[2]. И хотя жители горных греческих селений и приморских пунктов немедленно восстали против ненавистных им турецких поработителей, придя на помощь двум русским десантным отрядам, едва те высадились на полуострове, увы, результат высадки и восстания не произвел эффекта, на который больше всего рассчитывал Орлов. Избалованному славословиями и удачами в придворных интригах фавориту казалось, что достаточно ему пошевелить пальцем — и все свершится само собой, придут, мол, в действие несметные силы, ждущие сигнала, как доносили клевреты, и «главнокомандующему» останется лишь повелевать ими. На деле же все обернулось иначе, как только десантный отряд (пятьсот русских солдат-кексгольмцев и шестьсот греческих повстанцев), названный восточным легионом, под командованием капитана Баркова двинулся с побережья в глубь Пелопоннеса.
Первоначальный успех — взятие города Миситрии или Мизитры (древней Спарты) и одноименной крепости — сменился тяжелым поражением объединенного греко-русского отряда у города Триполицы. Из-за этого второй десантный отряд (западный легион) под командованием Петра Долгорукова, наступавший через Аркадию, был возвращен обратно на побережье и послан к турецкой крепости и порту Наварин (Пилос).
Туда же Спиридов направил 24 марта из Витуло отряд судов (корабли «Ианнуарий», «Три святителя» и зафрахтованный Орловым 20-пушечный венецианский фрегат «Св. Николай») под общим командованием бригадира артиллерии Ивана Абрамовича Ганнибала (двоюродного деда А. С. Пушкина), в подчинении которого находилась вся артиллерийская часть «обшивной» эскадры.
Решительный поступок адмирала, одним ходом изменившего план военных действий, намеченный Орловым, выправил положение. Пока преждевременно было надеяться на всеобщее восстание в Морее, на что особенно рассчитывал фаворит. Прежде всего следовало укрепиться на побережье.
Обстрел Наварина с моря, предпринятый Ганнибалом, когда русские корабли 31 марта вошли в залив и приблизились к порту, а затем высадка десанта с приданной ему осадной артиллерией очень скоро заставили противника пойти на капитуляцию.
10 апреля 1770 года крепость Наварин пала, пала впервые (вторично в октябре 1827 года), и русские моряки, взяв трофеями 42 пушки, 3 мортиры, 800 пудов пороха и много оружия, завладели одной из самых удобных морских баз на Пелопоннесе. Ее гавань могла вместить любой флот, глубины позволяли принимать суда с наибольшей осадкой, а узкий вход был защищен укреплениями с обеих сторон.
Теперь в Морее появился и Орлов. Он прибыл туда из Ливорно с линейным кораблем «Три иерарха», фрегатом «Надежда Благополучия» и посыльным судном «Почталион» на пятые сутки после сдачи Наварина.
Спиридов с облегчением вздохнул. Подкрепление подоспело кстати, хотя дело уже было сделано. К противнику день за днем подходили резервы, накапливаясь у крепости Модоны неподалеку от Наварина, и противостоять им силами отряда из шести судов (шестым стал фрегат «Св. Николай») было не так-то просто. Да еще зная наверняка, что противник не преминет блокировать Наварин с моря, едва лишь выяснит силы русского отряда. Конечно, и сейчас, когда отряд увеличился в полтора раза, положение продолжало оставаться напряженным; но Орлов привез долгожданную новость, которая обрадовала всех.
Со дня на день у берегов Мореи следовало ждать эскадру под командованием контр-адмирала Эльфинстона, вышедшую из Кронштадта спустя два с половиной месяца после отплытия кораблей Спиридова. Она перезимовала в Англии, благополучно прошла из Портсмута в Гибралтар и по сведениям Орлова находилась уже в Средиземном море, на пути от Гибралтара к Морее. Вместе с эскадрой Эльфинстона (линейными кораблями «Святослав», «Не тронь меня», «Саратов», фрегатом «Африка», одним пинком и тремя транспортами) шли и отставшие из-за неотложного ремонта еще на стоянке в Гулле малые суда «обшивной» эскадры.
Сообщив приятную новость, фаворит одновременно захотел показать себя. Он отменил осаду крепости Короны, которую вел десантный отряд, высаженный Спиридовым (город уже был взят), и приказал обложить Модону. Между тем для безопасности русских кораблей и войск в базе Наварина важнее было овладеть Короной. Крепость находилась на подступах к Наварину и являлась в случае взятия ее русскими войсками — защитой его с тыла, в случае оставления ее у противника — постоянной угрозой.
Сражение при Короне 2 марта 1770 года (старинная гравюра)
Спорить с Орловым было бесполезно. Он еще не отказался от своего плана овладения Мореей и считал поражение у Триполицы лишь досадной случайностью, надеясь взять реванш за нее у Модоны.
Вздорность затеянного фаворитом вскоре стала очевидна для всех.
Распыление сил повлекло за собой очередные неудачи: сначала у Модоны, где войска противника, подошедшие со стороны Триполицы, нанесли серьезный урон десантному отряду, заставили его снять осаду и отступить к Наварину; затем у Патраса, где был разбит сводный греко-русский отряд, посланный Орловым; наконец, вторично у Модоны, куда фаворит вновь направил сводный отряд. Никакая храбрость русских десантников не могла помочь им выполнить невыполнимое, тем более, что военная выучка греческих повстанцев, входивших в отряд, оказалась весьма слабой. Противник, превосходя силы отряда во много раз численностью своих войск, не только сорвал вторичную осаду Модоны, не только потеснил отряд обратно к Наварину, но и в свою очередь осадил его. Вот что побудило Орлова написать Екатерине письмо, в котором он небезыскусно затушевал причины неудач, прихвастнув, как было свойственно ему и раньше и позже:
«...Хотя, кроме крепостей, вся Морея очищена от турок (это было сознательной неправдой, достаточно обратиться к фактам, известным теперь. — Е. Ю.), но силы мои так слабы, что я не только не надеюсь завладеть ею, но и удержать завоеванные места...»
