Антарктике, по мнению наших ученых, к этому времени принял острый характер и вышел за рамки науки, а этот материк приобрел международное значение. При этом претензии различных государств на земли Южного континента сопровождаются ссылками на имена мореплавателей из разных стран, якобы первыми открывшими его, что не соответствует исторической действительности, а факт открытия Антарктиды русской экспедицией Беллинсгаузена — Лазарева замалчивается.