Перебирая листы, он объяснил значение сигналов для разных случаев походной жизни и стоянки на якоре. Всего Митьков насчитал более четырех сотен сигналов. «Наиглавнейшими среди прочих, — сказал Сенявин, — ежели изволили заметить, почитаю сигналы атаки и погони неприятеля, десантирования войск, отражения атаки неприятельских кораблей и брандеров».
Отпустив Митькова, Сенявин вышел на балкон. Ровный норд-ост вдруг наполнил паруса. Внизу из-под кормового среза, пенясь, вырывалась кильватерная струя. Прямо по корме створились мачты идущего следом «Святого Петра». За ним, чуть увалившись под ветер, держали строй остальные суда.
«Ровно четыре месяца, как покинули Кронштадт, — подумал невольно Сенявин. — Через месяц будем у Корфу, какие ждут нас там обстоятельства?» Не раз в редкие свободные минуты размышлял он о предстоящей кампании. Нет, он нисколько не сомневается в своей способности надежно управлять порученными ему кораблями. Будь их хоть более двух дюжин, а с транспортами и все три наберется. Для этого он и составляет свои сигналы вдобавок к адмиралтейским. Разве могут предусмотреть все случаи мудреной флотской жизни чичаговские или кушелевские борзописцы? Сенявин усмехнулся, но тут же подумал: «Корабли направляют офицеры и служители, вот чей дух определяет успех всякого дела. Вот с кем надобно умело обращаться, чтобы понимать их и быть понятыми ими. В этом залог победы. Большой и малой. Без малого не содеется великое…»
Далеко, у самой кромки горизонта, в лучах заходящего солнца, едва угадывалась на фоне побережья мрачная скала Гибралтара.
На корфунский рейд эскадра вошла с первыми лучами солнца. С волнением моряка всматривался Сенявин в столь знакомые и ставшие ему, еще пять лет назад, близкими очертания острова. Здесь штурмовал он неприступные бастионы, освобождая островитян, теперь он пришел защищать их свободу от недругов.
Яркие лучи солнца устремились из-за протянувшихся вдали горных хребтов в лазурное, безоблачное небо, предвещая погожий день и доброе настроение, но адмирал был озабочен.
Неделю назад в Мессине посланник при неаполитанском дворе Татищев огорчил его неожиданной вестью. Напуганная Аустерлицем Австрия подписала в Прессбурге с Наполеоном сепаратный мир. По договору австрийцы обязались отдать французам до 30 января 1806 года Венецианскую область, почти всю Истрию, Далмацию и Которскую область. Надлежало спешить укрепиться на берегу, но где? Татищев настоятельно рекомендовал — в Рагузе. Однако он помнил по прошлой кампании, что тамошние нобили тяготели к французам…
Пушечные залпы многочисленных салютов раскатились над рейдом. Вначале салютовал флагман контр-адмирала Сорокина «Ретвизан». Вдогонку раздались многочисленные хлопки выстрелов десятков купеческих судов разных наций, стоявших на рейде. Окутались пороховым дымом крепостные стены Корфу.
«Ярослав» первым отдал якорь и мгновенно вывалил оба выстрела и парадный трап. Со стороны берега и флагманских кораблей к «Ярославу» устремились шлюпки. Первыми приветствовали Сенявина генералы Анреп и Ласси. Анреп командовал войсками на острове, а Ласси с корпусом прибыл недавно из Неаполя, так как Австрия вышла из войны и наступление из Италии не состоялось. Вместе с ними на корабле появился полномочный представитель Александра I в Ионической республике граф Моцениго, уроженец здешних мест. С ним Сенявин познакомился еще раньше, будучи на Корфу. Следом на борт поднялись командующие эскадрами Сорокин и капитан-командор Грейг. Первого Сенявин близко знал со времени службы на Черном море, второго видел однажды, год назад, когда он уходил из Кронштадта. В ответ на поздравление Грейга Сенявин сделал всем знак и протянул ему указ:
— Позвольте, ваше превосходительство, выразить первым свое поздравление по случаю монаршего благоволения. — Он обратился ко всем присутствующим: — Поздравьте, господа, Алексея Самуиловича. Он удостоен звания контр-адмирала. — Сенявин вынул из стола заготовленные эполеты и вручил их несколько смущенному Грейгу.
Все начали поздравлять Грейга, а затем адмирал пригласил собравшихся в кают-компанию отобедать. После поздравительных тостов прежде всего все начали расспрашивать Сенявина о петербургских новостях, но тот смущенно улыбнулся и, как бы извиняясь, произнес:
— Мне, господа, побывать в столице не пришлось. Из Ревеля прямо в Кронштадт и сюда, на Корфу.
Сидевший рядом с ним Ласси проговорил:
— У нас есть новости, ваше превосходительство, из Петербурга. Государь повелевает мне и Анрепу с войсками не мешкая отправляться в порты Черного моря.
У Сенявина сошла улыбка.
— Как давно сие известие поступило? И сколько войска останется на островах?
Ласси снял салфетку:
— Рескрипт государем подписан ноября четырнадцатого прошлого года. Что касается войск, то я имею повеление его величества оставить только нужные гарнизоны в крепостях.
В разговор вмешался Моцениго:
— Полагаю, государь опасается ухудшения отношений со стороны Порты и закрытия проливов.
