главлявшему чрезвычайное посольство в Порте.
По возвращении из Константинополя М. П. Лазарев был возведен в звание генерал-адъютанта (1 июля 1833 года) с оставлением при прежней должности. От турецкого султана Михаилу Петровичу пожалованы были «золотая медаль, осыпанная алмазами, для ношения в петлице — в воспоминание пребывания в Константинопольском проливе вспомогательного российского отряда, и украшенный бриллиантами портрет султана»{306}.
А 2 августа 1833 года М. П. Лазарев был назначен на должность главного командира Черноморского флота и портов вместо адмирала Алексея Самуиловича Грейга, отозванного в Санкт-Петербург. Утвержден в этой должности Лазарев был в 1834 году, по указу его императорского величества, данному Правительствующему сенату 31 декабря.
Это, кстати, очень интересный вопрос: император Николай I задумал «революцию» на Черноморском флоте, но человек, которого он привлек к решению этого вопроса, был балтийцем. Да, Лазарева император не без оснований считал не просто талантливым моряком, но еще и безукоризненно честным человеком. Да, император не доверял А. С. Грейгу. Но почему он прислал балтийца? На первый взгляд это выглядит нелогичным.
Контр-адмирал Василий Александрович Стеценко, служивший на Черноморском флоте, в своих «Воспоминаниях и рассуждениях» отмечал: «В Черном море, при адмирале Грейге, флот комплектовался офицерами преимущественно из черноморских гардемарин, т. е. детей тамошних семейств, большею частью инородцев. Из них выходило много дельных, храбрых и отличных морских офицеров, но в основе их воспитания не лежало и не могло лежать национальное чувство, без которого, при всей исправности по службе, она делается более или менее выгодной профессией; ибо материальная польза государства не составляет главную цель, одушевляющую служащего»{307}.
Да, решение императора выглядит нелогичным. Но это если не понимать того, что происходило тогда на Черном море, если не знать обо всех творимых на юге безобразиях. Поэтому указ императора был на редкость логичным и обоснованным. Получается, что, назначая Лазарева начальником штаба Черноморского флота, император вводил его в курс черноморских дел. А потом последовал очередной ход — назначение на должность главного командира Черноморского флота и портов.
«Можно утверждать, что по своему опыту как моряка, по своим личным качествам, организаторскому и педагогическому таланту, неподкупности и кристальной честности и авторитету у моряков России и всего мира равного Лазареву тогда в России больше не было. Это и определило последовавшее вскоре его новое назначение»{308}.
Такие назначения — это знак особого доверия со стороны императора.
Алексей Самуилович Грейг был взбешен. И тут стоит отметить, что в 1833 году именно он руководил подготовкой Черноморской эскадры для Босфорской экспедиции, но командование ею было поручено начальнику его штаба Лазареву. Здоровье А. С. Грейга к тому времени было ослаблено, и по возвращении Лазарева в Севастополь командующий передал ему свой пост.
Существует мнение, что Грейг специально саботировал распоряжения императора Николая I о подготовке эскадры к Босфорской экспедиции, в связи с чем и последовало назначение Лазарева на должность начальника штаба Черноморского флота и поручение ему руководства Босфорской экспедицией.
Саботировал — это, конечно, слишком громко сказано, но А. С. Грейг действительно всячески оттягивал сборы эскадры, и тогда командование ею поручили М. П. Лазареву. А А. С. Грейг был назначен членом Государственного совета.
Итак, в 1833 году Лазарев фактически стал командующим Черноморским флотом, и в этой должности Михаил Петрович находился в течение восемнадцати лет. Также с 1833 года Михаил Петрович был военным губернатором Севастополя и Николаева.
И как же встретили контр-адмирала Лазарева на Черном море?
Своему другу А. А. Шестакову Михаил Петрович откровенно признавался: «Магазины пусты, словом сказать, всё против меня вооружается, а ответственность предвижу немалую»{309}.
Любопытно, что должность обер-интенданта Черноморского флота занимал тогда Николай Дмитриевич Критский. Человек этот родом был грек. В 1789 году он поступил кадетом в корпус чужестранных единоверцев, а в 1794 году был произведен в гардемарины. В 1796 году стал мичманом с назначением на Черное море. Там он командовал судами, участвовал в боевых действиях. В 1827 году, в чине капитана 2-го ранга, Н. Д. Критский состоял при главном командире Черноморского флота А. С. Грейге, выполняя его особые поручения. В 1828 году, уже будучи капитаном 1-го ранга, на корабле «Париж» он участвовал во взятии Анапы и в осаде Варны. Награжден золотой саблей «За храбрость». А в 1832 году его произвели в контр-адмиралы.
