Мичман Завалишин рассказывает: «Я два месяца буквально не знал, что значит обедать. <…>
Фрегат «Крейсер» был новоотстроенный, на нем не было еще мачт, и он не был еще обшит медью; а между тем недоставало времени вводить его в док, и обшивка должна была производиться посредством килевания (наклонения на воде то на один бок, то на другой), что, будучи удобно в приложении к мелким судам, представляло весьма трудную и небезопасную работу в приложении к большому»{185}.
Очевидцы утверждают, что от этого шло сильное озлобление против Лазарева со стороны портовых работников, между которыми даже сложилась поговорка: «Избави, Боже, от огня, меча и фрегата «Крейсер». Чувствуя растущее недовольство, Михаил Петрович вынужден был категорически заявить начальнику морского штаба, заменявшему тогда морского министра, что «если явное и тайное противодействие порта не прекратится, то он откажется от похода»{186}.
За несколько дней до отправления фрегат удостоился высочайшего посещения. Император Александр I прибыл в сопровождении великого князя Николая Павловича, некоторых иностранных послов и огромной свиты и остался очень доволен всем увиденным. Особенно понравилось ему устройство так называемой «шкиперской каюты», где были расположены в величайшем порядке все запасные вещи — да так, что всё могло по первому требованию доставаться без всякого затруднения. Внимательно слушал император и подробные объяснения Михаила Петровича про новые карронады, устроенные так, что с одной пушкой могли легко управляться всего три человека. Александр I обратил внимание и на новоизобретенные для хранения пороха медные ящики, заменившие пороховые бочонки, что позволяло обеспечить большую вместительность и лучшее предохранение от сырости. При этом император приказал начальнику морского штаба доложить по окончании похода о результатах этого опыта.
Потом, согласно заведенному в подобных случаях обычаю, старший корабельный кок поднес пробную порцию, и император, отведав, сказал, что щи очень хороши и что жаль, что за границей, вероятно, не всегда можно будет достать кислой капусты. На что Михаил Петрович доложил, что для больших плаваний капуста приготовляется особым способом, так что может сохраниться очень долго, и что на «Крейсере» взято такой капусты на три года для употребления в море, когда невозможно будет иметь под рукой свежие овощи. Пожелав морякам счастливого плавания и благополучного возвращения, император, отъезжая, пригласил Лазарева к обеду.
А теперь несколько слов о шкиперской каюте, так понравившейся Александру I. Ее особенное устройство представляло собой пространство в носовой части корабля вдоль всего борта, где стояли шкафы с выдвижными ящиками с разными мелкими вещами: инструментами, гвоздями, скобами, тонкими веревками и т. п. На каждом ящике имелась подпись, какие предметы в нем находятся; а веревки были намотаны на катушки, имея конец, выпущенный в отверстие, так что не было необходимости выдвигать ящики и разматывать мотки.
Мичман Завалишин отмечает: «На середине же отделенного для шкиперской каюты пространства устроен был склад громоздких запасных вещей: парусов, толстых веревок, больших блоков и проч., обнесенный решетчатой стеной параллельно шкафам, так что между стеной и шкафами был кругом коридор, который освещался глухими фонарями с гранеными стеклами. Вот почему государь и сказал одному из посланников, что это похоже на косметический магазин («Mais c’est un vrai magazin cosmétique!»)»{187}.
Подобная организация чрезвычайно сокращала время работы и давала возможность немедленного удовлетворения потребности в какой-либо вещи, что на море очень важно, так как иногда даже малейшее промедление может создать опасность. Решетчатая стена также имела несколько дверей с надписями, указывающими, что за ними лежит.
Считалось также нововведением уменьшение высоты рангоута на фрегате, начиная со стенег (части рангоута, служащей продолжением верхнего конца мачты). Дело в том, что М. П. Лазарев считал наличие высокого рангоута уместным лишь при благоприятных обстоятельствах, тогда как во время бури и даже сильного ветра он мешает нести нужное число парусов, а это очень важно в ситуации, когда значительная парусность необходима, если существует опасность быть прижатым к берегу или мели.
Отметим, что предусмотрительность Михаила Петровича не замедлила оправдаться.
Мичман Завалишин свидетельствует: «В самом начале похода при переходе из Даля в Портсмут мы были застигнуты бурей в Английском канале и прижаты к французскому берегу, спаслись тем, что могли нести и грот-марсель[39], вследствие чего Лазарев и доносил Адмиралтейств-коллегии из Портсмута (12 октября 1822 года за № 613) об этом случае следующее: «Смею утвердительно сказать, что ни один фрегат с неуменьшенным против обыкновенного положения рангоутом вынести того (т. е. большой парусности) был бы не в состоянии, и в таком случае вероятно, что последствия были бы гибельные»{188}.
