то немедля водолаз стал искать часы. Они вскоре были найдены, и, к чести английских мастеров, крышки были так плотно сделаны, что вода не проникла в механизм. По возвращении адмиральши часы были переданы ей. Она тщательно скрыла от адмирала о находке их. Спустя некоторое время Екатерина Тимофеевна взошла в кабинет мужа и увидала, что он, припоминая что-то, чертил на бумаге часы, желая (как открылось потом) заказать подобные в Лондоне. Наконец она решилась открыть адмиралу, что часы уже найдены. Узнав всю правду, адмирал рассердился и настоятельно требовал, чтобы она объявила ему, кто осмелился употребить водолаза на частную надобность. Но на этот раз адмиралу не удалось вынудить признание, и имена виновных остались ему неизвестны»{368}.
Михаил Петрович был почитаем и высоко ценим в научных кругах. Он был избран почетным членом Русского географического общества, Морского ученого комитета и Казанского университета, а также членом Одесского общества истории и древностей. Одни ценили его за флотоводческий талант, другие — за административный, третьи — за ученый…
Адмирал И. А. Шестаков в своих воспоминаниях отмечал, что «секрет» Лазарева, помимо его собственной личности, вызывавшей невольное уважение, состоял в подтвержденной опытом аксиоме: окружи человека порядочностью — и он станет порядочным человеком.
Очень верно подмечено!
Были у М. П. Лазарева и другие особенности в отношениях с людьми, мягко говоря, совершенно разного общественного положения. Как мы уже отмечали, он был требователен к подчиненным, не прощая ни малейшей оплошности. Сам император Николай I прощал Михаилу Петровичу все странности его характера, оберегая для больших дел. Однажды императору поступила бумага о публичном оскорблении Лазаревым полковника Корпуса корабельных инженеров В. Ф. Стоке. Николай, не читая, отложил ее в сторону: «Если Лазарев оскорбил, значит, тому были причины!»
Черноморский флот времен Лазарева был, по сути, единственным «островом свободы» в николаевской России. Там напрочь отсутствовали муштра, парадность и шагистика. Там морские офицеры, вопреки всем существовавшим уставам, расстегивали мундиры, выпуская поверх них белоснежные воротники рубах, прозванных «лиселями». Так любил ходить их кумир Михаил Петрович Лазарев. Так ходили и они. И что же Николай I, ярый поборник муштры и порядка? Да за одни такие «лиселя» он, не задумываясь, снял бы с должности десяток генералов! Но, приезжая на Черноморский флот и видя все, там происходящее, он молчал. Когда же императора уж слишком донимали доносители, он просто отмахивался от них: «Оставьте Лазарева в покое! Он знает, что делает!»
Михаил Петрович неустанно повторял, что «всякое положение человека прежде всего возлагает на него обязанности» и что «с точным, безукоризненным их выполнением связана не только служебная, но и личная честь»{369}.
24 апреля 1834 года М. П. Лазарев был награжден орденом Святого Владимира 2-го класса, а потом, 31 декабря того же года, его официально утвердили главным командиром Черноморского флота и портов.
За заслуги М. П. Лазарев в 1835 году был награжден прибавлением к прежде пожалованной ему аренде еще тысячу рублей, а в 1837 году его грудь украсил орден Святого Александра Невского. Последнее произошло при посещении императором Николаева и Севастополя, когда «Его Величество лично удостоверился в благоустройстве Черноморского управления»{370}.
В 1842 году Лазарев получил алмазные знаки к ордену Святого Александра Невского с повелением носить мундир 12-го флотского экипажа, особенно отличившегося при Наварине.
10 октября 1843 года Михаил Петрович был произведен в адмиралы.
В 1845 году, при посещении императором Николаем I Николаева и Севастополя, М. П. Лазарев был пожалован орденом Святого Владимира 1-го класса.
Перед самым концом жизни Михаил Петрович получил орден Андрея Первозванного, орден, как говорят, доставивший ему истинное удовольствие. Но в разговоре с одним близким человеком он очень наивно сказал: ««Я понимаю, что графу Закревскому могли дать Андреевскую ленту, но мне-то за что ее дали?»
Адмирал не почитал себя достойным каких бы то ни было наград; ему казалось, что его служба была делом обыкновенным и что человека, исполняющего только свой долг, не за что награждать. Такого взгляда на службу адмирал держался во всю свою жизнь»{371}.
В 1835 году Михаил Петрович Лазарев женился на Екатерине Тимофеевне Фан-дер-Флит.
Она родилась 24 февраля 1812 года и была дочерью тогда архангельского вице-губернатора, а позднее губернатора Олонецкой губернии Тимофея Ефремовича Фан-дер-Флита (1775–1843) от брака его с Татьяной Федоровной Сухотиной (1776–1854), дочерью секунд-майора Федора Григорьевича Сухотина (1743–1814).
