— Сколько вам лет? Мне все неудобно было спросить.
— Двадцать четыре.
— На двадцать лет меньше, чем мне.
Гирдовцы начали выносить из подвала мусор.
Цандер тащил ведро с хламом на помойку, обернулся и воскликнул:
— На Марс, на Марс!
Подвал заново оштукатурили, протянули электропроводку, каждый тащил сюда все, что мог, начиная от сломанного стула, кончая напильником. Скоро подвал принял божеский вид.
— Вот теперь хорошо, порядок, — сказал Королев. — Как сказал Декарт, «порядок освобождает мысль».
В ЦАГИ, Военно-воздушной академии и других подобных организациях повесили объявления:
«При Центральном совете Осоавиахима образовалась группа по изучению реактивных двигателей, сокращенное название которой ГИРД. Всех работающих в области реактивных двигателей или интересующихся ими, а также желающих работать в данной области, которая может считаться областью, способной подготовить звездоплавание, просят сообщить свой адрес по адресу: Москва, Никольская, д. 27, Центральный совет Осоавиахима, секретарю ГИРДа…»
Жильцы дома относились к «лунатикам» юмористически. И прозвали их «группой инженеров, работающих даром», ведь все собирались в подвале после работы. Жильцы не знали, что им сулит в дальнейшем это соседство. Но пока ничего страшного. Не пьяницы, не буяны, правда, чуточку чокнутые, но безобидные. Пусть живут…
Жильцы дома на углу Садово-Спасской и Орликова не могли предположить, какие опасности им сулит соседство инженеров, работающих даром. Правда, кое-что в их поведении настораживало, и главное, почему это они работают бесплатно. Тут что-то не так, что-то нечисто. И мамаши на всякий случай оттаскивали своих детей подальше от окна, за которым иногда слышалось: «На Марс, на Марс!»
Мирная жизнь нарушилась, когда однажды в подвале раздался взрыв и из окон и дверей пошел подозрительный белый дым. «Лунатики» вылетели на улицу и, усевшись на бревнах, щурили глаза. Кто-то из жильцов крикнул:
— Пожар!
Перепуганных жильцов успокоили, что все в порядке, все шло, как и предполагалось, и результаты получились близкие к расчетным.
На другой день взрыв повторился, но теперь из окна пошла пыль, оказавшаяся капельками воды. А буквально через час взрыв снова напугал мирное население, а черный дым, валивший из окна, закоптил белье, висевшее на веревке.
На чудаков, высыпавших из подвала, накинулась хозяйка белья:
— Немедленно прекратите безобразие! Я вызову милицию.
А двое мужчин, явившихся узнать, пожар ли это или еще что, подошли с видом героев из фильма, и один сказал:
— Если вы не прекратите свое черное дело, мы соберемся и побьем вас, чтоб не хулиганили. Идите в другое место, там и хулиганьте.
Королев стал начальником ГИРДа. Это получилось как-то само собой, и приказ по ЦС Осоавиахима только зафиксировал установившееся положение. Вначале к нему обращались с вопросами, потому что он всегда был в курсе дел и незаметно направлял деятельность всей организации в сторону реального, а не «лунных фантазий», хотя места и для лунных фантазий оставалось предостаточно. Он мгновенно мог принять нужное, единственно возможное из десятков решение, казалось, он не думая бьет в самое яблочко, просто он быстрее соображал. Через некоторое время он стал так необходим, что без него и обойтись было трудно. Фридрих Артурович занимался «чистой наукой» и в вопросах практических оказывался беспомощным, как ребенок. Он терялся, когда ему задавали земные вопросы, и неизменно отвечал: «Поговорите с Сергеем Павловичем».
В Королеве счастливо сочетались молодость, жизненный опыт, опыт конструктора и летчика, организаторский талант, редкостная наблюдательность, умение разбираться в людях и ставить их на то место, где они больше принесут пользы, умение быстро соображать, предвидение событий, исходя из предварительного расклада, умение четко выразить мысль, поставить задачу, убедить в своей правоте, неизменное чувство юмора, требовательность к подчиненным, двойная требовательность к себе и исключительная вера в свое дело. И еще — человечность. Кроме того, он казался постоянно заряженным энергией. Никто не видел его усталым или слабым. И еще он тянул свою работу, не давая себе скидок на занятость общим руководством.
Иногда он с некоторым удивлением замечал, как в его теперешней работе помогал и опыт грузчика, и моториста, и столяра, и планериста, и он думал, что вся его прежняя жизнь была подготовкой к этой жизни. Теперь он чувствовал, что приступил к главному своему делу, а все прежнее — путь к этому делу. Какой-то невидимый компас помогал ему выдерживать нужное направление и избегать лишних ходов. Что это за компас? Любовь к небу? Неважно. Важно, что все в порядке. А трудности? Трудности, пожалуй, помогали. Королев считал, что организм развивается оптимальным образом при действии на него посильных трудностей.
