е боялась этого ученого «философа», как его называли, но отец мой чем чаще видел ее, тем более и более восхищался ею: ее редкие достоинства ума и сердца, прекрасный нрав, красота и скромность совершенно пленили его. Однажды они все были на бале во Флоренции, во дворце Питти{31} (Pitti), где находится знаменитая галерея картин. Отец мой сказал тетушке Партридж: «Пойдемте, я вам покажу портрет вашей сестрицы» — и все за ним последовали. Он подвел ее к Мадонне Сассаферато{32}, поставил ее под святым изображением и сказал: «Посмотрите: совершенно та же физиономия». Это сравнение, сделанное молодым философом, было ей очень лестно. Отец мой влюбился в…
Когда русская эскадра осталась зимовать в Ливорно, один из капитанов, нее и посватался. Хотя и она полюбила его, но страшилась ехать в отдаленный край, тогда еще мало известный иностранцам, край холодный и непросвещенный, как считали они Россию.
Николай и Генриетта
Сестра ее успокаивала и говорила ей: «Я уверена, что с таким человеком ты всегда и везде будешь счастлива!» Матушка моя, чувствуя любовь к отцу и принимая благоразумные советы сестры, согласилась разделить свою судьбу с ним. Отец мой, возвратясь с эскадрою в Россию, поехал сухим путем в Ливорно и там женился в 1784 году, потом возвратился в Россию. Так как он решился перейти на службу в Черное море, то на пути, оставя матушку в Витебске, поручил ее супруге губернатора, а сам поехал в Петербург — уговорить сестер своих жить с ними. Возвратясь в Витебск, взял матушку и отправился в Херсон, куда вскоре и меньшие сестры его приехали, а старшая{33} была фрейлина и оставалась при дворе. Один почтенный господин сказывал мне, что он видел матушку мою в Витебске, когда она приехала из Италии, что она была удивительная красавица, так что он никогда не мог забыть ее. «Между тем, когда стал возникать на Черном море наш флот и было учреждено в Херсоне Адмиралтейское правление{34}, тогда по представлению князя Потемкина{35}, которому сделались известны достоинства Н. С. Мордвинова, находившегося в то время только в чине капитана 1-го ранга, он определен председательствующим в том правлении»*. Когда императрица Екатерина Вторая путешествовала{36} для обозрения новоприобретенного края и была в Херсоне, при устроенной ей великолепной встрече участвовал и отец мой. Еще с приближением к Херсону, чтобы не наскучил государыне вид новороссийских степей, когда она ехала по Днепру, Потемкин приказал загонять к берегам табуны лошадей и стада коров и овец, чтобы оживить виды, а вдали устроены были декорации, весьма живо изображая города и деревни. К приезду императрицы приготовлен был в Херсоне спуск корабля, а вместо пристани устроена была большая баржа для императрицы, ее двора и для сопровождавших иностранных царских особ. Баржа украшена была парчовыми парусами с золотыми кистями, которые отец мой выписал из Константинополя. Когда Екатерина взошла на приготовленную пристань, то, окинув взором блестящие украшения, с улыбкой сказала своим гостям: «У нас, за недостатком холста, употреблена парча на паруса»{37}. После спуска корабля обеденный стол был убран разнообразными моделями судов. В Херсоне климат был очень вредный, потому что каждое лето река Днепр покрывалась густым камышом и тем останавливалось свободное течение воды; при наступлении жары воздух становился заразительным и причинял жестокие горячки. Отец мой тоже был отчаянно болен горячкою, и в это время умерла первая дочь его, София, восьми месяцев. Можно вообразить, сколько душевных страданий перенесла в это время матушка, но сила религиозных чувств и дружба сестер мужа ее поддерживали. Тетушки мои в Херсоне обе вышли замуж: Екатерина Семеновна вышла за Федора Ивановича Маркова{38}, служившего адъютантом при Суворове, а впоследствии произведенного в генералы. Тетушка Анна Семеновна вышла за большого приятеля моего отца, бригадира Николая Ивановича Корсакова{39}, которому он назначал ее с детства, как любимую сестру. Пред войною с турками{40} Корсаков отвез жену свою в Петербург, к его матери, и с малюткой, сыном. По возвращении он, осматривая ночью укрепления, поскользнулся, упал на шпагу, получил смертельную рану и вскоре умер.
Отец мой и дядюшка Марков удалили своих молодых супруг от места военных действий за сто верст внутрь России, в сопровождении офицера. «При скудости тогдашних способов, по новости края, в отражении неприятеля от берегов, Мордвинов вооружил наскоро галеры и паромы и ими столь удачно распоряжался и действовал, что неприятеля отразил и погубил много турецких судов на Лимане. За эту примерную деятельность и благоразумные распоряжения он был произведен в 1788 году в контрадмиралы и пожалован кавалером ордена св. Анны 1-й степени»*.Многие говорили, что отец мой заслуживал за эти подвиги орден св. Георгия, но по интригам известного Рибаса{41} получил Анну, а себе Рибас выхлопотал Георгия. Впоследствии императрица Екатерина, узнав, что он заслуживал большей награды за это действие, пожаловала ему в 1793 году св. Владимира 1-й степени, как сказано в высочайшем рескрипте: за храбрые подвиги в начале последней войны с турками.