Так вот этот человек открыто игнорировал все распоряжения М. П. Лазарева, показывая своим поведением, что он подчинен исключительно Грейгу, а перед чужаком с Балтики отчитываться не намерен. Что касается Алексея Самуиловича Грейга, то он, будучи хитрее Критского, внешне был с Лазаревым предельно вежлив, но никаких мер воздействия на своего обер-интенданта не принимал.
И получается, что Михаил Петрович оказался в своего рода вакууме, который вокруг него создавался искусственно и весьма мастерски.
Типичный пример. Командир Севастопольского порта капитан 1-го ранга Григорий Иванович Рогуля 29 декабря 1832 года доложил Лазареву о том, что обер-интендант Критский препятствует подготовке кораблей, запрещая переделывать что-либо. По сути, это был полный абсурд, ведь нельзя же запрещать командирам устранять на своих кораблях, например, мелкие неисправности. И нельзя же по поводу каждой прибитой доски обращаться в Николаев с отдельным прошением. Разумеется, Михаил Петрович наложил на жалобу Рогули резолюцию следующего содержания:
Ответить, что никто не может запретить [господину] Рогуле делать все то, что есть законно и согласно с волей государя императора, клонящейся к улучшению флота по всем частям, и так как я ничего такого не требую, что не показалось бы мне нужным или могущим удержать эскадру в случае повеления отправиться ей в море, то я прошу начатые вещи продолжать дальше{310}.
Далее Михаил Петрович обратился к А. С. Грейгу, но тот самоустранился от решения этого вопроса.
И как же складывались после такого взаимоотношения Лазарева и Грейга? На этот счет осталось письмо Михаила Петровича своему другу А. А. Шестакову:
Будучи на яхте и ходивши по шканцам по нескольку часов в день сряду, с адмиралом много переговорил я, но толку ничего еще не вышло; и как будто все забывается, Грейгу все наскучило, и он ко всему сделался равнодушным{311}.
М. П. Лазарев также пожаловался другу на то, что «вот третий уже год, что флот здесь не ходил в море», что корабли «стоят и гниют в порте». И вывод из всего делался Михаилом Петровичем такой:
Мне поневоле приходит в голову мысль злая — начинаю думать: не нарочно ли Грейг намерен запустить флот донельзя и потом место сие оставить, чтобы после видели разность между тем временем, когда командовал он, и временем, в котором будет управлять его преемник. Может быть, что я думаю, и несправедливо, но что-то так мне верится{312}.
Поняв, что от Грейга ничего не добиться, М. П. Лазарев обратился к начальнику Главного морского штаба адмиралу Александру Сергеевичу Меншикову с письмом от 7 марта 1833 года:
Я не знаю, когда наступит то счастливое для Черноморского флота время, что мы избавимся от столь вредного для службы человека, каков во всех отношениях есть [господин] Критский{313}.
Журнал «Русский архив», основанный П. И. Бартеневым, в 1881 году написал о временах адмирала Грейга так: «В то время во главе Черноморского флота стоял адмирал Грейг, немало послуживший делу, но уже состарившийся и утративший необходимую энергию. Кораблестроение заставляло многого желать благодаря пронырству евреев, сумевших завладеть с подрядов этою важною отраслью. Личный состав флота переполнился греками, стремившимися удержать значение не столько доблестью и любовью к делу, сколько подмеченной в них еще древним летописцем лестью. Заметно было отсутствие живой подбадривающей силы, способной пробудить дремавший дух и направить всех и каждого к благородной цели совершенствования. С приездом Лазарева все ожило, все почувствовало железную руку, способную не гладить, а поддерживать и направлять. Для Лазарева действительно не существовало других интересов, кроме интересов моря: в них сосредоточивалось его честолюбие, его надежды, помыслы, весь смысл его жизни»{314}.
Для общей пользы правильнее было бы отстранить от дел потерявшего интерес к службе и оказавшегося не способным противостоять казнокрадам и бессовестным дельцам, обирающим флот, Грейга. Но в Санкт-Петербурге не захотели обижать его отставкой. Что же касается Лазарева, то он, при желании, возможно и мог бы добиться этого, но Михаилу Петровичу были чужды интриги и заговоры, да и не мог он позволить себе тратить драгоценное время на подковерную возню.
Тем не менее Н. Д. Критский, активно поддерживавший «черноморскую мафию», во главе которой стояли владельцы верфей Серебряный и Рафалович (они до Лазарева строили по контракту 60-пушечные фрегаты, обходившиеся казне почти в полтора раза выше стоимости 80-пушечных линейных кораблей) вместе с «хлебными королями» российского юга купцами Гильковичем и Гальперсоном, уже в 1834 году был уволен со службы, не в последнюю очередь благодаря усилиям Лазарева.