В то время, когда голландцы, по своему обыкновению, сразу же начали решительную атаку, испанцы в бой особо не стремились. Вместо того, чтобы активно поддержать своего союзника, де ла Церда демонстративно оставался столь далеко под ветром, что ядра испанцев не пролетали и половину дистанции да противника. Рюйтер был в ярости:
– Не успели вступить в драку, а уже глядят, как бы смыться! Закончим бой, и будем уходить домой, пора заканчивать эту авантюру. Умирать за таких негодяев нам не зачем!
Бурный натиск Рюйтера все же имел результат. Яростный огонь голландских кораблей в какие-то минуты вычищает палубы французского авангарда. Падает убитый ядром вице-адмирал д, Альмейрас. Его корабль тут же покидает линию, туша многочисленные пожары. Еще три французских корабля с трудом держат линию, но вот-вот побегут и они. Рюйтер ждет испанцев для нанесения последнего решающего удара по разбитому неприятельскому авангарду. Но испанцы не поддерживают Рюйтера. Вместо того, чтобы сойтись с французами на кинжальную дистанцию, они издалека открывают беглый, но абсолютно безвредный огонь. Рюйтер шлет к де ла Церде шлюпку за шлюпку, прося, требуя и умоляя поддержать его в этот самый переломный момент боя, но все бесполезно. Дон Франциск Фрейе де ла Церда рисковать нисколько не желает. Его больше устраивает роль стороннего наблюдателя.
Тем временем Дюкен, полагая, что Рюйтер, как обычно возглавляет центр, никак не может взять в толк, что же происходит и почему знаменитый голландский адмирал никак не желает поддерживать свой героический авангард.
А положение передового отряда французов уже самое критическое. Уже четыре корабля избиты до такой степени, что не в состоянии более продолжать сражения. Наконец, оценив бешеный напор передового отряда союзного флота, Дюкен понял, что авангард возглавляет сам Рюйтер. Теперь многое в действиях союзников становится для него понятным.
Чтобы не быть окруженным превосходящими силами французов, Рюйтер был вынужден обстенить паруса на кораблях авангарда, замедляя ход и дожидаясь подкреплений. Вынужденный положить все марсели на стеньгу, Рюйтер на «Конкордии» пропускает мимо себя все корабли французского авангарда, поочередно ведя ожесточенную перестрелку с каждым из них. Бой складывается совершенно не так, как его задумывал голландский флотоводец.
Проходя мимо голландского авангарда, французы разряжали по нему сотни и сотни своих пушек. Рюйтер бешено отбивался на флагманской «Конкордии». Позднее его сравнят с рыкающим львом, которого задирала стая волков, боясь при этом приблизиться. В это время к командующему голландским флотом пришло скорбное сообщение, что тяжело ранен в живот старый соплаватель Рюйтера капитан Ноарот. Выслушав его, генерал-адмирал перекрестился:
– Господи, прими душу раба твоего!
Тем временем, полный презрения к испанцам и, не отвечая на их чахлый огонь, Дюкен бросил все силы на выручку попавшего в беду авангарда. Сам Дюкен устремляется при этом на корабль Рюйтера. Старые противники вновь сошлись в жестоком единоборстве.
Французская военно-морская история так описывает накал сражения: «Битва сделалась ужасной. Все корабли обеих флотов в одно время изрыгали страшный огонь. Пушечные выстрелы, раздававшиеся на далеком пространстве, извещали, что знаменитый Рюйтер и великий Дюкен – сражаются. Победа, как бы удивленная их жаром битвы, их искусством в распоряжении, не знала, на чью сторону должно ей склониться. Артиллерия действовала непрерывно. Маркиз д, Альмерас был убит в пылу сражения на палубе. Кавалер де Тамбонно, командовавший одним из кораблей, был поражен пушечным ядром. После смерти маркиза д, Альмераса, маркиз Вальбель принял начальство авангардом и продолжал бой с той же решимостью. Мужество было равное с обеих сторон, и победа оставалась нерешенною. Дюкен, видя, что адмирал Рюйтер направил все свои усилия против авангарда, послал туда кавалера Турвиля с двумя кораблями в подкрепление. Эта новая помощь усилила ярость Рюйтера: он сражался и командовал в одно и тоже время…»
Презрение Дюкена все же задело самолюбие гордого и важного де ла Церды. Испанцы все же начинают осторожно спускаться на французский флот. Но время уже упущено. Наконец-то достигает места схватки и арьергард храброго Гаана. Он без всяких раздумий бросается на арьергард французов, стремясь разбить его, а потом подойти на помощь Рюйтеру. Между тем солнце уже садится в море. Но Гаан продолжает бой.
– Мы будем драться и при свете луны! – кричит он своим матросам.
– О, это будет звездная битва! – хохочут те в ответ, накатывая в порты свои раскаленные пушки.
Внезапно Гаан видит, как «Конкордия» внезапно выходит из строя и поворачивает вспять. За ней прекращают огонь и начинают отход другие корабли голландского авангарда. Испанцы, увидев это, так же выходят из боя, причем, видно, что этот маневр они совершают с видимым удовольствием. Дюкен тоже не настаивает на продолжении боя и так же начинает свой отход. Гаан в полном отчаянии. Он не может понять, почему Рюйтер, многоопытный Рюйтер, поступил на сей раз столь нелепо и малодушно: покинул поле боя, когда авангард противника оставалось, разве, что добить. Испанские галеры подхватывают на буксир наиболее поврежденные голландские корабли и тащат их в порт. Только на рейде Сиракуз становится ясна Гаану истинная причина столь поспешного и сумбурного отхода и причина эта – тяжелое ранение главнокомандующего.
