56-летний Макаров был полон энтузиазма. Справки, звонки, вызовы, экстренные письма, возбужденные разговоры, визиты и бессонница — ворвались в беспокойную и без того натуру.
1 февраля он настоял на экстренном совещании в министерстве, на котором поставил такие вопросы: организация снабжения углем, провизией, боеприпасами, организация агентурной разведки через негласных агентов в Китае и Японии, о назначении на эскадру для связи представителя генерального штаба и о формировании своего боевого морского штаба.
Он отобрал лучших известных ему офицеров флота: капитана 2-го ранга Васильева, Шульц, лейтенанта Кедрова, инженера-механика Линдебека и корабельного инженера Вешкурцева. Предусмотрительно захватил ремонтные партии и кое-что из инструментов, быстро и организованно сдал свои обязанности и, не дожидаясь оформления приказом, 4 февраля отбыл с очередным экспрессом на Дальний Восток.
В Петербурге ему предложили экстренный поезд, но он отказался, говоря: «теперь главное, надо перевозить войска без замедления, а я со своим экстренным поездом испортил бы им весь график»4.
Кронштадтцы тепло проводили Макарова. У его подъезда и по пути были выставлены морские команды, с которыми адмирал тепло и сердечно прощался последний раз.
По пути Макаров продолжал много работать. Собирал сведения о начале войны, о гибели «Варяга» и «Корейца», посылал запросы и предложения в министерство, готовил ряд приказов, инструкций и других документов, чтобы сразу начать командование и оживить деятельность эскадры.
Он просил о снабжении бронебойными наконечниками всех снарядов, о пересылке миноносцев по железной дороге в разобранном виде, о продолжении похода на Восток отряда судов контр-адмирала Вирениуса и т. д.
Не утих он и с приездом в Мукден. Так, например, наместнику заявил, что необходимо коменданта крепости подчинить ему, требовал ускорить организацию разведки и т. д.
Алексеев, противник всяких реформ, нелюбезно встретил нового командующего, критикующего существующие порядки, и с большинством его предложений не согласился. Макарову с ним — правой рукой царя — спорить было не по силам. Решив некоторые вопросы в Мукдене и выставив все же ряд категорических требований перед наместником, он поспешил в Артур, куда и прибыл 24 февраля.
На крейсере «Аскольд» взвился его флаг.
Врангель, Ф. Ф., ч. II, стр. 446.↩
Из отчета командира Кронштадтского порта, ч. I, стр. 67–79, изд. газеты „Котлин“, 1904 г.↩
Врангель, Ф. Ф., ч. II, стр. 446.↩
Врангель, Ф. Ф., ч. II, стр. 446.↩
Макаров в Порт-Артуре
«Первое время адмирал, конечно, с утра до ночи был занят приемом дел, ознакомлением с местными условиями и обстановкой, совещаниями с начальствующими лицами и т. п… Все же, выбирая относительно свободные минуты, он заезжал то на тот, то на другой корабль. До нашей «Ангары», очевидно, очередь могла дойти еще не скоро.
Посещения эти были в высшей степени кратки… Адмирал выходил на палубу, принимал рапорт командира, знакомился с офицерами, здоровался с командой. Потом — осмотр помещений и опять обход фронта. Два слова одному, два слова другому. Иного узнает, вспомнит прежнюю совместную службу или плавание, иного спросит, что он делал в последнем бою, или вдруг заведет разговор с каким-нибудь комендором, спрашивает его, сколько выстрелов и за какое время он сделал, как брал неприятеля на прицел, вызовет на ответы, на возражения, даже, словно заспорит… Потом — «До свиданья, молодцы!»… — и — уехал… Как будто ничего особенного — все, как всегда; а между тем каждое его слово, каждый жест немедленно же становились известными на всей эскадре. Казалось бы, что адмирал еще ничем не проявил своей деятельности, ничем не «показал» себя, но, путем какого-то необъяснимого психического воздействия на массы, его популярность, вера в него, убеждение, что это «настоящий», — росли не по дням, а по часам. Создавались целые легенды о его планах и намерениях»1.
Порт-Артур.
Так начал адмирал брать в руки эскадру, находившуюся далеко не в полном порядке.
Из 24 миноносцев, пригодных к действиям, было только 8, суда совместно не плавали, эскадра не была приучена к организованным выходам из внутренней гавани, техника была слабее японской, исправление судов шло медленно, целый ряд организационных вопросов был не решен…
Но это не помешало Макарову начать дела по-настоящему. Уже 25 февраля — через день после приезда — он выслал миноносцы в море с ответственными боевыми заданиями, а 26-го сам лично выходил на «Новике» для прикрытия отходившего миноносца «Решительный», тем самым нарушив столь упорно проводимый предыдущим командующим лозунг «не рисковать».
Чувствовали это и японцы. Им было крайне неприятно видеть повышение активности русской эскадры, которую не удалось уничтожить одним ударом миноносцев 27 января 1904 г.
