На исход морского сражения в значительной мере повлиял вклад девяти боевых кораблей русской эскадры. Особенно отличилась команда возглавляемого капитаном Лазаревым флагманского корабля «Азов». Героически проявили себя во время боя лейтенант Павел Степанович Нахимов, мичман Владимир Алексеевич Корнилов и гардемарин Владимир Иванович Истомин. Именно этим троим без малого через тридцать лет предстояло покрыть себя бессмертной славой при обороне Севастополя.
Подорвав военно-морские силы Турции (а из всего турецко-египетского флота уцелело лишь одно крупное судно!), Наваринское сражение предопределило будущую победу России в последовавшей затем Русско-турецкой войне 1828–1829 годов.
Орден Святого Георгия
Георгиевский кормовой военный флаг и вымпел
Андреевский кормовой военный флаг и вымпел
Но не первый раз побеждал русский флот в этих местах. Наваринская крепость была взята русской эскадрой под командованием адмирала Григория Андреевича Спири́дова во время Русско-турецкой войны 1768–1774 годов, и в бухте более месяца базировался наш флот. За главную победу той войны в Чесменском сражении (1770) императрица Екатерина II пожаловала Спиридову чин полного адмирала и, лично поднявшись на борт флагманского корабля, вручила ему орден Святого Александра Невского.
Теперь, более полувека спустя, Павел Нахимов за отвагу, боевые заслуги, проявленную храбрость и умелые действия на корабле «Азов» тоже был поощрён. Он получил Императорский Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия и звание капитан-лейтенанта.
Признание доблести распространилось и на флагманский боевой корабль. «Азову» впервые в истории русского флота присвоили Георгиевский кормовой флаг, который отныне гордо развевался на специальном флагштоке на гафеле[1] кормовой мачты судна.
За штурвалом «Паллады»
Когда весной 1828 года у берегов Греции был захвачен 20-пушечный турецкий корвет «Восточная Звезда», его переименовали в «Наварин» и отдали под командование Нахимова. Но не успел капитан-лейтенант вернуться на Балтику, в Кронштадт, как получил под своё начало только что сошедший со стапелей Охтенского адмиралтейства и спущенный на воду 52-пушечный фрегат «Паллада».
Стоя за штурвалом на капитанском мостике вверенного ему корабля, Павел Нахимов со стороны производил впечатление бывалого морехода, который обошёл все моря и океаны, обогнул земной шар вдоль и поперёк и не раз пересёк экватор. Отчасти так оно и было. Но Нахимов всегда трезво оценивал свой опыт и в любое время был готов пополнять свои знания и учиться не только у старших наставников, но и ровесников, если было чему.
Он любил присказку: «Капитан – первый после Бога человек на корабле», потому что в ней точно выражена сама суть: как много людских судеб зависит от того, кто командует судном.
Как никто другой, Нахимов отчетливо осознавал огромное значение дисциплины и принципа единоначалия на флоте: необходимо было, чтобы приказы и команды руководства беспрекословно, чётко и вовремя выполнялись, не обсуждались и не оспаривались.
И всё же однажды во время учений в Финском заливе, на которые вышел в составе эскадры вице-адмирала Беллинсгаузена фрегат «Паллада», Нахимов нарушил установку, которой всегда твёрдо и неукоснительно придерживался. Сделал это он с полной ответственностью, отлично отдавая себе отчет, что за самовольно принятое решение может быть подвергнут суровому взысканию и даже разжалован. И тем не менее он без колебаний пошёл на риск и поступил не так, как предписывала инструкция, а как подсказывали ему здравый смысл и опыт.
Произошло же следующее. Горизонт затянули тучи, и различить в дожде и тумане ни в бинокль, ни тем более невооружённым глазом картину маршрута было невозможно.
Нахимов, накануне похода тщательно изучивший, по своему обыкновению, карту, знал, что здесь должны быть сплошные шхеры и отмели, и, скорее всего, при отсутствии видимости эскадру опасно несёт прямо на эти мелкие скалистые острова.
В подобных случаях на флоте, впрочем, как и в армии, непреложный закон – срочно доложить вышестоящему начальству, после чего ждать указаний и ничего не предпринимать.
Именно так Нахимов и поступил, экстренно сообщив: корабли идут на камни. Но командование этот сигнал тревоги не получило. И тут мгновенно созрело решение оповестить другие корабли: «Паллада», резко выйдя из строя, передала: «Следуйте за мной».
Не один Нахимов заметил, что впотьмах эскадра сбилась с курса. Другие капитаны тотчас среагировали на предупреждение и этим спасли свои суда. Правда, шедший первым корабль «Арсис» всё же наскочил на камни и получил серьёзные повреждения, а ещё два – «Императрица Александра» и шхуна «Град» – хоть и пострадали, но отделались сравнительно легко.
Конечно, Нахимов очень рисковал. Ошибись он в расчетах, ему было бы несдобровать, и на дальнейшей карьере пришлось бы поставить крест.
