Лазарев всегда внимательно следил за тем, чтобы при награждении членов экипажей отличившихся кораблей или распределении денежных призов были отмечены наградами и получали свою долю и матросы.
Генерал и писатель Евгений Васильевич Богданович характеризовал Михаила Петровича так: «Трудно высказать немногими словами, чем был Лазарев для Черноморского флота. Он был всем: энергическим преобразователем флота на лучших современных основаниях, мудрым его руководителем, горячим защитником его интересов, его душою в высшем значении слова… Лазарев трудился не только для флота, находившегося под его начальством, но и для флота будущего: он создал блестящую плеяду знаменитых моряков и, сходя под мирную сень тихой могилы, мог бы сказать, что для черноморцев он не умирает. И это была бы правда. Покидая нас, Лазарев завещал нам Корнилова, Нахимова, Новосильского, Истоминых, Метлина, Лесовско-го, Посьета, Бутаковых, Унковского, Попова, Аркаса, Пе-релешиных, Керна и других; как предсмертное завещание он оставил нам традицию, и пока память о Лазареве будет дорога русскому моряку, у нас всегда найдутся Дубасовы, Шестаковы, Барановы, Скрыдловы, Новиковы…»{362}
О том, каким человеком был М. П. Лазарев, нам повествуют многие его современники, хорошо знавшие Михаила Петровича. В частности, интересные воспоминания о нем оставил Александр Петрович Хрипков, морской офицер, служивший на Черноморском флоте. Они были опубликованы в 1877 году в журнале «Русский архив» и представляют собой сборник реально имевших место случаев о Лазареве, записанных со слов близко знавших адмирала людей. Основным источником этих историй являются адмирал К. И. Истомин, а также В. И. Истомин, Г. М. Ребиндер и др. Благодаря такому подходу Михаил Петрович предстает перед нами не покрытым хрестоматийным глянцем великим флотоводцем, а живым человеком со своими привычками, особенностями характера и поступками.
Например, А. П. Хрипков пишет: «Главная черта его характера — резкая самостоятельность. Его рыцарская, без страха и упрека, душа стояла так крепко за правду, что не существовало, буквально сказать, никакой власти на земле, которая могла бы поколебать его личные убеждения и заставить его отказаться от цели, им раз для себя определенной. Эти-то душевные качества, постоянно направленные к общественной пользе, любовь к службе и высокое понятие о ее значении доставили Лазареву исключительное, слепое доверие всех подчиненных и привязали к нему сердца многих из окружавших его до такой степени, что для них не существовало ничего невозможного при исполнении воли начальника. 18 лет управляя Черноморским флотом, он образовал целое поколение моряков и умел привить им те душевные качества, которые поставили его самого на степень известности и доставили ему величайшую награду, какою не воспользовался в 30-летнее правление ни один из сановников императора Николая. Эта награда — общественное мнение целого сословия, отдавшего адмиралу честь первой победы созданного им Черноморского флота после уже его смерти»{363}.
М. П. Лазарев был человеком своего времени, он был личностью с неоспоримыми способностями и характером, но при этом, как отмечал хорошо знавший его Д. И. Завалишин, имел несчастье, с одной стороны, вынести из службы на британском флоте все его недостатки в «утрированном почти до безобразия виде», а с другой стороны — воспитаться под влиянием еще екатерининских нравов.
Но в любом случае он был человеком дела, честным и всегда следил, чтобы средства, отпускаемые на содержание флота и матросов, тратились по назначению. Он был беспощаден к любым нарушителям и казнокрадам.
В марте 1846 года М. П. Лазарев в письме В. И. Истомину благодарил его за участие в борьбе с расхитителями государственных средств и высказал мысль, которая является по сути жизненным кредо самого Михаила Петровича:
«Честность, самолюбие и деятельность, соединяясь вместе, расторгают всякие преграды, и никакая бестия против них не устоит!»{364}
В мае 1845 года А. П. Хрипков записал со слов генерал-майора Григория Максимовича Ребиндера историю о том, что, будучи молодым офицером, М. П. Лазарев имел товарищем одного флотского офицера, и однажды за чашей пунша «дали они себе слово, что если кто из них дойдет до степени известности, то в таком случае должен покровительствовать детям другого. Оба тогда были не женаты и, конечно, потому так легко приняли на себя обязательство, не сообразив тяжести, которая может пасть на них, если бы кому из них пришлось действительно исполнить это обязательство». Потом друг Михаила Петровича умер в Астрахани и «не оставил никаких средств к существованию своего семейства. Перед смертью он вспомнил о Лазареве и написал ему записку, в которой напоминал о честном слове, обеспечивавшем их договор, и поручал ему малолетних детей, дочь и сына. Лазарев поместил дочь в институт, сына определил в Морской корпус и во все время пребывания его в корпусе писал к нему письма с нежными родительскими наставлениями, присылал деньги на мелочные расходы», а при отправлении в первое его морское путешествие «пересмотрел все белье молодого человека и заставил его сделать всему подробный реестр»{365}.