…Сражаясь с французским авангардом, Рюйтер, по своему обыкновению, отдавал распоряжения, неторопливо прохаживаясь по шканцам. Там его и настигло роковое ядро. Раскаленный чугунный шар, пущенный с проходившего мимо французского корабля, поразило генерал-адмирала, отскочивши от палубы. Страшный удар опрокинул Рюйтера на палубные доски. Когда стоявший поодаль капитан Жирард Калембург подбежал к нему, Рюйтер лежал ничком. Ядро почти оторвало ему левую ногу и раздробило правую. Кроме этого падая, генерал-адмирал еще сильно разбил себе и голову. На руках его немедленно перенесли в каюту. Корабельный лекарь нервно расшвырял по столу свой страшный инструментарий:
– Надо немедленно пилить кость! Влейте командующему в рот пару стаканов вина!
– Пили сразу, я вытерплю и так! – приоткрыл глаза белый как стена Рюйтер. – Докладывайте мне все, что происходит наверху!
За все время, пока лекарь без всякого наркоза, в живую, пилил ему ногу, генерал-адмирал не издал ни звука. Только полный боли взгляд, да закушенные до крови губы, говорили о тех страданиях, которые переносил в эти минуты старый воин. Наконец, после того как кровоточащие раны обработали кипящей смолой, Рюйтера накрыли простынями и оставили в покое.
Иногда командующий впадал в беспамятство, тогда он начинал метаться в постели и, привставая на локтях, твердя одну лишь фразу:
– Смелее дети! Смелее…
Когда же к нему вновь возвращалось сознание, он сразу же пытался снова руководить сражением. Верный капитан Калембург то и дело спускался вниз и извещал генерал-адмирала обо всем происходящем.
Сражение меж тем, по существу, завершилось боевой ничьей. Французы, туша пожары, потянулись в Мессину. Голландцы и испанцы, не пытаясь их преследовать, вернулись в Сиракузы. Пять голландских кораблей были разбиты вдрызг. Только «Конкордия» получила более семидесяти прострелов в одной лишь грот-мачте. Немало повреждений получили и остальные. Командование голландским флотом принял на себя вице-адмирал Гаан. Опытный и отчаянно храбрый он мог очень многое, но он, увы, всеже не был Рюйтером.
На голландских кораблях проклинали малодушных и трусливых испанцев, по вине которых был ранен всеми обожаемый «дедушка Рюйтер». Ненависть к вероломным союзникам была столь велика, что более ни о каких совместных боевых действиях не могло быть и речи. Узнав о несчастии, постигшем генерал-адмирала, дон Франциск де ла Церда со своими флагманами прибыл на «Конкордию», но Рюйтер его не принял. Да и само появление испанского адмирала было встречено голландскими матросами площадной бранью, свистом и улюлюканьем.
После сражения 22 апреля, Дюкен, по возможности, исправив кое-как прямо в море свои корабли, думал уже идти на Мессину, потому что ряд повреждений устранить можно было только в условиях порта. В этот момент французский командующий узнает, что голландский флот, почему-то бездействуя, застрял в Сиракузах, а испанцы распространяют слухи о том, что они наголову разбили французов. Что бы доказать обратное, Дюкен решает держаться в море, не взирая на откровенный ропот своих капитанов. Трижды он демонстративно прошел в виду Сиракуз. В своей реляции Дюкен доносил в Версаль: «29 апреля, построив эскадру в ордер баталии, я подошел очень близко к Сиракузам и мы видеть неприятельский флот, стоявший против воли на якоре, тогда как мы держались в море».
Авраам Дюкен, маркиз дю Буше – лейтенант-генерал (вице-адмирал) французского флота, один из величайших морских героев Франции.
Таким образом, Дюкен продемонстрировал всем свою боеготовность и полную абсурдность испанских слухов. В период его демонстративного дефилирования мимо Сиракуз никто даже не попытался противодействовать Дюкену. Голландцем было не до этого, всех волновал лишь один вопрос: удастся ли Рюйтеру победить близко подступившую к нему смерть, а испанцы выходить один на один со столь сильным противником просто побоялись.
Вскоре все повреждения на голландском флоте были уже давно исправлены. Лишь один корабль отличался от остальных. Вот как описывает его один из ранних биографов Рюйтера: «Только один корабль, стоявший в самой глубине залива, отличался от других судов беспорядком своего рангоута и мертвою, благоговейною тишиною, царствовавшею в батареях и на палубе. Он исправил только повреждения, необходимые для перехода из Агосты в Сиракузы, а все остальное было на нем в том же виде, как в день битвы 22 числа. Корпус его, почерневший от выстрелов, пробит ядрами, из которых многие еще остались в его дубовых членах. Остатки его портовых ставней, окрашенных красною краскою, висят здесь и там, на своих изломанных и измятых петлях. Батареи пусты, палубы и станки изрыты картечью, дула пушек закопчены от выстрелов. Носовая часть корабля обгорела, потому что неприятельский брандер, дважды сцеплялся с его форштевнем, сообщая ему свое пожирающее пламя. Всюду, между лужами крови, валялись обрывки снастей, осколки рангоута. Но было место у самого юта, также облитое кровью и здесь, не один раз, с набожным и грустным уважением, останавливались матросы. „Это кровь нашего доброго отца!“ – говорили они со слезами. Да, это была кровь Рюйтера, этот корабль был „Конкордия“, на котором прекратили все работы, чтобы не потревожить предсмертных минут старого адмирала. В каюте адмиральской умирал Рюйтер.»