Вот к чему привело пренебрежение к флоту. Пример с Великой Северной экспедицией и, в частности, с тихоокеанскими отрядами ее был характерным, но не единственным. Ибо кучке проходимцев, забравших власть в свои руки, не было никакого дела ни до флота, ни до страны, которой они управляли. Все зависело от каприза и мнительности, а не от государственной целесообразности. Средства, положенные флоту, не отпускались по году и больше. Корабли гнили на приколе и не имели комплекта команд. Редкое плавание на Балтике, под боком у Адмиралтейств-коллегии, обходилось без досадных происшествий. Корпуса кораблей пропускали воду; команды, комплектовавшиеся перед самым выходом в море из незнавших матросского дела солдат, были так слабосильны и неопытны, что не могли даже выбрать якорей. Для того чтобы вступить под паруса, приходилось топорами рубить якорные канаты.
Эту печальную картину Спиридов наблюдал везде, куда ни заносило его по долгу службы в те годы: на Балтике, на Волге, на Каспии, на Азовье. Всюду было «неосмотрение», как выразился шведский посланник в отчете своему правительству о состоянии русского флота.
Было, к счастью, и другое, чего не сумел увидеть и, разумеется, не мог представить шведский посланник, но что утешало и ободряло Спиридова: были единомышленники-патриоты, верные флотским традициям, старавшиеся в меру сил своих противостоять равнодушию и «неосмотрению».
Одним из таких патриотов заслуженно слыл ветеран петровского флота вице-адмирал Бредаль, в свое время командир первого корабля, на котором начал морскую службу Спиридов. Назначенный возглавлять Донскую флотилию, — несмотря на такое название, ей вменялось действовать на Азовском и Черном морях, — старый моряк остановил свой выбор на Спиридове, когда подбирал себе адъютанта. Адмиралтейств-коллегия не возражала. Спиридов получил предписание явиться в распоряжение вице-адмирала и с тех пор, в течение всей Азовской кампании 1737 — 1739 годов, бессменно сопровождал Бредаля в походах от устья реки Кальмиус, где теперь расположены порт и город Жданов (б. Мариуполь), до Очакова. Всегда — в огне баталий и в часы конзилий (совещаний) — Бредаль, распознав в Спиридове истинного моряка, заботливо наставлял молодого офицера. Он не только передавал ему свой опыт морского дела, но и подсказывал правила поведения, прежде всего нетерпимость к нравам, какие укоренились тогда на флоте под покровительством вновь испеченных членов Адмиралтейств-коллегии, таких, например, как взяточник и казнокрад Змаевич. В то же время Бредаль не только советовал Спиридову быть проницательным во всем, начиная с житейских мелочей, но и учил самостоятельному мышлению в главном, что составляло круг вопросов морской тактики, даже в том, что издавна было узаконено для флота, казалось нерушимыми традициями, а на самом деле представляло собой обветшалые догмы, мешавшие развитию военно-морского искусства.
«Порядки писаны, а времен и случаев нет», — повторял Бредаль не раз слова Петра Первого, оказанные в предостережение морякам, когда был утвержден Морской устав.
Означали эти слова прописную истину: необходимость действовать по обстоятельствам в каждом конкретном случае, проявляя разумную инициативу и смелость.
Азовская кампания была хорошей жизненной школой для Спиридова. Он и убедился в правоте Бредаля, неоднократно высказывавшего возмущение тем, что действия флотилии не вызывают поддержки у Адмиралтейств-коллегии, и своими глазами увидел результаты равнодушия.
Самым наглядным примером являлась злополучная судьба судов, построенных в Брянске.
Зная, что Адмиралтейств-коллегия не поддержит предложения о постройке, Бредаль обратился за поддержкой к фельдмаршалу Миниху, который командовал сухопутными войсками, осаждавшими Очаков. Миних без проволочек сообщил в Санкт-Петербург:
«...По моему рассуждению, благополучное произведение будущей кампании и все авантажи зависят от того, кто на море сильнее быть может; того ради всеподданнейше прошу указать о строении довольного числа годного флота».
Ходатайство подействовало. Бирон приказал Адмиралтейств-коллегии удовлетворить просьбу Миниха; однако из 355 судов, спешно построенных в Брянске и вышедших по Десне и Днепру через пороги к Черному морю, места назначения достигли только 76, остальные погибли в пути из-за плохого качества постройки и неумелых действий команд, набранных из солдат.
Все же Спиридов увидел не только это. «Неосмотрение» «неосмотрением», но даже 76 судов вместо 355, приданных флотилии и поступивших в распоряжение Бредаля, оказалось достаточно, чтобы заставить эскадру противника уйти из-под Очакова к Босфору. Такой исход Азовской, вернее, Черноморской кампании в 1737 году еще раз утверждал значение флота для совместных действий с армией и необходимость возвращения ему прежней роли «второй руки государства».
Не следовало, однако, принимать, как непреложное, все, что подсказывал Бредаль, ссылаясь на традиции петровских времен. Именно в годы Азовской кампании Спиридов понял и усвоил раз навсегда, что плохи были в равной степени и полное отрицание флотских традиций, созданных в петровские времена, и слепая вера в незыблемость всех без исключения тактических приемов, принесших когда-то успех и победу в боях. Даже в таких, как Гангутский бой. Мудрому правилу «Порядки писаны, а времен и случаев нет», хранителем которого объявлял себя наставник Спиридова, должны были подчиняться и действия Донской флотилии. Между тем вице-адмирал, при всех своих достоинствах, сам же в практической деятельности иногда забывал об этом вечном для успеха и победы правиле.