Провалившись с этой своей идеей, японское командование «придумало» другую идею — закупорить флот в базе Порт-Артура путем затопления пароходов с песком, цементом и взрывчатыми веществами у самого выхода из внутренней гавани. Но и тут они потерпели крах.
Все их попытки были отбиты артиллерией береговых батарей и кораблей и минными атаками миноносцев. Японцы приходили, приводили свои брандеры, предназначенные для затопления, но их встречали ураганным огнем, топили до прихода в указанные места и, кто оставался цел, вынуждены были позорно удирать.
В центре этой защиты Порт-Артура, на канонерской лодке «Бобр», среди падающих снарядов был сам Макаров.
Дважды после заградительных операций японский адмирал Того приходил на видимость Порт-Артура и наблюдал результаты заграждений, каждый раз убеждаясь в их провале, а русская эскадра выходила под флагом Макарова в море и оказывала такие внушительные нажимы на японцев, что они вынуждены были позорно уходить к своим базам. Общеизвестно, что Того не имел намерения встречаться с эскадрой Макарова в открытом морском бою. Он просто трусил, и если имя его так поднялось после русско-японской войны, то только потому, что он использовал маневр охвата головы (назвав его другим именем) и на нем особенно много спекулировал после Цусимы.
Того скрыл одну «маленькую» подробность, состоящую в том, что маневр этот разработан, как тактический прием, русским адмиралом Макаровым и изложен в его «Рассуждениях по вопросам морской тактики».
На внешнем рейде на дежурном крейсере Макаров часто ночевал, чтобы в случае налета сразу взять управление в свои руки.
Но Макаров не только отбивал атаки. Он организовал перекидную стрельбу через мыс Ляотешан по участку моря, где часто маневрировали японские военные корабли, он научил эскадру выходить из гавани за время одного прилива, тогда как до него на выход требовалось два прилива, т. е. почти сутки. Он призывал к совместной дружной работе.
Он переформировал флот в новые тактические соединения, обучил эскадры эволюциям, научил вести разведку и наблюдения за неприятелем, организовал тральное дело, наладил оперативную работу, научил работать свой штаб.
Кроме этого, Макаров ускорил ремонт поврежденных ранее кораблей, организовал сторожевую службу на эскадре и поднял бдительность.
Но каких усилий стоило это все неутомимому командующему. Сколько времени и энергии отняли у него ненужные хлопоты, представления, протесты.
Макарову мешали, а не помогали, и это ярко видно из следующих многочисленных фактов.
Главное Артиллерийское управление отказало Макарову в высылке фугасных и бронебойных снарядов для береговых батарей и судов; наместник и главнокомандующий Алексеев ограничил права Макарова в назначениях и перемещениях командного состава на эскадре, и если Макарову нужны были боевые грамотные командиры, Алексеев присылал своих ставленников, считаясь только с чином.
Со стороны сухопутного командования, кроме коменданта крепости генерал-лейтенанта Смирнова, никто ему никакой поддержки не оказывал.
Морское министерство также отказывало почти во всем. Отказано было в назначении командиром Порт-Артурского порта капитана 1-го ранга Миклуха-Маклая из Кронштадта, отказано было в высылке миноносцев в разобранном виде по железной дороге.
Отозван был отряд судов под командой Вирениуса, который был уже в Джибути.
С непревзойденным бюрократизмом было отказано ему в печатании его книги.
Еще с дороги в Порт-Артур Макаров обратился в министерство телеграммой, в которой просил напечатать его «Рассуждения по вопросам морской тактики» и возможно скорее выслать ее на артурскую эскадру. Стоимость печатания определялась в 500 рублей. Но вместо печатания завязалась переписка. На вторичный телеграфный запрос Макаров 16 марта получил телеграмму: «за неимением средств в текущем году и не признавая возможным отнести расход по изданию на военный кредит, Его Высочество приказал ответить, что печатание книги может быть разрешено из кредитов будущего года, о чем и указал войти своевременно с новым представлением».
Возмущенный Макаров, понятно, не нашел ничего другого, как телеграфировать управляющему морским министерством.
«Просил бы теперь же напечатать мою книгу «Рассуждения по вопросам морской тактики» для раздачи ее командирам, дабы они познакомились со взглядами своего начальника. Книга нужна теперь, а не в будущем году; не допускаю мысли, что министерство не может теперь же найти 500 рублей и отказ в печатании понимаю, как неодобрение моих взглядов на ведение войны, а посему, если моя книга не может быть напечатана теперь, то прошу заменить меня другим адмиралом, который пользуется доверием высшего начальства»2.
Только эта телеграмма толкнула министерство начать печатать книгу, но она была отпечатана лишь после гибели Макарова и на эскадру не высылалась.
Макаров за 36 дней своего пребывания на эскадре сделал больше, чем было сделано за целый год подготовки к войне.
Он уверенно готовился в ближайшее время начать активные действия по овладению морем, и можно утверждать, что они бы принесли успех.