Неожиданная новость была неприятна Сенявину. Он предполагал, что будет иметь в подчинении около тринадцати тысяч сухопутных войск. Теперь обстоятельства осложнились, но он решил, что еще не все потеряно. Сенявин наполнил бокал шампанским.
— Надеюсь, ваше превосходительство, на вашу благосклонность, — обратился он к Ласси. — Позвольте, ваше здоровье, господин генерал. — И, когда отпили по глотку, он продолжал: — Для наших нужд — охраны крепостей — желательно оставить большую половину сухопутных войск.
Ласси в ответ добродушно улыбнулся.
— Ловко вы, Дмитрий Николаевич, подъезжаете. Поживем — увидим.
Проводив генералов и посла, Сенявин задержал Сорокина и Грейга и, не откладывая, вызвал всех командиров кораблей, фрегатов и бригов. Вглядываясь в лица прибывших, узнавал некоторых из них — Белли, Быченского, Гетцена… Других, более молодых командиров бригов видел впервые. Когда все собрались в кают-компании, Сенявин объявил о цели созданной экспедиции:
— Я пригласил вас, господа, чтобы объявить о возможных в недалеком будущем стычках с неприятелем, и не только в море, но и на суше. А поскольку на кораблях немало рекрутов, не обученных пушечным и ружейным приемам, безотлагательно приступить к экзерцициям. — Ровный голос старшего флагмана звучал доброжелательно, без тени привычного «адмиральского» разноса.
Наутро он вызвал командира фрегата «Венус» капитан-лейтенанта Развозова:
— Пойдете в Дубровник. Разведайте обстоятельно, нет ли там где поблизости неприятеля. Снеситесь с нашим консулом, расспросите о тамошнем сенате, каково мнение жителей о российском войске. Сия республика имеет нейтралитет, но весьма важное положение в Далмации.
Уяснив задачу, Развозов направился к двери, но Сенявин остановил его:
— Давно ли фрегат проводил пушечную экзерцицию?
— Последний раз перед Рождеством, — ответил командир «Венус».
Сенявин нахмурился.
— Погодите, я пойду с вами на фрегат.
Едва поднявшись на борт «Венус», Сенявин взглянул на часы, приказал ставить паруса и выйти в море.
Серебряные трели боцманских дудок зазвучали над фрегатом и всполошили стоявшие на рейде корабли.
Пока матросы разбегались по вантам и реям, баковая команда усердно крутила шпиль, выбирая якорь.
Искоса поглядывая на невозмутимого адмирала, Развозов слегка нервничал: «Как-то матросики сработают?» До прихода Сенявина прежний командующий Грейг ни разу не беспокоил такими внезапными визитами. Он полностью отдавал на откуп командирам обучение экипажей.
Когда последний брамсель наполнился ветром, якорь вышел из воды и фрегат, лавируя, направился в море, лицо Сенявина прояснилось: «Команда управилась с парусами лихо».
Но это было только начало. Как только фрегат отошел на десять — пятнадцать кабельтовых, адмирал поманил Развозова и спокойно проговорил:
— А теперь, голубчик, играйте артиллерийскую тревогу!
Через минуту громкая дробь барабанов гремела всюду. В деках спешно открывали артиллерийские порты, отдавали найтовы у пушек, сновали матросы с банниками, подносили картузы с зарядами.
Спустившись на вторую палубу, Сенявин неожиданно услышал знакомый голос:
— Смирна-а-а! — Перед адмиралом, вытянувшись в струну, стоял Петр Родионов.
— Ну, братец, опять Бог нас с тобой свел, — не скрывая улыбки, сказал Сенявин.
Глаза Родионова светились радостью, и он звонко выпалил:
— Так точно, вашдитство!
— Ну, а Чиликина ты, почитай, забыл вовсе? — спросил Сенявин.
Глядя на отливающие золотом адмиральские эполеты, капрал вдруг вспомнил прошлые годы.
…После ухода эскадры Ушакова в Черное море он плавал два года под командой капитана второго ранга Сорокина между Неаполем и Корфу. В те годы русские корабли своим присутствием оберегали мир на Ионических островах. Потом его корабль ушел на ремонт в Севастополь. В Корабельной слободке он навестил Чиликина. Тимофей, на удивление, выглядел бодро. С помощью тестя он освоил плотницкое ремесло и неплохо зарабатывал. Дом его выделялся среди соседских добротностью и искусной отделкой. Груня тоже помогала, стирала белье у господ офицеров. По двору, кроме дочки, бегали два русоголовых мальца, точная копия Тимохи. Перед уходом на корабль Родионов допоздна просидел у товарища. Вспоминали матросские годы, говорили и о Сенявине…
— Никак нет, вашдитство! Запрошлым годом гостил у него. Здравствует Тимоха, — скороговоркой ответил капрал.
Приятно удивленный, адмирал задумчиво кивнул, видимо тоже о чем-то вспоминая. А затем спросил, кивая на застывших у орудия канониров:
— Пушкари-то твои часто мажут?
— Упаси Бог. — В голосе Родионова звучала обида.
— Что ж, мы сейчас это проверим, — Сенявин кивнул Развозову: — Прикажите бросить буек, а ты, Родионов, назначь лучшего канонира.
Спустя полчаса «Венус» повернула на обратный курс и прошла в кабельтове мимо буйка с красным флажком. Третьим выстрелом срезанный ядром флажок упал в воду.