ти порядок на Земле. «Прежде всего надо приниматься за самые важные, самые плодотворные преобразования. Это — общественное устройство. От него зависит все дальнейшее».
Космическая философия Циолковского проникнута стремлением внушить людям разумные и бодрящие мысли об их исключительной космической миссии во вселенной и пробудить в них таким образом оптимистическое мироощущение и вдохновить их на творческие подвиги. Но, чтобы изменить человеческое мироощущение, необходимо завоевание космоса. И Циолковский создает свои работы по ракетным двигателям, чтобы избавить человечество от «земной» точки зрения.
Его считали чудаком. Ну разве может нормальный человек говорить так: «Основной мотив моей жизни — сделать что-нибудь полезное для людей, не прожить жизнь даром… Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но я надеюсь, что мои работы, может быть скоро, а может быть в отдаленном будущем, дадут обществу горы хлеба и бездну могущества».
О работах Циолковского знали немногие. И вот 2 октября 1923 года в газете «Известия», в разделе «Новости науки и техники» появилась заметка об изобретениях германского профессора Оберта и американца Годдарда. Немец и американец придумали ракеты. Чижевский, в будущем один из основателей космической биологии, друг Циолковского, пришел в редакцию и спросил;
— Что же это получается? А куда вы дели Циолковского? В работах Оберта и Годдарда нет ничего нового по сравнению с работой Циолковского, опубликованной в 1903 году.
Но Чижевскому ответили:
— Так то ученые, профессора, а наш — самоучка.
Тогда Чижевский пытается переиздать «Исследование мировых пространств», и, как всегда в таких случаях бывает, не оказывается якобы бумаги. Чижевский выступил с курсом лекций перед рабочими Кондровской бумажной фабрики, в знак благодарности рабочие раздобыли бумагу. Книгу издают с предисловием Чижевского на русском и немецком языках. В предисловии он говорит: «Неужели мы навсегда обречены импортировать то, что в свое время родилось в нашей необъятной стране и осталось без внимания?» И посылает по десять экземпляров книги Оберту и Годдарду.
Знакомство с идеями Циолковского пробудило интерес к ракетам у молодого инженера-летчика Королева. Он подумывал о ракетах и раньше, прекрасно понимая, что на поршневых двигателях далеко не уедешь. Принцип же ракетного движения давал неограниченные возможности. Вот только зря болтают о полетах на другие планеты. Рано об этом говорить. Ведь не мог быть изобретен самолет, пока автомобилисты не построили достаточно легкого и мощного двигателя. Не нужно говорить и о Марсе. Это многих отпугивает. И, главное, тех, кто имеет силу помочь. Отчего бы не поставить ракету на планер? Или отчего бы не запустить ее для исследования верхних слоев атмосферы? Неплохо, если б и военные поняли, что это не только пиротехническая игрушка. Невозможно создать сразу двигатель, который закинул бы ракету на Луну, также и самолет братьев Райт пролетел вначале несколько метров, а самолет Можайского только подпрыгнул.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГИРД
«Ко всем, кто интересуется проблемой «межпланетных сообщений», просьба сообщить об этом письменно по адресу: Москва, 26, Варшавское шоссе, 2-й Зеленоградский пер., д. 6, кв. 1. Н. К. Федоренкову». («Вечерняя Москва», 12 декабря 1930 г.)
На объявление откликнулись более 150 человек. Так началась организация ГИРД[3] — Группа изучения реактивного движения.
Королев был в ЦАГИ, В одном кабинете он увидел лысеющего рыжеватого старичка. Старичок дремал за пустым столом, перед ним лежала полуметровая логарифмическая линейка.
Вдруг старичок зафыркал, открыл глаза и виновато улыбнулся.
Королев вышел в коридор и спросил у своего знакомого:
— Кто этот старичок?
— Он не старичок. Ему немного за сорок. Он Цандер.
— Так это Цандер! — пробормотал Королев смущенно. — Лучший специалист по ракетам. Первый, кто применил у нас инженерные методы в ракетной технике. А мне показалось, что он не в своем уме.
— Фыркает?
— Фыркает.
— Это он тренируется задерживать дыхание. Ведь в ракете по пути на Марс особенно не надышишься.
— Понятно, — сказал Королев серьезно, но тут же улыбнулся, вспомнив анекдот про женитьбу Цандера.
В Авиатресте, видя обшарпанность и неухоженность своего товарища, сослуживцы решили его женить. Состряпали «приказ по Авиатресту», в котором инженеру Цандеру предписывалось жениться на гражданке такой-то, срок исполнения — такой-то. Подписи.
«Так это и есть Цандер, — думал Королев. — Наивный чудак, блестящий инженер, фантазер, чьи фантазии крепко держатся на железной логике математики. Все, что делает Цандер, с инженерной точки зрения правильно, только пока не тот уровень техники, чтоб осуществить его идеи. Задерживать дыхание пока рано. Как это говорил Циолковский? «Представление о легкости ешь временное заблуждение. Конечно, оно полезно, так как придает бодрость. Если бы знали трудности дела, то многие работающие с энтузиазмом отшатнулись бы с ужасом».