В молодости в Екатерину был влюблен поэт и переводчик Нестор Кукольник, и он воспел ее под именем «Леноры».
Но из-за своей нерешительности он не успел сделать предложения, несмотря на взаимность со стороны Екатерины Тимофеевны, и она по решению родителей вышла замуж за другого. Это послужило причиной насмешек в среде литераторов и критиков.
Поэт и прозаик Александр Владимирович Жиркевич в своем дневнике написал об этом так: «Н. В. Кукольник в молодости был влюблен в Екатерину Тимофеевну Фан-дер-Флит, но, по своей застенчивости и нерешительности, очень долго собирался сделать ей предложение, несмотря на видимую взаимность со стороны Екатерины Тимофеевны. Пока он собирался и изливал свои чувства во множестве страстных стихотворений, в дом Фан-дер-Флитов явился знаменитый контр-адмирал, герой Наваринский Михаил Петрович Лазарев, влюбился и объяснился с родителями. Отец Екатерины Тимофеевны пришел в такой восторг от такой блестящей партии для своей дочери, что тут же дал слово, даже не спросив ее согласия. Нестор Васильевич и Екатерина Тимофеевна были в страшном отчаянии. Любовь между ними возгорелась еще сильнее, но в смысле чисто платоническом»{373}.
А вот свидетельство хорошо осведомленного А. П. Хрипкова: «Говоря о Лазареве, нельзя не вспомнить о том случае, который имел решительное влияние на привычки, характер и на всю остальную его жизнь. Дожив почти до старости, адмирал в Петербурге увидал дочь г-на Фан-дер-Флита и влюбился в нее. Не сказав ни слова с той, которая так сильно его поразила, он на другой день отправился к отцу ее и изъявил желание жениться на его дочери, прибавив, что ответ должен быть дан на другой же день. Женитьба адмирала была быстрая: в несколько дней все было улажено, и Михаил Петрович с молодой женой уехал обратно в Николаев. В жизни немногих женщина имела такое доброе успокоительное влияние, как Екатерина Тимофеевна в жизни своего мужа»{374}.
Екатерина Тимофеевна была на целых 24 года моложе Михаила Петровича, тем не менее их брак, судя по отзывам современников, был вполне благополучным.
Екатерина Тимофеевна состояла обер-гофмейстериной при великой княгине Александре Иосифовне, супруге великого князя Константина Николаевича. В 1845 году она основала женское благотворительное общество, преобразованное в 1873 году в Николаевское благотворительное общество.
Небезынтересно, что она приходилась кузиной ученику М. П. Лазарева, а впоследствии герою Крымской войны вице-адмиралу Владимиру Алексеевичу Корнилову. Она скончалась 7 мая 1877 года и была похоронена на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.
В браке у Екатерины Тимофеевны и Михаила Петровича родилось шестеро детей: Татьяна Михайловна (1836–1916), Михаил Михайлович (1839–1908), Петр Михайлович (1843–1845), Анна Михайловна (1845–1893), Александра Михайловна (1848–1853), Петр Михайлович (1850–1919).
Глава восьмаяК ПОСЛЕДНЕМУ ПРИЧАЛУ
В начале января 1851 года Михаил Петрович, еще будучи главным командиром Черноморского флота, принял обстоятельный отчет «О практических плаваниях судов в кампанию 1850 года», подготовленный его начальником штаба контр-адмиралом В. А. Корниловым.
26 января 1851 года Михаил Петрович подготовил замечания по поводу «Свода морских сигналов», где высказал свою точку зрения по поводу повышения эффективности использования показаний компаса, световых и звуковых сигналов в морской практике.
То есть, как мы видим, человек продолжал активно работать.
В начале 1851 года давняя болезнь Михаила Петровича (рак желудка) резко обострилась, в связи с чем ему срочно пришлось отставить все дела и уехать в Вену на лечение. Первые признаки серьезного заболевания стали проявляться в середине 1840-х годов, а вскоре обнаружились симптомы тяжелой болезни, практически не оставлявшей шансов на выздоровление. Тем не менее адмирал не обращал на это внимания и продолжал руководить вверенным ему флотом. И только теперь он вынужден был оставить свой пост и заняться лечением.
Узнав о состоянии здоровья Лазарева, император Николай I в своем милостивом рескрипте не только разрешил, но и просил его прибегнуть к совету врачей.
А незадолго до этого, в последний свой приезд в Санкт-Петербург, адмирал был на приеме у Николая I, который, желая показать адмиралу свое внимание и особое расположение, сказал:
— Старик, останься у меня обедать.