С ранних лет отправленный в Великобританию, Михаил Петрович Лазарев служил пять лет на судах британского флота и находился практически постоянно в море. «Впечатления юности всегда сильно действуют на душу человека. Весьма понятно, что сближение с англичанами, их цивилизация, их великие успехи в мореплавании заставили молодого человека смотреть пристрастными глазами на все английское, и невольно привились к нему черты английского характера, привычки, обычаи и самый взгляд на вещи. Он в этом отношении имел сходство с приятелем своим князем М. С. Воронцовым. Если характер адмирала сформировался под влиянием чуждого направления, то душа его зато оставалась чисто русскою, и едва ли кто был в состоянии любить свое Отечество более Михаила Петровича. Когда он возвратился в Россию и поступил в разряд линейных офицеров, на долю его выпал счастливый жребий быть почти беспрерывно в море. До самого назначения начальником штаба Черноморского флота он прослужил целый ряд самых блестящих и продолжительных кампаний, через что и приобрел такие практические познания в морской службе, что едва ли в самом английском флоте мог найтись офицер, более его сведущий»{366}.
Примерно то же самое писала в июле 1845 года Олимпиада Петровна Шишкина, русская писательница, фрейлина великой княгини Екатерины Павловны, а затем и императрицы Александры Федоровны: «Я знала, что Михайло Петрович Лазарев в молодости своей долго жил в Англии, и, признаюсь, воображала, что он напитан иностранным духом и, как часто бывает, пренебрегает всем русским. Тем приятнее было мне видеть совсем противное. Адмирал Лазарев — истинный русский дворянин, прямой, чистосердечный. И когда он показывал нам адмиралтейство и принадлежащие к нему заведения, видя во всем порядок и совершенство, которые могут вполне оценить, по крайней мере понять, не одни знатоки дела, но все, у кого есть смысл человеческий, нельзя было сомневаться, что адмирал затем провел несколько лет в Англии, чтобы заимствовать там все полезное для своего Отечества»{367}.
А вот еще некоторые малоизвестные черты характера М. П. Лазарева и присущая ему индивидуальность, подмеченные А. П. Хрипковым в то время, когда Михаил Петрович уже был женат на Екатерине Тимофеевне Фандер-Флит: «Долгие плавания изменяют совершенно характер человека и дают ему другое направление. Сближение с людьми разных свойств и направлений заставляет каждого изучать себя самого и умерять лишний пыл, лишнюю настойчивость и разные другие недостатки. Нигде человек не беседует так много с самим собою, как на палубе военного корабля; нигде не привыкает он властвовать до деспотизма, как на корабле, если случай и обстоятельства вверили судно в его командование. Немудрено, что Михаил Петрович сделался суров, по привычке всегда требовать от других строгого исполнения обязанностей. И этот человек достался в руки женщине, которая должна была во многом изменить своего мужа, чтобы обеспечить свое семейное счастье.
Вскоре после женитьбы Лазарева окружающие заметили, что в известное время вечером постоянно являлся в кабинет человек, приглашая адмирала на половину, где помещалась его супруга. Пошли подозрения, догадки, и вскоре было открыто, что в это время адмирал, в присутствии жены, должен был читать книги священного содержания. Подобные упражнения вскоре осветили новым светом душу Михаила Петровича и открыли перед ним новый мир. Со времени его женитьбы он переменился во многом, и влияние его на других или, лучше сказать, на массу подчиненных стало безгранично. Адмирал сказал, адмирал приказал, или он такого-то мнения. Все это было законом для большинства черноморских офицеров. Раз, в разговоре с отцом моим, которого Лазарев очень полюбил, речь зашла о положении России и о царствовании императора Николая. Лазарев воспламенился, что бывало с ним очень редко, и сказал: «Знаете, что я вам скажу на это, Петр Федорович? Николай мой благодетель, но я России не променяю на Николая». Все знали преданность Лазарева к императору, знали, что он действительно готов пожертвовать последней каплей крови за Государя, но что Отечество для него выше всего на свете, и что сам Государь именно за это особенно ценил Лазарева. <…>
Раз, в одну из поездок Михаила Петровича в Севастополь Екатерина Тимофеевна сопровождала мужа. С берега была положена сходня (доска, по которой должны были пройти дамы на пароход). Адмирал вел под руку свою жену. Когда она вступила на доску, часовая цепочка оборвалась, и часы, подарок Михаила Петровича жене, упали в воду. Понятно, что первое движение было остановиться. «Утонули», — проговорил адмирал, продолжая идти далее и не дав времени взглянуть, куда и как упали часы. Екатерина Тимофеевна очень дорожила этими часами; как только пароход скрылся из виду,