Егор Павлович выпил рюмку вина, закусил бараниной и ел виноград, ожидая Али-пашу.
Вместо него явился грек-секретарь, которого Метакса видел в первый свой приезд. Он пригласил русского лейтенанта на пашинский корвет.
Когда переезжали на корвет, Метакса спросил у секретаря; почему так задерживается ответ. Секретарь тихо сказал, что паша разослал курьеров в Дельвино и Янину за подарками для русского адмирала.
Каюту паши охраняли вооруженные турки.
Вошли в первую небольшую комнату. Здесь стояла широкая деревянная скамья, покрытая ковром. На скамье сидел турок, по всей вероятности один из пашинских секретарей. За перегородкой виднелась комната побольше.
Эта комната была великолепно убрана. Ковры покрывали ее от пола до потолка. Справа стоял широкий бархатный диван. Вся стена над ним была увешана кинжалами, ружьями, пистолетами, оправленными в золото и серебро. Слева висело большое овальное зеркало венецианской работы в прекрасной стеклянной раме с изображениями цветов. Перед зеркалом — круглый курительный столик черного дерева, инкрустированный перламутром, и два мягких кресла. Откуда и какими путями попало все это в каюту повелителя Эпира — кто скажет.
Али-паша в зеленой бархатной куртке с золотыми пуговицами полулежал на диване.
Он пригласил гостя сесть.
Метакса просил Али-пашу поскорее дать ответ, потому что адмирал велел ему возвращаться немедля.
— Я недолго задержу вас в Бутринто, — ответил Али-паша.
Он сказал, что готов предоставить Ушакову сколько угодно солдат, но с одним условием: после взятия Корфу Ушаков отдаст ему половину всей крепостной артиллерии и все мелкие французские суда.
Егор Павлович был поражен. «Ну и аппетит: запросил триста пушек! Какая наглость!» — подумал он.
Метакса вежливо ответил, что такого обещания не может дать сам султан, так как союзники условились, что все военное имущество должно в неприкосновенности оставаться на месте.
Али-паша стоял на своем.
Метаксе пришлось долго убеждать пашу в том, что помощь, которую он окажет русско-турецкому флоту, будет иметь большое значение и для него: султан увидит, что Али-паша старается для пользы Турции, и верховному визирю Низед-паше нельзя будет упрекнуть Али в том, что он непослушен.
— Кроме того, русский император щедро наградит вас, — рискнул вставить Метакса, хотя никто не говорил ему об этом.
Егор Павлович знал, что Али-паша все равно пошлет солдат и только нарочно тянет, чтобы «набить себе цену».
Так и вышло. Янинский паша наконец соизволил согласиться отправить к Корфу три тысячи человек.
Он вызвал секретаря и продиктовал приказ в Янину, а Метаксе сказал, что не отпустит его до завтрашнего утра.
Стемнело. Слуги зажгли свечи. И тотчас же стали накрывать на стол.
Али-паша пригласил гостя поужинать.
Им прислуживали два секретаря и капитан корвета.
Метаксу потчевали французскими винами.
«Не из Превезы ли?» — подумал он и отказался.
Али-паша ел очень мало, а пил только воду. После ужина он услал всех и, покуривая, говорил с Метаксой.
Егор Павлович поздравил его с полученными от султана милостями.
— Меня хотели сделать верховным визирем, но зачем мне это? Я здесь в почете, довольстве и силе. Скорее султан будет больше бояться меня в Стамбуле, чем я его в Янине. Все эти визири завидуют моему богатству и оговаривают меня перед султаном. А вы знаете, во сколько обходятся мне султанские министры? Я даю всем, начиная от последнего цирюльника султана и кончая министром иностранных дел. Едва приобретешь себе приятеля, глядь, а он уже без головы, а ты без денег…
Метакса не мог не улыбнуться.
— Вам смешно. Вы думаете: деньги у Али-паши не последние, а голова у министра — последняя? Э, бросим это. Скажи лучше откровенно: независимость, которую ваш адмирал провозглашает на островах, распространится и на греков материка?
К этому вопросу Егор Павлович был давно готов:
— Конечно, нет. На материке греки не под игом французов, а подданные султана, нашего друга и союзника…
Али-паша остался доволен ответом.
— А теперь пора на отдых. Ложитесь здесь, — указал он на диван.
— Ваше превосходительство, а где же вы? — спросил Метакса.
— Я там, — махнул он в сторону перегородки. — Доброй ночи!
Егор Павлович был удивлен: паша уступает ему лучшее место! Он расположился на диване и слыхал, как за перегородкой укладывался Али-паша.
Вооруженные телохранители всю ночь стояли у двери: смотрели за огнем в каюте, а больше за тем, не собирается ли этот русский лейтенант зарезать их повелителя.
Метакса спал плохо. Али-паша хоть и вполголоса, но требовал то трубку, то воды. И все время справлялся, не вернулся ли кто-нибудь из гонцов.
Наутро Али-паша вручил Метаксе ответное письмо Ушакову и два узла: в одном из них что-то бренчало, а другой был с материями.
— Я посылаю это адмиралу Ушакову в знак благодарности за его внимание ко мне. Насчет войск: я пришлю своего сына — Мухтар-пашу, — он выполнит все, что скажет ваш адмирал. Я надеюсь заслужить любовь русских и покровительство вашего государя. А это — вам лично. — Али-паша протянул Метаксе пару французских пистолетов в золотой оправе и длинный вигоневый кафтан алого цвета.