В Херсоне у него родился сын Николай, и в 1789 году, 25 марта, родилась дочь Надежда{42}. Во время управления отца моего в Херсоне приехал туда знаменитый филантроп-англичанин г. Говард{43} (Howard), который, лишась жены и сына, посвятил себя, как известно, и все свое богатство, страждущему человечеству. Главными предметами неусыпных попечений высокой души его были тюремные и болящие; по этой причине он поехал осматривать все тюрьмы и госпитали в Англии, Италии и других государствах, желая быть полезным советами для улучшения устройства этих заведений. Последнее путешествие этого семидесятилетнего старца было предпринято в Константинополь с намерением найти средство — уничтожить сильную смертность в народе от чумы; путь его был чрез Россию; по этому случаю государыня Екатерина II дала приказ всем губернаторам: «Где г. Говард будет осматривать тюрьмы и госпитали в российских городах — исполнять все его распоряжения беспрекословно». На пути, остановясь в Херсоне, он познакомился с моим отцом и так оценил ум и достоинства его и моей матушки, что пробыл несколько месяцев с ними, но, к сожалению, посещая одну больную, заразился горячкою и скончался на руках моего отца в январе 1790 года; погребен в Херсоне, где сооружен ему памятник его соотечественниками. Все его путешествия были напечатаны. Он говорил, что во всей Европе нигде не нашел подобного порядка, чистоты и устройства тюрем и госпиталей, как в Херсоне, под ведением Мордвинова. Таковые слова, сказанные знаменитым Говардом, были очень лестны моему отцу и память о нем всегда была ему дорога. Отец мой ревностно служил, горячо любил отечество и хотя благоговел пред Екатериною за ее великий ум, но не по чувству ему было покоряться власти любимцев ее; его строгая справедливость и правдивая откровенность не могли подчиняться всегда исполнению приказаний начальников, когда он их не одобрял. Это было причиною, что он не мог продолжать службу с Потемкиным и пожелал выйти в отставку.
Отец мой, оставив Херсон, поехал с матушкой в Москву, где родилась дочь его Вера{44} в 1790 году, декабря 15-го; из Москвы он удалился в Белоруссию, в свое имение, где жил до смерти князя Потемкина. С ними в деревню поехала из Херсона одна почтенная вдова, генеральша Гаке, с двумя взрослыми дочерьми, которую матушка очень любила; приехала к ним тоже в деревню тетушка Елизавета Семеновна, вдова Рогозинского, с двумя детьми. В деревне прожили более двух лет в большом уединении, и там родители мои лишились своего сына Николая. Желая уехать за границу, отец мой отправился в Петербург устроить свои дела. Не располагая видеться ни с кем из знакомых, он ни к кому не являлся, боясь, чтобы не донесли о его приезде и не потребовали бы его на службу, но нечаянно встретил на улице своего приятеля, секретаря ее величества, Василия Степановича Попова{45}, который очень обрадовался, неожиданно увидев его, и сказал при этом, что его везде отыскивают по приказанию государыни. Отец моей, возвратясь на свою квартиру, сейчас же распорядился обратно уехать в деревню, но вслед за ним была послана эстафета от Попова с официальным объявлением, что государыня желает, чтоб он опять вступил на службу. Отец мой отвечал Попову, что он готов исполнить волю государыни, но просит, чтобы она благоволила принимать сама его доклады, без всякого посредничества. Она согласилась и впоследствии, получая доклады его, говорила: «Донесения Мордвинова писаны золотым пером».
Николай Семёнович и Генриетта
Потемкина уже не было, когда отец мой, в 1792 году, вновь поступил на службу в Херсон; в том же году он был произведен в вице-адмиралы, пожалован орденом св. Александра Невского и назначен главнокомандующим над Черноморским флотом и портом. В Херсоне отец мой, по неблагоприятному климату, два раза подвергся опять сильной горячке, пробыл там около двух лет, и когда правление перевели в Николаев, то и он переехал туда же со всем семейством. На новом своем поприще отец мой с усиленною деятельностью вел все дела, не упускал из вида ничего полезного, энергически занимался всеми предметами для блага того края, ничего не оставлял без внимания. Дела у него шли с удивительным порядком: у него не было даже многосложности в бумагах; он требовал, чтобы просьбы и доклады были кратки и ясны; прошения принимал на одной странице и для приучения к сокращению отдавал обратно, если нужно было повернуть лист. Его доблестные подвиги, душевные качества и добродетели заставляли всех и каждого уважать его. Он исполнял свои обязанности как истинный христианин, отечеству служил с пламенным рвением, всем подчиненным был отец и благотворитель. Слава его возрастала, и вся Россия его ценила. Имя его осталось в памяти у всех черноморских сослуживцев; они с восторгом вспоминали до конца своей жизни благодатное время, когда находились под его начальством. Он обладал такими сведениями в науках, что не было предмета, о котором не мог бы говорить с точным знанием, приводил в удивление всех специальных людей, особенно любил заниматься политическою экономией и наукою земледелия. Не было сочинений, которых бы он не читал и не знал совершенно по этим предметам. Всякие новые сведения, какие он мог получить по сей части, его интересовали. В продолжение главного управления отца моего Черноморским флотом в царствование Екатерины он должен был несколько раз приезжать к ней в Петербург с докладами. Однажды государыня приняла его особенно ласково, что заметили все окружающие ее царедворцы, и удвоили к нему свое внимание, кроме великого князя Павла Петровича, который, казалось, удалялся от него и в обращении с ним заметно был очень холоден. Отец мой не мог постигнуть причины этой перемены. Проезжая из Петербурга обратно через Гатчину, где проживал постоянно в то время великий князь, отец мой остановился и подумал: заехать ли к нему проститься или