Состояние генерал-адмирала все более и более ухудшалось. Лекарь вновь обработал раны и Рюйтер, превзнемогая страшную боль, даже провел капитанский совет. Присутствующие были подавлены, видя своего папашу Рюйтера в столь беспомощном состоянии. Прибывавшие капитаны с робкой надеждой справлялись у лекаря о состоянии генерал-адмирала. Тот отвечал всем одно и то же:
– Очень тяжел, но будем надеяться, что все образуется и уповать на Господа!
Уезжая после совета, вице-адмирал Гаан, пожимая на прощание руку капитану Калембургу, сказал с горечью в голосе:
– Нам остается теперь только молиться и надеяться на чудо!
Сам Рюйтер в это время, кусая от боли губы, диктовал донесения о прошедшем сражении Генеральным Штатам и принцу Оранскому. Сил генерал-адмирала хватило лишь на то, чтобы поставить под донесениями свою подпись.
– Как дела у капитана Ноарота? – спросил он лекаря. – Стало ли ему лучше?
– Капитан умирает, и его уже причащают! – ответил, не умевший лгать эскулап.
– Передайте Ноароту, что его флагман тоже готовится отправиться вслед за ним! Скоро мы встретимся на небесах! – едва слышно прошептал генерал-адмирал.
В тот же день король Испании присвоил Рюйтеру титул герцога, но по причине своей патологической скупости присовокупил к этому две тысячи червонцев дохода с первого поместья, которое возможно когда-нибудь испанцы отобьют себе в Италии. К милостям короля генерал-адмирал отнесся скептически:
– Вот ирония судьбы, родился сыном голландского торговца пивом, а умираю испанским герцогом!
Биограф Рюйтера так описывает его состояние после ранения: «По снятие первой перевязки, раны его (Рюйтера – В. Ш.) оказались в надежном состоянии и не отчаивались в его выздоровлении, ибо не было лихорадочных припадков, и он сносил свою боль с твердостью и терпением. Жестокие страдания не препятствовали ему заниматься безопасностью флота. Будучи уже ранен, он неоднократно, во время боя говорил: „Господи! Сохрани флот нашего государства! Защити твоею милостью наших офицеров, матросов и солдат, изнемогающих от трудов и предающихся многим опасностям за такое ничтожное приобретение. Даруй им силу и бодрость, дабы под твоим благословлением мы приобрели победу! Господи, даруй благополучный конец во время моей слабости, как ты подавал прежде во время моей бодрости, дабы все свершилось единственно под кровом твоим, в малом и великом!“ Первую ночь провел он довольно спокойно. Окружающие его скорбели, видя его в таком состоянии. Он им отвечал: „Приключающееся с бренным телом ничтожно, лишь бы душа, эта драгоценность была спасена. Мои страдания ничтожны против бесконечных страданий и поруганий, претерпевших нашим Спасителем, невинно и единственно для искупления нашего от вечных мучений“. Он часто обращался к божественному искупителю, говоря: „Господи Иисусе, ты научил нас терпению, дай мне силы исполнить твое веление! Укрепи меня, сим даром, претерпеть до конца, ибо терпение мощнее силы“. Этот великий человек не об одном только себе заботился. Он приказывал заботиться о раненных матросах, чтобы им доставляли самое нужное. Он несколько раз говорил: „Зачем лежу я здесь без всякой пользы дл государства!“ Чувствуя усиливающуюся боль и приближение смерти, занимался только спасением своей души. Он сам себя утешал, подкреплял, произнося разные места из священного писания и когда страдания его становились сильнее, тогда для изъяснения его сердечных чувствований, произносил он приличные Давидовы псалмы. Отвращая все помышления от земного, он не произнес ни одного слова касательно домашних дел. Некто заявил, чтобы его жена и дети находились при нем для подачи помощи ему в его страдании, но он отвечал: „Я нахожусь на означенном мне Богом месте и если ему угодно извести меня отсюда, я готов! Моя дражайшая жена и мои дети, может быть, потревожили бы меня своею горестью. Они бы не могли меня видеть без слез, и я надеюсь опять с ними свидеться в вечной радости и блаженстве“.
На пятый день открылась у него лихорадка, которая уже не переставала, усиливаясь, день ото дня. 28-го апреля случился с ним припадок, продолжавшийся до полудня другого дня и когда начал утихать, то и силы больного ослабевали и показались признаки смерти. Этот великий человек, привычный всегда приготовляться к смерти, в особенности, когда шел в сражение, а теперь без боязни предвидел приближение смерти. Он беспрестанно молил Бога о помиловании его души. 29-го апреля после полудня язык его начал ослабевать и он попросил пастора прочитать ему отходные молитвы. К вечеру он совершенно лишился языка, оставаясь несколько часов в томлении, и испустил дух между девяти и десяти часов вечера в присутствии многих офицеров, почитавших должностью не отлучаться от него целые дни и ночи. Так скончался величайший флотоводец, о котором повествует история».
При кончине главнокомандующего присутствовали его старинный друг пастор Вестовиуса, младшие флагмана вице-адмирал Гаан, контр-адмирал Миделлант и капитан «Конкордии» Колленбург.