Инженеры, работающие даром, были разбиты на четыре бригады. Первой руководил Цандер, он делал второй реактивный двигатель ОР-2, ракету ГИРД-Х, стенд для испытания силы тяги двигателя, проводил все термодинамические и прочностные расчеты. Второй бригадой руководил Михаил Клавдиевич Тихонравов, он занимался ракетами 05, 07, 09. Третий руководитель — Юрий Александрович Победоносцев. Его бригада делала установку для получения потоков воздуха со сверхзвуковой скоростью и снаряд с воздушно-реактивным двигателем. Королев возглавлял четвертую бригаду и занимался ракетопланом под цандеровский двигатель ОР-2. Его мог подменить Евгений Сергеевич Щетинков. Королев считал, что хорош тот руководитель, без которого работа может идти ничем не хуже, чем с ним.
К этому времени ГИРД из самодеятельной организации превратился в финансируемую Осоавиахимом. Осоавиахим поверил в ГИРД. Зарплату, правда, платили маленькую, намного меньше, чем в любом другом месте, с продовольственными карточками постоянно происходили неувязки, и столовая для домработниц, к которой прикрепили гирдовцев, напоминала о неустроенности мира. Но это были мелочи. Все понимали, что настоящее рождается в муках, никто не ждал широкой столбовой дороги и зеленого света. Здесь не было медников, копировщиц, снабженцев, инженеров, здесь были люди, занятые одним делом, и у каждого болела голова, если что-то не выходило.
Собрались в кабинете начальника все, кто связан с ракетопланом, обсуждались технические вопросы.
— Двухмоторная схема отпадает. Аппарат неустойчив и при отказе одного двигателя может… ну и так далее.
— Окажутся ли рули эффективны в струе газа?
— Так мы остановились на бесхвостке. Проектировать специальный планер — это значит потерять массу времени.
— Необходимо изменить конструкцию крыла и пересчитать его на прочность и устойчивость. Ведь баки с горючим и окислителем придется располагать в крыльях.
— Может, облетать бесхвостку с поршневым двигателем, имитирующим реактивный?
— Это мысль. Как раз увидим, каково смещение центра тяжести: планер может быть готов раньше ракеты.
— Может, сделать топливные баки сбрасывающимися? На всякий пожарный случай.
— Это очень усложнит конструкцию.
— Баки будут выходить за контур крыла. Летные качества аппарата и так скромны…
— Как поживает ОР-2?
Во время совещания вошел начальник производства Бекенев и с порога заговорил, глядя на Королева. Все замолчали, потому что производственник был возмущен и говорил громче всех, вместе взятых.
— Скоро меня будут гонять грязной метлой со всех заводов. Каждую гайку и штуцер — пожалуйста, оформляй, собирай подписи, и на тебя глядят как на бедного родственника. Как будто мне больше всех надо. Нужно самим делать гайки.
Королев молча слушал.
— А как токарный станок? — спросил он.
— Это вы говорите о «Комсомолке», которую нам никак не передадут?
— Да.
— Не хотят подписывать бумагу, все кокетничают, Королев поглядел на осоавиахимовскую гимнастерку Бекенева и сказал:
— Придите в кабинет самого высшего командования в этой гимнастерке, а на петличках сделайте следы от шпал. Ну, как будто вы недавно сняли шпалы, якобы вы бывший капитан. Тогда постесняются выгнать.
Все засмеялись.
— Разрешите идти? — спросил Бекенев и по-военному повернулся и щелкнул каблуками.
— Итак, подведем итоги, — сказал Королев.
После совещания разошлись по рабочим местам.
— Фридрих Артурович, пойдете на Прандтля из Геттингена? — спросил Цандера товарищ по бригаде. — У меня два билета.
— Он будет о своих работах по аэродинамике?
— Да.
— Это очень интересно. А где он будет?
— В физической лаборатории МГУ.
— Где это?
— В МГУ.
— А где МГУ?
— Вы смеетесь? Около Манежа.
— А где Манеж? Нет, я не пойду. Далеко. Спасибо. Составьте конспект. Мне нужны цифры. А глядеть на ученого… Что он, знаменитый тенор? Впрочем, на тенора я бы тем более не пошел.
Цандер сел за свой стол.
В его записях не было ни слова: тройные интегралы, дифференциальные уравнения и всякие прочие сложности, которыми в практике инженеры не пользуются. Впрочем, в его записях были слова: «Следовательно», «Итак», «В результате элементарных математических преобразований получаем». Но и эти слова были записаны немыслимыми буквами: Цандер, чтобы не терять времени напрасно, пользовался стенографией.
— Ну, так вы домой не едете? — спросили его.
— A-а? Да-да. Сейчас иду. Посижу десять минут. Закончу.
На другой день Королев пришел на работу первым и увидел, что в кабинете второй бригады не погашен свет. Он нахмурился и толкнул дверь. И увидел Цандера. Фридрих Артурович сидел за столом с логарифмической линейкой. Он поднял голову и спросил:
— А что, разве рабочий день уже закончился?
Королев поглядел в серьезные наивные глаза бригадира первой бригады и не сказал ни слова.
«Ну да, — подумал он. — Окон-то нет, он и не заметил, что наступила ночь и утро».
Потом Королев дал устный приказ работникам ГИРДа: последнему уходящему забирать с собой Цандера.