Вот почему одна из ошибок, допущенных Бредалем в кампанию 1738 года, едва не стоила жизни многим морякам флотилии.
Желая повторить гангутский маневр, вице-адмирал распорядился рыть канал через Федотовскую косу на Азовском море, чтобы перевести суда на другую сторону ее и внезапным ударом сокрушить противника, преграждавшего путь флотилии.
Моряки выполнили приказ: своими руками прорыли канал и провели по нему суда; но для чего?.. Если ни обстановка, ни противник не позволяли слепо копировать гангутский маневр. Бредаль не учел этого — и погубил флотилию. Все до единого ее суда были сожжены, а морякам пришлось идти к Азову по сухопутью, волоча на себе артиллерию, вокруг всего моря.
Это было хорошим уроком. Для всех, кроме Адмиралтейств-коллегии. Никаких выводов из «конфузии» у Федотовской косы не последовало, ибо Адмирал-тейств-коллегия с одинаковым равнодушием относилась и к успехам и к неудачам флота. «Неосмотрение» продолжалось.
Так обстояло вплоть до конца 1741 года. Только дворцовый переворот, совершенный сторонниками Елизаветы — дочери Петра Первого, помог морякам-патриотам.
Однако понадобилось больше двадцати лет, прежде чем флот снова приобрел качества, утерянные за время «неосмотрения». Не так-то просто было и восстановить прежнюю мощь флота, и обеспечить его квалифицированными моряками. Это удалось только в начале шестидесятых годов, когда флот, приобретя опыт практических плаваний, главным образом из Архангельска, где строились корабли, вокруг Скандинавии на Балтику, получил до шестидесяти новых судов, построенных на отечественных верфях, и несколько выпусков молодых офицеров, обученных в Морском корпусе. Все эти годы Спиридов провел в самой гуще важнейших событий флотской жизни. В течение двадцати лет пересчитал он все ступени флотской карьеры — от лейтенанта до контр-адмирала, от командира небольшого боевого судна до флагмана, которому подчинялись все корабли Ревельской и Кронштадтской эскадр. Будучи лейтенантом, он не раз участвовал под командованием своего первого наставника Бредаля в боевых действиях на Балтийском море и в плаваниях из Белого моря в Кронштадт; некоторое время служил под начальством ученого мореплавателя Алексея Ильича Чирикова в Московской конторе адмиралтейских дел; став капитан-лейтенантом, заготовлял в Казани по поручению Адмиралтейств-коллегии лес для строительства кораблей; произведенный в капитаны 3 ранга, командовал 66-пушечным фрегатом Кронштадтской эскадры; в чине капитана 2 ранга был старшим офицером на корабле «Астрахань», который плавал под флагом адмирала Мишукова, командовавшего Балтийским флотом; получив звание капитана 1 ранга, командовал 84-пушечным кораблем «Св. Николай», опять-таки «по желанию адмирала Мишукова, который имеет быть во флоте главным командиром», как подчеркнула в своем постановлении Адмиралтейств-коллегия; был командиром линейного корабля «Св. Дмитрий Ростовский»; управлял Кронштадтской конторой адмиралтейских дел; командовал линейным кораблем «Св. Андрей Первозванный», флагманским судном Балтийского флота, затем возглавлял управление Кронштадтским и Ревельским портами.
Причем это была одна сторона флотской деятельности Спиридова, снискавшей ему известность, авторитет и популярность. Моряки — от флагманов, командовавших эскадрами и флотом, до рядовых матросов на кораблях, непосредственно подчиненных Спиридову, — знали его в первую очередь как искусного мореплавателя, весьма сведущего в деле кораблевождения, как смелого командира, неутомимого воспитателя, верного лучшим флотским традициям, как новатора, избравшего путь флотоводца и умевшего критически осмысливать буквально все, что представляло собой военно-морское искусство.
На любом корабле, которым командовал Спиридов, осуществляли маневр и раньше других, и с похвальной аккуратностью; совершали плавания, в том числе дальние (из Архангельска вокруг Скандинавии на Балтику) без серьезных поломок и аварий, к тому же без каких-либо задержек по вине экипажа; проводили ружейные и артиллерийские экзерциции (учения) с меткостью и точностью, служившими примером для всего флота.
Не удивительно поэтому, что командующий флотом неизменно избирал флагманским кораблем тот корабль, которым командовал Спиридов. И не удивительно также, что в 1755 году, когда началась подготовка флота к Семилетней войне с Пруссией, Адмиралтейств-коллегия сочла целесообразным назначить Спиридова членом комиссии по рассмотрению регламента для флота. Созданная под председательством С. И. Мордвинова, тогда капитан-командора, эта комиссия в кратчайший срок разработала новую систему сигналов, «особливо для военных случаев», составила новые сигнальные книги и внесла вообще немало иных изменений в порядок управления кораблями в совместном плавании, в боевой обстановке, при встрече с противником на море, в осаде приморских крепостей и т. п.