Потери русских были значительно меньше: убитых — один офицер, два унтер-офицера и двадцать девять рядовых; раненых — шесть офицеров, среди них тяжело раненный капитан Кикин, и шестьдесят пять солдат[332].
Из всех вылазок французов эта была самой большой и упорной. Больше они на северную батарею нападений не делали. Но зато на юге ежедневно опустошали деревни.
Ушаков остался доволен своими войсками. Через несколько дней произошёл размен пленными.
Французы, не решаясь далеко уходить от крепостей, почти каждый день, особенно ночью, выходили на поиски провизии и сильно обирали жителей. Корфинские добровольцы не были в состоянии прекратить эти действия противника.
Французские генералы распространяли среди жителей острова листовки, в которых писали, что русские обманывают их и после победы передадут Турции. Кроме того, они запугивали жителей расстрелами попавших в плен. «Корфиоты были приведены в такую робость французским приговором, подвергавшим их расстреливанию без всякого суда, что, несмотря на всю свою преданность к русским, мало им способствовали в военных действиях…»[333].
Ушаков же не мог стиснуть плотнее осаду крепости, так как не имел возможности послать с кораблей на берег больше матросов.
Осада Корфу сильно затягивалась. Ушаков против своего желания вынужден был обратиться к турецким пашам за помощью сухопутными войсками.
«Крайняя необходимость понудила нас требовать войск албанских», — писал Ушаков Томаре 27 января 1799 г.[334]
Ещё раньше султанскими фирманами было предписано четырём пашам по требованию Ушакова и Кадыр- бея послать по три тысячи человек пехоты. «С таковым числом войск, — писал Ушаков Томаре, — тотчас Корфу взять было можно»[335].
Однако, опасаясь султанского наместника Эпира, паши медлили присылкой войск. Ушаков заставил себя ещё раз сделать неприятный шаг — просить янинского пашу о помощи войсками. Ушаков знал, что Али-паша за присылку своих отрядов выставит какие-нибудь непомерные требования. Но обстановка требовала ускорения штурма Корфу, и Ушаков решился.
28 января 1799 г. лейтенант Метакса с письмом и драгоценной табакеркой, украшенной бриллиантами, отправился к Али-паше за войсками. Янинский сатрап находился в Бунтринто и принял Метаксу, как старого знакомого. Получив табакерку, стоившую свыше 2 000 червонцев, Али-паша сказал с улыбкой: «Все пойдёт на лад!»
Он, как и предполагал Ушаков, готов был дать сколько угодно войск, но с условием, по овладении Корфу отдать ему, как участнику экспедиции, половину крепостной артиллерии и все мелкие военные неприятельские суда.
«Много стоило мне труда, — рассказывает Метакса, — дать ему уразуметь, что такового обещания не в силах дать ни сам султан Селим», потому что союзники считают острова не военной добычей, а «землями, исторгнутыми токмо от… французов». Все пушки поэтому должны оставаться в крепостях, как собственность корфиотов. Али-паша с трудом отказался от своего требования. Вручив ответные подарки Ушакову и наградив Метаксу и гребцов, Али-паша отпустил их, обещав прислать своего сына Мухтар-пашу для получения от адмирала указаний насчёт войск.
Ушаков не очень верил Али-паше, который, не задумываясь, нарушал обещания, если находил это выгодным для себя.
Однако 30 января в середине дня Мухтар-паша в окружении свиты прибыл на корабль Ушакова. Ему оказали генеральские почести. Условившись о нужном количестве войск и об оплате их, Мухтар-паша, не задерживаясь, уехал обратно.
10 февраля начали прибывать албанские войска. Они высаживались в порту Гуино. Хотя янинский паша и писал Ушакову, что посылает 3 000 человек войска, на самом деле их насчитали 2 500 человек. Не обмануть Али-паша не мог.
Видя, что Али-паша дал войска Ушакову, другие паши прислали и свои отряды, общим количеством 1 750 человек. Таким образом, в феврале в Корфу собралось до 4 250 человек албанского войска. Это было почти в три раза меньше, чем обещала Порта, но Ушаков твёрдо решил не откладывать штурма и готовился к атаке крепостей.
Сколько неприятностей доставляли Ушакову албанские войска, видно из следующего письма его к Томаре:
«Пашам, которым о даче к нам войск Блистательною Портою было предписано и по сие время от них в присылке к нам и до четырёх тысяч нет, всегда обещают и обнадёживают, требуют судов, а когда их посылали, стоят долгое время понапрасно или приходят с малым количеством… а которые войска присланы, с самого приходу их беспрерывно требуют от меня и от Кадыр-бея содержание провиантом, деньгами и ружейных патронов, которые наиважнейшая вещь и необходимо надобное. Здесь ни пуль, ни свинцу в покупку достаточно сыскать не можно.
Просим об одном пашей, чтобы снабдили войска свои пулями достаточно, но они отговариваются, что не имеют»[336].