Было тогда Михаилу де Рюйтеру шестьдесят девять лет один месяц и пять дней. Тело флотоводца по решению капитанов было забальзамировано и подготовлено для переправки в Голландию.
Жители Сиракуз хотели, было, в знак признательности заслуг покойного похоронить сердце Рюйтера в главном городском соборе, но этому внезапно воспротивился папа Римский, заявивший, что не потерпит в лоне своей церкви внутренностей закоренелого протестанта! Тогда городские власти хотели захоронить сердце в городской ратуше, но этому воспротивились уже офицеры Рюйтера.
– Отец наш желал быть рядом со своим старым соратником, пусть же его желание исполнится! – объяснили они причину своего отказа от погребения в ратуши сиракузцам.
Что касается Дюкена, то по случаю победы над самим Рюйтером он был принят в Версале. Во время приема Людовик прозрачно намекнул флотовдцу, что принадлежность Дюкена к протестантам мешает тому стать вице-адмиралом и маршалом Франции.
– Ваше величество! – не без иронии заметил Дюкен. – Хотя я и протестант, но заслуги мои переел Францией поистине католические.
Когда в 1685 году Людовик ХIV решил изгнать из Франции сех протестантов, то Дюкену единстенному было сделано исключение. Но тоска по родным, вынужденным покинуть Ролину, скоро свела флотоводца в могилу.
Глава третьяЭпитафия герою
В первых числах мая в присутствии всех голландских и испанских офицеров и при большом стечении народа сердце адмирала было торжественно захоронено на небольшом кладбище на берегу моря, рядом с еще одной свежей могилой соратника Рюйтера капитана Ноарота.
Забальзамированное тело Рюйтера было положено в свинцовый гроб, и перенесено на «Конкордию». На ней поднял свой флаг контр-адмирал Филипп ван Альмонд. Сердце Рюйтера было помещено в серебряную вазу, которую, в свою очередь, заколотили в ящик. Капитану Каллембургу на легком фрегате было велено с всею поспешностью доставить сердце в Голландию. На переходе морем, Каллембург был окружен французскими кораблями и захвачен. Вскоре голландский капитан предстал перед Дюкеном. Французский адмирал собирался учинить допрос пленнику. Однако, узнав, что и куда везет на своем борту Каллембург, Дюкен немедленно вернул ему шпагу. Прибыв шлюпкой на голландский фрегат, Дюкен вместе со своими капитанами зашел траурную каюту. Там он долго смотрел на вазу, А затем, показывая на нее, сказал своим подчиненным:
– Вот останки великого человека! Он нашел смерть среди опасностей, сколько раз им переборенных!
Затем, повернувшись к стоявшему поодаль Каллембургу, добавил:
– Сделанное вам поручение столь важно, что я не смею более вас задерживать!
Голландцу тотчас был выдан паспорт на свободное плавание и фрегат был отпущен.
Известие о смерти известного флотоводца, естественно, вызвало реакцию во всей Европе. Известно, что король Людовик Четырнадцатый, получив сообщение о смерти Рюйтера, сказал:
– Это был крайне опасный неприятель, но я искренне сожалею об его смерти, ибо своими подвигами он украшал человечество! А потому, когда тело покойного будут провозить мимо моих портов, никаких препятствий не чинить, а наоборот салютовать его гробу всеми пушками!
Карл Второй английский известием о гибели своего старого противника был даже обескуражен.
– Я очень удивлен тому, что Генеральные Штаты пожертвовали послать столь великого адмирала в столь ничтожную экспедицию, да еще со столь ничтожными силами. Лучшего варианта погубить Рюйтера трудно было и придумать!
Весть о гибели мужа и отца была тяжело воспринята в семье. Анна ван Гельдер была безутешно и окружавшие, даже некоторое время всерьез беспокоились за ее рассудок. В доме все время кто-то толпился. Одни приходили, чтобы выразить свои соболезнования, другие, что бы предложить свою помощь. Пришли и долго толклись в передней послы датского короля и курфюрста бранденбургского, которым в свое время Рюйтер так много помог. Прибывший вслед за ними посланник короля Испании передал слова сожаления о случившемся, сыну покойного Энгелю де Рюйтеру.
– Отец ваш не успел воспользоваться щедротами моего сюзерена, а потому король теперь жалует достоинством герцога вас! – откланявшись по всем правилам дипломатического политеса, посланник вручил Рюйтеру младшему соответствующую грамоту.
Огромным письмом отозвался и герцог Оранский. Все уверяли в том, что имя главы семьи Рюйтеров никогда не будет забыто. История сохранила и такой факт. Когда давний знакомец генерал-адмирала депутат Жак Винден Бош прибыл к вдове, чтобы выразить соболезнование от имени Генеральных Штатов, то, увидев ее, он внезапно так разрыдался, что самой вдове пришлось его успокаивать и отпаивать водой.
Известие о смерти генерал-адмирала вызвало скорбь и по всей Голландии. По всей стране только и разговору было о четырех знаменитых битвах Рюйтера, в которых он сумел отразить нападения двух сильнейших флотов Европы и спасти свое Отечество. Многочисленные соратники и соплаватели Рюйтера, поминая своего вождя, говорили на всех перекрестках: