16 августа 1787 г. она в составе трёх линейных кораблей, фрегата и свыше тридцати разных военных судов прибыла к Очакову, сильной турецкой крепости на северном берегу Днепровского лимана. Эскадра держалась под парусами на виду крепости и вела разведку.
В это время в Херсоне ещё не знали об аресте посольства. Об этом доходили лишь смутные слухи. На рейде Глубокой пристани стояли новый корабль «Владимир» и фрегат «Александр Невский», ожидавшие проводки через лиман и вооружения.
Мордвинов, получив известие из Ясс об аресте Булгакова и наблюдая подозрительное поведение турецкой эскадры, приказал «по нынешним обстоятельствам» поставить на корабле и фрегате всю артиллерию[85].
40-пушечный фрегат «Скорый» и 12-пушечный бот «Битюг», прибывшие из Севастополя для проводки корабля и фрегата в Севастополь, заняли брандвахтенный пост у Кинбурна.
21 августа одиннадцать турецких 2-мачтовых судов напали на стоявшие у Кинбурна фрегат «Скорый» и бот «Битюг».
Русские моряки смело встретили многочисленного врага метким артиллерийским огнём. В течение трёх часов длился неравный бой. С наступлением темноты фрегат и бот, обрубив якоря, поспешили уйти узким фарватером мимо Очакова в лиман.
Турецкая эскадра начала преследование. Когда «Скорый» и «Битюг» проходили мимо Очакова, на них посыпались из крепости тучи ядер, которые, однако, не принесли кораблям ущерба.
В этом сражении с русской стороны было произведено до 587 пушечных выстрелов, что говорит о мужественном сопротивлении двух небольших судов. Фрегат и бот благополучно добрались до Глубокой пристани, имея только три человека убитых и одного раненого[86].
Этим сражением начались военные действия русско-турецкой войны 1787–1791 гг.
После неудачного нападения на русские брандвахтенные суда турецкая эскадра заняла выход из лимана в море. Херсонская военно-морская база оказалась отрезанной от Севастополя. Разделение морских сил значительно ослабляло оборону Крыма.
Севастополь ещё не был готов ни как морская база, ни как крепость. А Севастопольская эскадра не была достаточно сильна, чтобы вступить в единоборство с большим флотом противника, который, как полагал Потёмкин, постарается высадить войска в Крыму.
Первый, кто разгадал планы турок, был А. В. Суворов, назначенный начальником обороны Херсоно-Кинбурнского района. Чтобы закрыть вход в Днепр, Суворов построил батареи на островах, прикрывавших устье. На Кинбурнской косе также были поставлены сильные батареи и вырыты земляные полевые укрепления. Установлено было постоянное наблюдение за действиями турецкого флота и передвижениями войск в районе Очакова.
Флагманский корабль турецкого флота.
По требованию Суворова в лимане было организовано крейсерство судов.
Город Херсон и его окрестности были приведены в состояние обороны. Из местного населения и строительных команд сформированы специальные отряды в помощь войскам на случай нападения турок.
К началу войны русская армия тоже оказалась неготовой. Войска нужно было ещё собирать и стягивать к южным границам.
Для ведения войны создавалось две армии — Екатеринославская (главная) численностью до 132 тыс. человек и Украинская (резервная) до 58 тыс. человек. Командующим Екатеринославской армией был назначен фельдмаршал Г. А. Потёмкин, Украинской — фельдмаршал П. А. Румянцев. Армии развёртывались по линии Днепра и Буга. Единого оперативного плана действий разработано не было, главнокомандующий всеми вооружёнными силами назначен не был.
Екатеринославская армия предназначалась для обороны Крыма и Херсонского района. Украинская армия должна была прикрывать границы, поддерживать связи между союзной австрийской и Екатеринославской армиями и содействовать их операциям сначала на пространстве между Бугом и Днестром, а затем Днестром и Прутом. Следовательно, в начале войны сухопутные силы занимали оборонительное положение.
Черноморский флот с первых дней войны должен был начать активные действия. Ф. Ф. Ушакову, как командиру передового отряда, предстояла нелёгкая задача — неравная борьба с большим турецким флотом.
2. Первое боевое испытание
В связи с появлением неприятельского флота у Очакова нужно было привести в оборонительное положение лиманские суда. Потёмкин приказал начальнику Черноморского адмиралтейства и командующему Лиманской эскадрон контр-адмиралу Мордвинову немедленно вооружить артиллерией все наличные суда, морских солдат перевести в матросы, а на их место взять из пехотных полков. Для охраны Глубокой пристани, где стояли новые корабль и фрегаты, была построена на берегу сильная батарея из осадных орудий.
Турецкий капудан-паша прибыл под Очаков лишь с частью флота, другую часть он оставил в Варне. Нужно было помешать соединению вражеского флота.
Но Войнович не спешил с выходом в море. Он под всякими предлогами задерживался в гавани. «Подтверждаю вам, — писал Потёмкин Войновичу 24 августа 1787 г., — собрать все корабли и фрегаты и стараться произвести ожидаемое от храбрости и мужества вашего и подчинённых ваших, хотя б всем погибнуть, но должно показать всю неустрашимость к нападению и истреблению неприятеля.
Сне объявите всем офицерам вашим. Где завидите флот турецкий, атакуйте его, во что бы ни стало, хотя б всем пропасть»[87].
Потёмкин хотел, чтобы Севастопольская эскадра стремительно ударила по турецкому флоту, находящемуся в Варне, истребила его, а затем, захватив инициативу в свои руки, явилась бы к Очакову. Задача была отчаянно смелая. Её мог выполнить только умный, храбрый и инициативный начальник. Но Войнович не обладал ни одним из этих качеств. Он был типичным рутинёром, консерватором. Косность и рабское следование старым западноевропейским тактическим канонам были руководящими принципами всей его военной деятельности.
31 августа Войнович, наконец, решился вывести эскадру в море в составе трёх линейных кораблей и семи фрегатов. Эскадра сначала крейсировала у крымских берегов, а 4 сентября взяла курс на Варну. Передовым отрядом командовал Ф. Ф. Ушаков.
8 сентября эскадра подошла к мысу Калиакрия и попала в «чрезвычайный шторм с дождём и превеликой мрачностью»[88].
Пять суток бушевала морская стихия. Невероятной силы шквальным ветром разметало корабли во все стороны. Паруса и такелаж были изорваны в клочья. Мачты, реи, бугшприты и другие части рангоута были изломаны и унесены в море. От ударов гигантских волн и качки разошлись крепления корпусов. На многих кораблях образовалась сильная течь, с которой при сильном волнении бороться было очень трудно.
На флагманском корабле Войновича «Слава Екатерины» порывами ветра порвало ванты, сломало и унесло в море все три мачты. Вода в трюме доходила до десяти футов. Несмотря на то, что воду отливали «всеми помпами, вёдрами и ушатами», она не убывала[89].
На фрегате «Св. Андрей» были изорваны паруса и он «от множества вливаемой в него воды едва не затонул»[90].
Сильно пострадал и корабль Ф. Ф. Ушакова «Св. Павел». На нём были сломаны и снесены в море две мачты, изорваны паруса и такелаж. Плохо управляемый корабль несколько дней носился в море, и наконец его занесло к абхазскому побережью Кавказа, принадлежавшему Турции.
Корабль оказался перед угрозой плена. Тогда Ушаков обратился к команде с такими словами: «Дети мои! Лучше будем в море погибать, нежели у варвара быть в руках»[91]. Команда не подвела своего командира. Неимоверным усилием всего экипажа удалось корабль отвести от опасности.
«Тут мы, — пишет участник этого плавания И. А. Полномочный, — через великую силу кое-как к фок-мачте поставили небольшой парус и поворотили от берегов Абзийских (абхазских — А. А.) в море»[92].
Много дней корабли Севастопольской эскадры без парусов, с повреждёнными рулями носились по бушующему морю. С великим трудом, поставив фальшивые мачты и прикрепив к ним кое-как паруса, к 20 сентября они поодиночке с разных направлений стали прибывать в Севастопольский порт.
21 сентября пришёл в Севастополь корабль Ушакова «Св. Павел». Выдержка и самообладание Ушакова и самоотверженность его команды спасли корабль.
«…Одна только вернейшая их (матросов — А. А.) ко мне доверенность, — писал Ушаков в донесении Потёмкину, — спасла мой корабль от потопа, он был в крайней опасности и в таком положении штормом но сило по всему морю»[93].
Не вернулся в Севастополь 66-пушечный корабль «Мария Магдалина». Он был занесён течением и ветром в Босфорский пролив и попал к туркам в плен. Погиб со всем экипажем фрегат «Крым».
Во время плавания эскадра Войновича ни разу не встретила вражеских кораблей. Лишь фрегат «Лёгкий», сохранивший свои мачты, перехватил две турецкие шебеки и привёл их в Севастополь.
Все суда эскадры требовали капитального ремонта. Боеспособность севастопольских кораблей равнялась нулю.
«Вот что нам сделала Варна, — записал в своих „Записках“ Полномочный, — сделалось угарно, а более от нашего флагмана — неосторожность без рассудка в море ходить»[94].
Все на эскадре приписывали несчастье неумелому и трусливому руководству походом со стороны Войновича. Он действительно перепугался до смерти. «Это чудо, как мы спаслись… Этакого страха и опасности никогда не предвидел», — не стесняясь, писал Войнович Мордвинову[95].
Зато команды кораблей в опасности сохранили присутствие духа. Инициатива и самоотверженность матросов спасли эскадру от гибели.