По призванию
Моряк по призванию, Нахимов плохо сходился с людьми, которые выбрали военно-морскую службу то ли по случайности, то ли по недоразумению и тяготились ею, отбывая как невыносимую и мучительную повинность.
Для Нахимова же море было его стихией. Он побывал во многих частях света, помнил каждый порт, в который когда-либо заходил, и не хуже опытного лоцмана мог преодолеть трудные проходы к причалу.
В то время признанными мастерами морского дела считались английские моряки, но, по мнению Павла Степановича, русские ни в чём им не уступали, а где-то могли и фору дать.
Однажды в Англии, наблюдая, как монотонно, вяло и безразлично выполняют свои обязанности судовые работники, Нахимов заметил товарищу:
– Без огонька работают, без интереса. Не то что наши.
– Что ты имеешь в виду, Паша?
– Что работают механически, равнодушно, без любви к вещам. Посмотри, им всё равно, что делают. Ни у кого глаз не горит.
Он хотел, чтобы матросы из его экипажа не чувствовали себя подневольными людьми, которыми можно как угодно помыкать.
Требовательный и взыскательный, он не давал спуску тем, кто по лености или нерадивости допускал какой-то промах, но зато всегда доброжелательно относился к исправно нёсшим службу и ласково называл их братишками.
Матросы для Нахимова – такие же члены команды, как и офицеры. Павел Степанович был убеждённым противником того, чтобы держать их в постоянном страхе, унижать, оскорблять их человеческое достоинство. «Необходимо поощрение сочувствием; нужна любовь к своему делу», – говорил он.
Любителям муштры и рукоприкладства Нахимов не уставал повторять: «Не учите матросов, как попугаев. Добейтесь, чтобы они сознательно относились к своему делу. Не мучьте их, не запугивайте, а тем паче не презирайте как простолюдинов или низший сорт. Они всё замечают и мотают на ус. Матрос, даже если на вид что ни на есть мужик лапотный, всё равно русский человек, а значит, сметлив, смышлён, башковит и, помяните моё слово, ещё вас, господ, обставит. Не обижайте матросов, не давайте их в обиду и не надоедайте им назиданиями. Не слова, а мысли им передавайте».
Корабельная пушка Конец XVIII в.
Карона́да Начало XIX в.
Он подавал личный пример того, как можно и нужно общаться и обращаться с рядовым составом. Сохранилось воспоминание офицера-сослуживца, как капитан преподал матросу урок артиллерии. Разговор с ним он начал так:
– Ты видал бомбу?
– Видал.
– Ну, зачем говорят, что она бомба, а не ядро? Матрос молчал.
– Ты знаешь, что такое булка?
– Знаю.
– И пирог знаешь, что такое?
– Знаю.
– Ну вот тебе: булка – ядро, а пирог – бомба. Только в неё не сыр, а порох кладут. Ну, что такое бомба?
– Ядро с порохом, – отвечал матрос.
– Дельно! Дельно! Довольно с тебя на первый раз.
Нахимов остался доволен тем, что в один присест довёл до ума матроса, а тот быстро ухватил, чем цельнолитое шарообразное ядро отличается от начинённого порохом разрывного снаряда – бомбы.
Любимец флота
Нахимову ещё не было и тридцати, когда его назначили командиром боевого корабля, и чуть больше сорока, когда он был произведён в контр-адмиралы.
Переведясь в 1834 году с Балтики под командование Лазарева, Павел Степанович стал любимцем всего Черноморского флота. У него не было ни жены, ни детей, ведь никакой жизни, помимо морской службы, для него не существовало. Но он и не жалел об этом, потому что любил море, корабли, солёный ветер, любил братство по оружию, которое так сближает людей во время боя. Его домом был корабль, а его семьёй – подчинённые ему офицеры и матросы, которые души в нём не чаяли.
Он вёл аскетичный образ жизни, избегая излишеств и обходясь лишь самым необходимым. В еде он был крайне непривередлив, в быту более чем неприхотлив, а гражданской одежде неизменно предпочитал военную форму: мундир, шинель, фуражку с козырьком.
Несмотря на то что женщины постоянно одаривали Нахимова знаками внимания, он так и не женился. Он считал, что не вправе связывать себя семейными узами, потому что постоянно смотрит смерти в лицо и жена завтра может стать вдовой. Он и офицерам своим советовал не спешить с женитьбой или вовсе отказаться от неё, чтобы никого в будущем не обездолить и не оставить детей сиротами.
Будучи прославленным флотоводцем, держал он себя скромно и просто, каждый лишний рубль тратил на своих матросов и, заботясь о них, сам привык обходиться малым.
Нахимов материально поддерживал не только своего брата матроса, но и отставных, инвалидов, получивших ранения и увечья на поле боя, вдов и сирот моряков. Денег обычно не хватало, и тогда он брал взаймы в счет будущей зарплаты, из-за чего не вылезал из долгов. Некоторые офицеры следовали примеру Нахимова, а тех, кто уклонялся от благотворительности, он с искренним недоумением спрашивал:
– На что вам деньги? В карты играть да вино пить?