Егор Павлович поблагодарил пашу за подарки и сел в свой катер.
— Ребята, а вам подарил что-нибудь паша? — спросил у матросов лейтенант, когда катер отвалил от корвета.
— Сто пиастров, ваше благородие, — весело ответил боцман Макарыч.
Вернувшись на «Св. Павел», Метакса передал адмиралу пашинское письмо и подарки.
— Ну, Федор Федорович, посмотрим, чем отдарил тебя паша за бриллиантовую табакерку, — сказал бывший в каюте у адмирала капитан Веленбаков.
— Табакерке цена — самое малое две тысячи рублей, — заметил Сарандинаки.
Ушаков сидел, презрительно глядя на узлы, которые лежали на столе.
Денщик Федор развязал узел. В нем оказались: серебряные рукомойник, таз, поднос, кофейник и дюжина турецких чашек.
— Все это не сто´ит и полсотни, — оценил Веленбаков.
— Ваше высокоблагородие, погодите: в другом еще что-то, — сказал Федор, обращаясь к Нерону.
Он развязал узел. Тут лежало два шелковых халата, какие-то шелковые кушаки и кусок синего бархата. Веленбаков только плюнул и отвернулся:
— Ну и подарочки!
— В таком вот тряпье привезли когда-то в Херсон чуму, — брезгливо покосился на подарки Ушаков. — Уноси, Федор! Сегодня едут в Гуино — пусть возьмут и там где-либо развесят на сквозняке.
— Вот тебе турецкая благодарность, — обратился к Федору Федоровичу Веленбаков.
— Мне нужны его солдаты, а не благодарность! — ответил адмирал.
XVII
Ушаков хотел ускорить приезд сына Али — Мухтара, которому паша поручил вести переговоры с русскими относительно присылки войск, и потому отправил в Бутринто крейсерское судно «Панагия».
Али-паше очень понравилась такая предупредительность адмирала, и он немедленно послал сына к Ушакову.
Двадцатилетний Мухтар-паша еще не приобрел наглости своего отца. Он робел перед знаменитым русским адмиралом и его офицерами, но во время переговоров не отступил ни на шаг от того, что сказал ему отец.
Ушаков условился о жалованье и питании солдат, и Мухтар-паша уехал в Бутринто готовить войска.
— Хорошо бы затащить в гости самого бандита Али-пашу, — усмехнулся Ушаков, обсуждая дальнейшие шаги.
— Не поедет: побоится, — высказал предположение Метакса.
— А что, если попробовать? Послать кого-либо с ответным визитом Мухтару, — предложил Пустошкин.
— Верно… Придется просить вас, Евстафий Павлович, — обратился адмирал к Сарандинаки. — Вы капитан флагманского корабля, вы знаете греческий язык…
— Пожалуйста. Я готов.
И на следующий день Сарандинаки отправился в Бутринто на фрегате «Сошествие св. духа».
Али-паша был польщен таким предложением, но опасался подвоха. Константинополь не раз покушался на его жизнь, и он боялся вероломства турок. Он отговаривался разными предлогами и наконец сознался, что верит русским, но не верит своим туркам.
— Но ведь, ваше превосходительство, вы будете гостем русского адмирала! — подчеркивал Сарандинаки. — Я даю вам слово русского офицера, что ни один волос не упадет с вашей головы!
Жажда почета превозмогла все доводы осторожности, — Али-паша поехал, окруженный блестящей свитой и телохранителями. Его одежда и оружие сверкали бриллиантами, яхонтами и изумрудами.
Ушаков приказал встретить Али как полного адмирала. Кадыр-бей и турецкие флагманы были представлены ему самим главнокомандующим.
Турецкие адмиралы унизились до того, что целовали полу пашинской одежды.
Али-паша сиял от счастья, хотя глаза опасливо бегали, точно у волка, окруженного охотниками.
Ушаков угощал его по восточному обычаю: турецким кофе, вареньем и холодной водой. Причем велел подать серебряный кофейный сервиз — подарок Али-паши. Паша узнал его и улыбнулся.
После кофе гость осматривал адмиральский корабль.
Пока что все шло хорошо. Но вот Кадыр-бей пригласил повелителя Эпира осмотреть турецкий флагманский корабль.
Али-паша изменился в лице и с минуту не знал, что ответить. Ему на выручку пришел Ушаков: главнокомандующий попросил Метаксу сказать паше, что он будет сопровождать почетного гостя.
Али-паша с благодарностью глянул на русского адмирала.
Он все время держался рядом с Ушаковым и на турецком корабле пробыл только пятнадцать минут, не собираясь спускаться в нижний дек, хотя «Св. Павел» осмотрел до трюма. Паша отговаривался тем, что неотложные дела вынуждают его немедленно возвратиться в Бутринто, и поспешил покинуть турецкий корабль.
Али-паша цветисто благодарил Ушакова за прием, сказал, что считает большой честью быть знакомым с таким великим адмиралом. На его лице действительно было написано счастье: янинский паша уезжал к себе живым и невредимым.
XVIII
Прошло десять дней, пока Али-паша прислал свои войска. Он клялся, что вышлет не менее трех тысяч человек, а на деле оказалось немногим больше двух.