— Зря сидите, я не заплачу вам ни копейки за сверхурочную работу.
— Мы сидим не для бухгалтерии.
— А вот вы… нет, не вы, а вы, вы почему на работе? Рабочий день закончен.
— Отрабатываю часы, потраченные на личные дела.
— А вы?
— Не закончил деталь, допустил разгильдяйство.
— А вы?
— Это мой личный график, я черчу для себя…
Комиссия удалилась ни с чем.
Королев собрал всех работников ГИРДа и сказал:
— Товарищи, к нам приедет заместитель председателя Революционного военного совета и начальник вооружений РККА.
— Тухачевский?
— Да, Михаил Николаевич Тухачевский. Этот визит может иметь для нас очень большое значение. Но, главное, ни слова о Марсе или Юпитере. Выражайтесь кратко, военные люди не любят пустозвонства. Говорите только то, что знаете. Все ясно?
— Все ясно. Надо навести порядок, кое-что подкрасить, помыть.
— Приступим к делу. Кстати, кто взял веник из моего кабинета? — спросил Королев.
Когда Тухачевский, рослый, красивый мужчина, и сопровождающие его лица спустились по железным Ступеням в подвал, то увидели спокойную, деловую обстановку. Гирдовцы были небогато, но опрятно одеты, инженеры склонились над чертежами и расчетами, пылал кузнечный горн, гудели станки. Все, что должно сверкать, сверкало, все, что должно белеть, белело. Тухачевского познакомили с работами, рассказали о перспективах.
— Да-да, — сказал он. — Трудно сказать, что за человек получится из новорожденного младенца.
Он поглядел чертежи, нарочно вставил несколько фраз, показывающих, что он разбирается в чертежах, он знал: это должно понравиться, и подошел к Цандеру.
— А это что?
Фридрих Артурович стал говорить о двигателе ОР-2, о методах расчета сопла, камер сгорания, об установке его на бесхвостку, потом увлекся и заговорил о Марсе. Тухачевский поморщился.
— Да-да, — сказал он. — Это будет не скоро, но думать об этом нужно.
Цандер замолчал, наверное, вспомнил предупреждение Королева и кашлянул в кулак.
— Положение у вас, — продолжал Тухачевский, оборачиваясь к Королеву, — хуже, чем я ожидал. Подготовьте данные о том, что вам необходимо, мы вместе прикинем, чем я смогу помочь. А вообще, нужно организовывать реактивный исследовательский институт с достаточно мощной производственной базой. Я буду докладывать выше. Желаю успехов, товарищи!
Были объявлены дни штурма. Нужно добить ракетоплан и запустить ракету 09 второй бригады Тихонравова. Уходили с работы не раньше десяти-одиннадцати часов вечера. Цандер осунулся и поблек еще больше, но с работы не уходил, хотя его и отправляли отсыпаться. Теперь последний уходящий, обязанный забирать с собой Цандера, оказывался в подвале круглосуточно. Его соратники, молодые и крепкие, легче переносили бессонные ночи и однажды, глядя на спящего за столом своего шефа, подняли его, насильно одели и отправили домой.
К утру один механик, подражая цандеровскому немецкому акценту, крикнул:
— Поднимай давление! На Марс, на Марс!
И вдруг стоявший в глубине топчан с грохотом опрокинулся, и из ящика вылез облепленный стружками Цандер.
— На Марс, на Марс! — радостно воскликнул он. Его голубые глаза сияли.
— Как вы здесь очутились?
— Я пробрался сюда. Вы так увлеклись, что не заметили, как я забрался в ящик со стружками. Там я закончил свои расчеты и… прекрасно отдохнул. Отряхните меня со спины, там висят стружки. Спасибо.
— Несносный вы человек, Фридрих Артурович.
— Да-да, — пробормотал Цандер, поднял руки и заговорил: — Кто, устремляя в ясную осеннюю ночь свои взоры к небу, при виде сверкающих звезд не думал о том, что там, на далеких планетах, может быть, живут подобные нам разумные существа, опередившие нас в культуре на многие тысячи лет. Какие несметные культурные ценности могли бы быть доставлены на земной шар, земной науке, если бы удалось туда перелететь человеку, и какую минимальную затрату надо произвести на такое великое дело в сравнении с тем, что бесполезно тратится человеком…
— На Марс, на Марс! — сказал кто-то, когда Цандер закончил свою речь.
Усталость давала себя знать. Все начали тихо обалдевать. Один инженер заказал шесть пятигранных гаек вместо пяти шестигранных. Другой перепутал размеры в чертежах и вынужден был надеть под звуки туша ожерелье из тридцати бракованных штуцеров, изготовленных по его чертежу. Обязательно одна неудача вытягивала другую и так бесконечно, как бесконечная лента, вытягиваемая изо рта фокусником-китайцем. Как назло, кольцевая окантовка под вырезы топливных баков покоробилась после сварки. Делать клепаный вариант — это время. Медник, скромный, молчаливый парень, сказал:
— Не торопитесь с клепаным вариантом. Утро вечера мудренее.
