В ответ турки вместо ожидаемой радости начали вести себя странно и запутанно, иначе они не были бы турками. Когда русские корабли были еще на подходе к Турции, им предложили не входить в Босфор, но М. П. Лазарев просто проигнорировал эту нелепую просьбу, ведь он прекрасно понимал, насколько важно для России пребывание его эскадры именно здесь и именно сейчас. При этом он опять сослался на неблагоприятный ветер. Отговорка, которую, как известно, всегда при необходимости имеют моряки.
Получается, что «внезапным вступлением в Босфор Лазарев нарушил данное ему приказание от начальства и то, о чем его прежде просил Бутенев письмом»{302}.
Неожиданное появление русских кораблей ошеломило турок. А барон Руссен пришел в такое негодование, что угрожал разрывом дипломатических отношений с Турцией, если русский флот не удалится из Босфора. Несчастная Турция попала в ужасное положение: страх неприятельского нашествия заставил ее просить помощи у России, а страх возбудить неудовольствие французского правительства внушал ей мысль, если не отказаться совсем от этой помощи, то угодить по возможности противникам России. Министры султана начали умолять А. П. Бутенева, чтобы русская эскадра была удалена в Сизопольскую гавань, и так как не было законного повода не исполнить подобного требования, то решено было, что эскадра действительно удалится, лишь только будет попутный ветер.
Оказавшись в эпицентре политических страстей, Лазарев был вынужден быстро принимать решения, которые, с одной стороны, не подрывали бы дипломатические устремления России, а с другой — давали бы ему возможность не уступать достигнутой, благодаря стремительности действий, стратегической инициативы, что требовалось от него как от военного человека в той мере, как он понимал свою задачу.
Вот о чем свидетельствуют донесения Лазарева, отправляемые им в эти дни А. С. Меншикову:
Разобравшись в обстановке, Лазарев, как об этом свидетельствуют его донесения Меншикову, решил при всех обстоятельствах удерживать проливы в своих руках, даже если для этого понадобится вести бой с объединенным англо-французским флотом. Характерно, что русский посланник в Константинополе Бутенев и русский представитель в Турции генерал-лейтенант Муравьев, поддавшись просьбе султана, тоже советовали Лазареву уйти с эскадрой в Сизополь. Но Лазарев не уходил. Он все время ссылался на ветер, который якобы, как нарочно, не дает возможности кораблям сняться с якоря{303}.
Однако Лазарев, понимая, что обстоятельства и воля вышестоящих лиц могут вынудить его действительно покинуть Босфор, уже предусмотрел и возможность скорого, если понадобится, возвращения.
В своем рапорте А. С. Меншикову от 10 февраля 1833 года он писал:
Турецкое правительство, не уклоняясь от предложения помощи… <…> убедительнейше просит, чтобы я с вверенной мне эскадрою на некоторое время удалился в Сизополь… <…>; а потому я с общего согласия как с г. посланником, так и с генерал-лейтенантом Муравьевым решился просьбу султана уважить, и эскадра теперь находится в готовности при первом благополучном ветре отправиться в Сизополь с тем, чтоб в случае надобности она могла тотчас прибыть обратно к Константинополю…{304}
Но для бестактности и слабодушия Турции не существовало, похоже, никаких границ: рейс-эффенди отправил русскому посланнику ноту, в которой извещал его, что барон Руссен был уведомлен официальным образом о состоявшемся решении.
Николай Николаевич Муравьев, командированный в 1832 году в Александрию к наместнику Египта Мегмет-Али с высочайшим требованием прекратить военные действия против Турции и помириться с султаном Махмудом II, потом в своих «Записках» вспоминал: «Я никогда не видал рассудительного и скромного Бутенева в таком негодовании, как он был при получении сей ноты, ибо сердце его чуждалось вероломства и не терпело унижения. Бутеневу еще до того неприятно было видеть изменчивую политику Порты, и он с прискорбием за несколько дней согласился на возвращение эскадры; но наглость турецкого правительства, отвергавшего таким образом испрошенное пособие, и возраставшая надменность французов, хвалившихся влиянием, приобретенным ими в Порте[57], превышали всякую меру терпения. Посланнику нашему предстояло избрать из двух одно: или следовать буквально повторенным наставлениям министерства, предписывающего отнюдь не навязывать туркам вооруженного пособия, или, к стыду двора нашего, допустить дерзкие разглашения французов, что они выслали флот наш из Босфора. Личные правила благородной твердости Бутенева в сем затруднительном случае восторжествовали. Он отвечал рейс-эффенди, что хотя и не отказывается от данного обещания возвратить эскадру с первым попутным ветром, но не принимает ноты, в которой упоминается об участии какого-либо постороннего посланника в сем деле; что писать о том в официальной бумаге неприлично после великодушия, оказанного государем, и что призыв эскадры и возвращение ее зависят от одного султана»{305}.