В конце января на возвышенности св. Пантелеймона снова была построена батарея, которая могла обстреливать старую крепость и укрепления св. Сальвадора. Тринадцать больших корабельных пушек и три меньшего калибра были направлены на крепость. А против укреплений Сальвадора было поставлено семь мортир разного калибра. Круговую защиту батареи несли семь полевых пушек. Батареей командовал цехмейстер[337] эскадры капитан 1 ранга Юхарин. Ни пушечная стрельба из крепости, ни французские вылазки не смогли помешать устройству батареи. 30 января она была окончена и открыла мощный огонь по укреплениям и атакующей колонне противника, заставив её удалиться обратно в крепость.
Две сильнейшие батареи на севере и на юге города были хорошими опорными пунктами, державшими корфинские укрепления под мощным артиллерийским огнём.
По прибытии в Корфу Ушаков составил оригинальный и смелый план атаки города и его укреплений. Он отбросил существовавшие правила атаки морских крепостей только силами сухопутной армии при содействии флота. После тщательного изучения системы обороны противника, точного учёта боевой обстановки и глубоких расчётов Ушаков решил атаковать сильнейшие береговые укрепления сначала с моря, а затем, подавив противника огнём корабельной артиллерии, высадить десант для захвата крепостей и пленения или уничтожения живых сил неприятеля.
Первый сокрушительный удар Ушаков наметил нанести всеми судами по о. Видо, этой ключевой позиции корфинских укреплений. Нужно было сбить пять сильных батарей и захватить или уничтожить отряд в 800 человек французов, охранявших остров. Чтобы отвлечь внимание основных сил противника от Видо, Ушаков намечал произвести вспомогательную атаку наружных укреплений новой крепости — Авраама, Рока и Сальвадора. Взятие о. Видо позволило бы флоту подойти к корфинским крепостям и обрушиться на них всей силой корабельных пушек.
Этот план поражает своей смелостью и оригинальной новизной. История до сих пор не знала, чтобы решающая роль штурма падала на корабли, а десанты, и то составленные главным образом из корабельных матросов, играли лишь вспомогательную роль.
Крепость на острове Корфу (конец XVIII в.).
Готовясь к операции, Ушаков созвал на совет русских командиров кораблей и трёх турецких адмиралов. Он подробно объяснил план главного удара по Видо, а также план атаки новой крепости. «Мнение столь основательное, — говорит Метакса, — не могло не быть одобрено всеми командирами единогласно». Только одним туркам такое «предприятие казалось несбыточным, и они, не имея достаточных доказательств, коими могли бы оспорить большинство голосов в совете, повторяли только турецкую пословицу, что камень деревом не пробьёшь». Однако когда турецкие «адмиралы сообразили, что нападение на крепость будет совершено русскими кораблями и фрегатами, то камень стал им казаться уже не столь твёрдым, — иронически подчёркивает Метакса, — они тотчас смекнули, что слава будет им с русскими пополам, а опасности только последним, а поэтому и одобрили тотчас во всей силе мнение главнокомандующего»[338].
Конечно, от таких союзников ожидать большой помощи было трудно, да Ушаков и не очень полагался на них. Вся тяжесть осады лежала на русских моряках, которые верили своему любимому адмиралу и всегда выполняли его боевые замыслы и приказы.
«…Дела столько здесь не счесть, — писал Ушаков Томаре, — вся блокада и во всех рассылках и во всех местах, и все успехи производимые деланы все одними моими только судами, а из турецкой эскадры кого ни посылаю, пройдёт только час-другой — и тотчас назад идёт. Когда велю где крейсировать и не приходить назад к нам, то отошед остановятся и дремлют все время без осмотрительностей… Я измучил уже бессменно всех моих людей в разных местах… Прилежнейшие наши служители, от ревности и рвения своего желая на батареях в работу и во всех бдительностях в дождь, в мокроту и слякоть, обмаранных в грязи всё терпеливо сносили»[339].
Атака была назначена на 18 февраля. Накануне штурма составлены были особые сигналы флагами из 130 знаков, которые давали возможность командующему быстро и чётко руководить сражением во всех его пунктах. На совещании все командиры были снабжены сигналами и точными письменными указаниями для действии.
Несколько дней подряд на обеих эскадрах матросы обучались стрельбе из ружей и мушкетов. Десантные войска и албанцы приготовили лестницы, фашинник и другие предметы для штурма.
Время штурма вовсе не держалось в секрете, а, наоборот, умышленно разглашалось. Из воззваний к населению французы знали о готовящейся атаке. Но они не разгадали главного направления удара. Подготовка лестниц и других орудий штурма, проходившая на глазах французов, говорила о намерении атаковать стены крепостей. Французские генералы допускали, что действия десантов будут поддерживаться мелкими судами. Чтобы затруднить подход судов к берегу, о. Видо был опоясан специальными бонами из деревянных балок, скреплённых железными болтами и цепями. Однако заграждения эти накануне атаки были разорваны сильным ветром и выброшены на берег. Чтобы помешать высадке десанта, французы на берегу около самой воды сделали завалы из оливковых деревьев, безжалостно вырубленных на острове.