О своих ошибках фаворит, понятно, не упомянул в письме; не упомянул и о том, что именно из-за них потеряло всякую надежду тогда на успех восстание в Морее и создалось критическое положение в самом Наварине.
Неприятельские войска обложили крепость со всех сторон и прервали снабжение города пресной водой. В то же время стало известно, что большая турецкая эскадра (10 линейных кораблей и 6 фрегатов, а также изрядное число каравелл, шебек, галер и других судов) крейсирует вблизи Матапана и готова напасть на русский отряд с моря.
По настоянию Спиридова было решено взорвать укрепления Наварина, покинуть крепость и, выйдя в море, самим навязать бой противнику, лишь бы не очутиться в ловушке.
Помочь русскому отряду могло только прибытие кораблей Эльфинстона.
Однако Эльфинстон явился не в Наварин, а в Колокинфскую бухту (на юго-восточной стороне мыса Матапан) и также со своим планом действий, да еще немедленно принялся выполнять его. Во-первых, высадил с транспортных судов десантный отряд и послал его по сухопутью к Наварину, что было рискованно, учитывая расстояние, огромное преимущество сил противника, осаждавших Наварин, и незнание десантниками условий местности. Во-вторых, услышав от жителей Рапилы (где высадился отряд), что неприятельские корабли находятся на якорной стоянке в Навплийском заливе около крепости Наполи-ди-Ро-манья, Эльфинстон не счел нужным сообщить об этом в Наварин, не желая ни с кем делить славу победы, которую еще не одержал. Тщеславие было свойственно ему не меньше, чем Орлову; поэтому он, вместо того чтобы соединиться с отрядом Спиридова и заодно с ним действовать против турецкой эскадры, превосходившей силы даже обоих отрядов русских судов, поспешил в Навплийский залив.
Понятно, что из попытки Эльфинстона самостоятельно управиться с противником ничего не вышло. Силы оказались чрезмерно неравными. Эльфинстон располагал тремя линейными кораблями, фрегатом, пинком и тремя транспортными судами, а турецкая эскадра, которую он увидел 16 мая на расстоянии восьмидесяти кабельтовов, насчитывала свыше двадцати вымпелов (из них 10 линейных кораблей и 6 фрегатов). Только нерешительность командующего этой эскадры выручила Эльфинстона. Противник, не приняв боя, отошел в глубь залива, под прикрытие береговых батарей, хотя мог, используя при наступившем безветрии гребные суда для буксировки (их у русского отряда не было), проучить Эльфинстона за нерасчетливую дерзость. Впрочем, осталось неясным, было это следствием нерешительности турецкого флагмана, принявшего отряд Эльфинстона за авангард русской эскадры, или хитроумного намерения заманить русский отряд поближе к берегу, а тогда внезапно окружить его, закрыв ему выход из залива, и уничтожить.
Сообразив, что чуть не погубил отряд и людей, Эльфинстон 17 мая, едва получил возможность лавировать, срочно отправил одно из транспортных судов с донесением в Наварин, а сам отошел на такое расстояние от крепости Наполи-ди-Романья, какое позволяло, в случае решительных действий турецкой эскадры, избежать схватки с ней до прибытия отряда Спиридова.
Впоследствии, характеризуя Эльфинстона перед увольнением его из русского флота, припоминая и эту историю, и прочее, чем печально прославил он себя в Архипелажской экспедиции, Екатерина так отозвалась о нем:
«Можно сказать одно, что Эльфинстон принадлежит к разряду людей сумасшедших, которые увлекаются первым движением и не соблюдают никакой последовательности, и я не знаю, сумеет ли он очистить себя от подозрений в злоупотреблениях, если бы его заставили отдать отчет в сумме на чрезвычайные расходы, ему вверенной, ибо из нее он сдал адмиралу Спиридову только три тысячи червонцев...» (хотя получил на эти расходы перед отплытием из Кронштадта 200 тысяч рублей. — Е. Ю.).
Орлов был уязвлен отнюдь не тем, что Эльфинстон не поставил своевременно в известность о своем прибытии и о своих действиях старшего флагмана, каковым оставался в Архипелажской экспедиции Спиридов, несмотря на официальную подчиненность «главнокомандующему». Это меньше всего интересовало фаворита, равно как и опрометчивость действий Эльфинстона, к счастью, не повлекшая за собой роковых последствий. С подобным своеволием Орлов легко мирился, поскольку оно не задевало его самолюбия, но терпеть непочтение к своей персоне не собирался. По мнению фаворита, было достаточно поправок, внесенных Спиридовым в план овладения Мореей. Так что, разделяя негодование адмирала по адресу не в меру своевольного коллеги, он и не помышлял подтверждать подчиненность Эльфинстона Спиридову, как младшего флагмана перед полным адмиралом, да к тому же самым авторитетным среди моряков специалистом и членом Адмиралтейств-коллегии — высшего органа флота. Орлов был недоволен только неуважением к себе. Вот почему он приказал Спиридову идти с кораблями и транспортными судами к Рапиле, снять с берега десант, высаженный Эльфинстоном, а затем следовать к Наполи-ди-Романья.