4 марта 1833 года турецкий министр иностранных дел пригласил к себе Бутенева, Муравьева и Лазарева и вновь потребовал, чтобы эскадра удалилась в Сизополь, «при первом южном ветре». На это российский посол сообщил, что в ближайшие дни в Константинополь на судах прибудут пять тысяч человек русских войск для защиты турецкой столицы от египтян и все это осуществляется по просьбе султана. Было также заявлено, что в дальнейшем их число будет увеличено до десяти тысяч человек. Одновременно будет увеличено и число кораблей за счет присылки из Севастополя еще двух эскадр. После этой информации посла М. П. Лазарев заявил, что теперь он и подавно остается в Константинополе до прибытия войск.
24 марта 1833 года в Константинополь пришла вторая эскадра Черноморского флота под командованием контр-адмирала М. Н. Кумани в составе трех линейных кораблей, одного фрегата и девяти транспортов с войсками. 2 апреля к этим силам присоединилась и третья эскадра (три линейных корабля, два бомбардирских корабля и еще десять транспортов) под командованием контр-адмирала И. И. Стожевского.
Русские войска в районе Босфора достигли численности десяти тысяч солдат и офицеров. А еще в Эгейском море крейсировали два фрегата, находившиеся в Средиземноморье еще с 1829 года.
На берег был высажен десант из нескольких казачьих сотен и двух пехотных полков с артиллерией. Однако это не отрезвило Ибрагим-пашу, который поспешил захватить Смирну. Тогда к Н. Н. Муравьеву были посланы подкрепления. Вскоре туда прибыл чрезвычайный посол и главнокомандующий сухопутными и морскими силами граф Алексей Федорович Орлов, после чего Муравьев остался командующим сухопутным отрядом русских и турецких войск, расположившихся биваком на Босфоре в окрестностях Бейкоса. Военный министр Александр Иванович Чернышев выдал предписание генерал-лейтенанту Муравьеву занять оборонительные позиции с обеих сторон Босфора и укрепить их. Значительный контингент войск был выделен на защиту собственно Константинополя совместно с турецкими войсками.
В случае появления египтян у Дарданелл М. П. Лазарев, произведенный 2 апреля 1833 года в вице-адмиралы, имел приказ немедленно выйти туда и удержать пролив.
Все дипломатические дела после этого осуществлял А. Ф. Орлов, встретившийся с Ибрагим-пашой. В конечном итоге тот остановился в шести днях хода от столицы Турецкой империи в ожидании инструкций от отца, в планы которого вовсе не входило воевать со столь могущественным противником, как Россия.
24 апреля 1833 года между султаном Махмудом II и его мятежным египетским пашой был заключен мир. Русские же войска простояли на Босфоре до 28 июня 1833 года, а после подписания между султаном и Орловым Ункиар-Искелесского договора отбыли на родину.
Что же касается французского посланника вице-адмирала Альбена Руссена, то он еще 18 февраля, когда подул попутный ветер, спросил, в котором часу русской эскадре назначено сняться с якоря. И был очень удивлен, когда А. П. Бутенев со свойственным ему хладнокровием отвечал, что эскадра останется на месте. Таким образом, французская дипломатия потерпела полную неудачу.
Сын Мегмета-Али Ибрагим-паша не только прекратил движение египетской армии, но и вообще отвел свои войска из Малой Азии.
Султан Махмуд II не находил слов к выражению своей благодарности России, столь бескорыстно и великодушно принявшей участие в бедствиях Турции. И что очень важно, по условиям нового русско-турецкого договора признательный султан запер проливы Босфор и Дарданеллы для военных судов любых иностранных держав, кроме России. Эта специальная секретная статья стала «изюминкой» договора. Более того, при российском посредничестве Египет был поставлен в прежнюю зависимость от Турции.
Как видим, ставший вице-адмиралом М. П. Лазарев блестяще выполнил стоявшую перед ним задачу. Он мастерски провел переброску десанта русских войск в Босфор, продемонстрировав «дружественные чувства» России к Турции в период турецко-египетского конфликта. Соответственно, корпус русских войск, высаженный на берега Босфора, позволил предотвратить захват Константинополя, а с этим и вероятный распад Османской империи. И, между прочим, этот десант 1833 года, отличавшийся очень высокой по тому времени организацией перехода морем, явился хорошей школой для черноморских моряков.
Помимо выполнения своих прямых обязанностей и проявленного дипломатического искусства М. П. Лазарев не упустил представившейся возможности изучить получше пролив Дарданеллы и его укрепления, для чего им были посланы с соответствующим заданием находившиеся при нем лейтенанты по особым поручениям, Путятин и Корнилов. Они отлично выполнили приказание Михаила Петровича, сделав описание всех важнейших объектов и береговой линии, обмерив высоту и толщину стен всех крепостей и калибр находящихся там орудий, о чем Лазарев и доложил графу А. Ф. Орлову, воз