Королев знал, что Цандер делает опытный ракетный двигатель ОР-1, а говоря проще, переделывает паяльную лампу в «опытный реактивный» и испытывает ее в заброшенной гулкой кирке. Немногие глядели на его работы без веселья.
Королев познакомился с Цандером, когда появилось слово «ГИРД», Только слово и несколько энтузиастов.
Вечером гирдовцы — Цандер, Победоносцев, Тихонравов, Щетинков собрались на квартире Королева, недалеко от зоопарка на Конюшковской улице. Квартира была крохотная, со смежными комнатами, перестроенными в отдельные самим Сергеем Павловичем. Он был единственным владельцем отдельной квартиры, где можно собраться.
Королев сказал:
— Фридрих Артурович, а что, если ваш двигатель…
В этот момент вошла жена Сергея Павловича Ляля Винцентини.
— Пойдемте чаю попьем, — сказала она.
— А может, потом?
По виду мужчин она поняла, что в самом деле лучше потом.
Цандер заговорил о каких-то бобах, которые можно выращивать в ракете, летящей на другую планету.
«Уже и до бобов додумались, — улыбнулась Ляля, прикрывая дверь снаружи. — А может, этот бобовый разговор для конспирации? Удивительное дело, мужчины никогда не взрослеют окончательно. Это однажды сказала мне Мария Николаевна, но только я тогда не прочувствовала ее слов».
Мужчины поглядели на закрытую дверь.
— Фридрих Артурович, что, если ваш двигатель поставить на планер? — сказал Королев.
— Но я его делал как лабораторный, у него тяга пять килограммов. Я, правда, делаю второй…
— А я и имею в виду ваш второй двигатель. Видите ли, нам нужны средства и производственная база. Только непосредственные успехи дадут нам поддержку. Полет на Марс никто финансировать не будет, а ракетоплан — другое дело, более реальное.
— Может, вначале поставить двигатель на велосипед?
— Это не произведет никакого впечатления. Нужно брать быка за рога, то есть двигатель ставить на планер. Это реально, и на этой почве возможны успехи. Мы обязаны разорвать заколдованный круг: нет практических результатов — нет средств — работа стоит. Круг этот, кроме нас, никто рвать не будет.
— Но ведь на планере тут же отгорит хвост.
— Мы возьмем бесхвостку Черановского, там хвост не отгорит: там его нет. Правда, этот аппарат еще не достроен и не облетан.
— Кто же его облетает?
— Недаром же я занимался планеризмом, Фридрих Артурович.
Остальные поддержали Королева, в самом деле, нужно опуститься на грешную землю. А где взять производственную базу?
— Тут также необходимо опуститься на землю, — сказал Королев. — Если мы будем ждать, когда нашу организацию узаконят, пройдет неизвестно сколько времени. Нужно найти помещение и приступить к работе.
Цандер улыбнулся.
— Вы фантазер, Сергей Павлович. Кто же нам даст помещение?
— Никто. Помещение мы должны отыскать и взять его штурмом. Какой-нибудь подвал, так называемый нежилфонд.
— Где же искать подвал?
— Мы разобьем Москву на районы, и каждый из нас начнет поиски. Иногда придется пустить кое-кому пыль в глаза, иногда прикинуться дурачком, это уже зависит от индивидуальных способностей. Разнюхать у дворников, поболтаться около колонок, где женщины собираются посудачить за жизнь.
— А милиция ничего? — спросил Цандер.
— Милиция ничего. Но вас, может быть, и не стоит посылать на это дело.
И все согласились, что не стоит. Все-таки подозрительный немецкий акцент, несколько непривычная внешность.
Говорили допоздна. Строили планы, спорили, у каждого была своя идея, но всех объединяло одно желание — работать.
Когда вышли на улицу, была ночь. Сияли звезды. Цандер остановился. Его лицо было так бледно, что казалось светящимся. Он поднял руку и воскликнул:
— Да здравствуют межпланетные путешествия на пользу всего человечества!
Королев оделся «нейтрально». В такой форме одежды его можно принять и за студента, и за молодого рабочего, и за интеллигента, все в зависимости от обстановки. И двинулся на поиски помещения. Но, пройдя некоторое расстояние, он подумал:
«А собственно, зачем городить огород? На углу Садово-Спасской и Орликова есть прекрасный подвал. Там мы занимались теорией планеризма от МВТУ. Помещение это, кажется, сейчас свободно и числится за Осоавиахимом».
И в самом деле, подвал пустовал, в нем, кроме рваной оболочки аэростата, ничего не было, если не считать всякого хлама и грязи.
Через некоторое время гирдовцы посетили подвал и решили, что ничего лучшего и быть не может. Осталось только произвести ремонт и приступить к делу.
— Сергей Павлович, — улыбнулся Цандер, — как это у вас все ловко получается. Ракетоплан, подвал, бабы у колонки. У вас талант руководителя, а это так нужно для современного ученого…
— Ну, какой там талант, — отмахнулся Королев. — И какой я ученый. Просто я стараюсь не делать лишних ходов.