А еще по настоянию М. П. Лазарева к пушкам были поставлены для воспламенения заряда кремниевые замки.
Это очень важный момент, на который надо обратить особое внимание. Дело в том, что стрельба на корабле существенно отличается от береговой тем, что на суше орудие стоит неподвижно, а на корабле качается вместе с кораблем. Поэтому если на земле орудие наведено правильно на какой-либо предмет, выстрел будет эффективен, даже если он не последовал мгновенно. А вот на море, при движении орудия, необходимо, чтобы выстрел был совершен в то самое мгновение, когда при движении орудия оно будет проходить линию правильного направления на цель. Между тем достигать этого было крайне трудно, когда при пальбе с фитилем один человек наводил орудие, а другой палил, стоя сбоку. Вот почему на фрегате «Крейсер» ко всем орудиям были приделаны замки, похожие на ружейные, с той только разницей, что наводивший орудие спускал курок с помощью довольно длинной веревочки, привязанной к язычку, чтобы при отдаче орудия успеть отскочить в сторону.
Выше говорилось о том, что фрегат по рангу его постройки был 36-пушечный, и этим определялось число людей, какое он мог вместить. Особенно имея в виду продолжительное плавание и, следовательно, необходимость значительных запасов даже и при штатном числе членов экипажа. Между тем для усиления боевых качеств фрегата решено было поставить на него 44 орудия. Поэтому при невозможности увеличить соразмерно и число людей необходимо было облегчить управление орудиями таким устройством их, которое позволило бы обходиться меньшим количеством орудийной прислуги. Установленные на фрегате каронады давали возможность управлять ими трем артиллеристам: один заряжал орудие, наводил его и стрелял, а двое, стоя по бокам, выдвигали его талями[40] за борт и давали, вращая платформу, должное направление орудию в ту и другую сторону.
Говоря об артиллерии «Крейсера», мичман Завалишин отмечал, что кроме 44 орудий, укрепленных на фрегате, имелись еще орудия для гребных судов. В связи с этим он пишет: «Понятно, какой огромный запас пороха приходилось нам иметь на такое количество орудий и на такое продолжительное время, как три года. Необходимо поэтому было найти средство уместить возможно большее количество пороха в определенном пространстве пороховой камеры на фрегате и приискать способ лучшего сохранения пороха от отсырения в течение долгого времени и при переходе через такие места, где, как например, между тропиками, при обильных дождях, влажность жаркого воздуха равняется почти горячей влажности паровой бани. Обе цели были достигнуты заменой пороховых бочонков медными ящиками, втулки которых замазывались мастикой, а ящики вставлялись в другие, деревянные»{189}.
Как отмечал потом в своей книге «Русские кругосветные путешествия с 1803 по 1849 год» контр-адмирал Николай Алексеевич Ивашинцов, «оба судна были снабжены провизией на 18 месяцев»{190}.
Д. И. Завалишин уточняет: «Фрегат был нагружен и перегружен донельзя. Сначала предполагали было, что отправляющийся с нами шлюп «Ладога» назначается преимущественно для отвоза нашей провизии — до трех тысяч пудов, а насколько останется места, возьмет и материалы для Камчатки и Охотска. Но как нередко случается, главное назначение сделали побочным, а придаточное — главным. Шлюп «Ладога» взял материалов для Камчатки и Охотска 4500 пудов, а нашей провизии — только 1300 пудов»{191}.
Ко всем вышеизложенным особенностям устройства разных частей на фрегате «Крейсер» необходимо прибавить и учреждение собственных музыкантов и хора, чего не имелось тогда даже и на первоклассных кораблях. Обзавестись ими можно было только за собственный счет командиров, что при не очень больших доходах флотских офицеров доступно было немногим. «Между тем музыка на фрегате не только имела большое значение в иностранных портах, но и служила развлечением, поддерживавшим бодрость духа команды в скучные длинные переходы, длившиеся иногда по нескольку месяцев. Инструменты были куплены Лазаревым на свой счет, но при участии и некоторых офицеров»{192}.
Получается, что и это предусмотрел Михаил Петрович. Музыканты, общим числом в 20 человек, были выбраны из своей же команды и обучались во время подготовки к походу у наемного капельмейстера. Был составлен и хор песенников, так что во время хорошей погоды музыканты и хористы по очереди развлекали экипаж.
Также были предприняты невиданные меры, относившиеся к сохранению здоровья людей и поддержанию бодрости духа, и это заслужило всеобщее и безусловное одобрение. Даже то, что иным казалось мелочным и педантством, полностью оправдалось в походе. На фрегате «Крейсер» никогда не было значительного числа больных, а цинга и вовсе не появлялась, что удивительно для тех времен.