И за ночь выправил кольца. Его хотели качать, но он убежал.
Испытать двигатель не удалось до Нового года, да и весь январь прошел в пустых хлопотах. Цандер во обще перестал уходить с работы, словно чувствовал угрызения совести за неудачи двигателя.
Однажды появился Королев и сказал:
— Фридрих Артурович, вот вам путевка в Кисловодск, в санаторий. Только вначале нужно будет взять у врача разрешение на продление отпуска. Скажите, что вы устали, ну и так далее.
— Не могу я, Сергей Павлович.
— Никуда не денетесь, уже готов приказ. Испытания мы проведем без вас, ведь все сделано, идут мелкие неудачи, которые носят вполне объяснимый характер.
Цандер вздохнул и сказал:
— Да, я и в самом деле устал…
Но вечером он снова появился в подвале.
— Как дела?
— Врач продлил вам отпуск?
— Да. Я говорю: «Продлите мне отпуск на неделю». — «А что такое? Зачем продлевать?» — спрашивает врач. «Устал», — «Что у вас за работа? На морозе или в горячем цеху? Что это вы так устали?» — «Да нет, не на морозе. Я занимаюсь полетами на другие планеты». — «A-а, тогда понятно. Может, вам дать месяц?»
Соратники Цандера и Королев полегли со смеху. Только один человек не понимал, что здесь смешного, это Цандер.
ПОЛОСА НЕВЕЗЕНИЯ
Визит Тухачевского не был просто обоюдно приятным разговором: ГИРД получил три старых токарных станка и свою экспериментальную базу — семнадцатый участок научно-испытательного инженерно-технического полигона в Нахабине. Там можно запускать ракеты и не бояться, что рассерженные жильцы устроят драку, марта.
— Жалко, что я не увижу испытаний, — сказал он.
— Кого удивишь стендовыми испытаниями? — ответил Королев. — Вот вернетесь, а ваш двигатель стоит на бесхвостке. Тогда — другое дело.
Цандер уехал. Потом написал письмо. «Нас кормят здесь прелестно. 4 раза в день… много масла, молока, овощей, мяса!»
А через несколько дней он заболел тифом.
Начались испытания ОР-2 в Нахабине. Не работала система подачи топлива, движок не хотел запускаться. Наконец заработал, но тут же прогорело сопло. Отремонтировали сопло и снова запустили. На двадцатой секунде из сопла полетели искры — прогорела камера сгорания. Неудачи шли полосой…
Цандер умер 28 марта.
Когда пришла телеграмма о его смерти, все оцепенели. Королев, железный человек, которого не могли даже представить слабым, заплакал. Но это была не слабость: это была сила любви, которая сильнее железа.
А потом пришло письмо от Цандера.
«Вперед, товарищи, и только вперед! Поднимайте ракеты все выше и выше, ближе к звездам».
Не все понимали значение для ракетного дела этого чудака с наивно-серьезными глазами и жестяной баночкой на проволочной дужке. Не все понимали, что его труды — кладезь, из которого многие поколения исследователей и конструкторов будут черпать идеи. Королев это знал.
Остальные бригады в это время не сидели сложа руки. Бригада Тихонравова начала испытания ракеты 09, Заправленная топливом и окислителем, она весила 19 килограммов. Горючее — раствор бензина в канифоли, горело с жидким кислородом ровно и устойчиво. Тихонравов и Королев надеялись на успех «девятки». Но самые скромные надежды не оправдывались: прогорала камера, замерзали клапана, вылетали форсунки, горели сопла…
Королев отправил Тихонравова в отпуск.
— Проветритесь, Михаил Клавдиевич. Поудите рыбку. Вас качает от усталости.
— Не могу, Сергей Павлович. А нагрузки полезны.
— Нагрузки полезны, пока они посильны. Приказываю вам удить рыбу, и никаких разговоров, Тихонравов мне нужен живой. Да и не только мне.
ПЕРВАЯ СОВЕТСКАЯ
Был конец августа. Придя на службу, Королев увидел стенгазету «Ракета № 8». В подвале стояла удивительная тишина. Королев прислушался и услышал, как стучат его часы.
Он поглядел на фотографию участников запуска ракеты 09. Потом стихотворение:
Вторая бригада глядит
именинно,
В итоге длиннейших и трудных хлопот
Случилось, что ждали мы, братцы, а именно:
Ракета свершила свой первый полет…
Круглова кружится, ругается меньше,
Ее треволненьям итог подведен…
Королев улыбнулся. Просмотрел свою заметку:
«Первая советская ракета на жидком топливе пущена. День 17 августа, несомненно, является знаменательным днем… Коллектив ГИРДа должен приложить все усилия для того, чтобы еще в этом году были достигнуты расчетные данные ракеты, и она была бы сдана на эксплуатацию в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию».
«А это чья заметка? Паровиной. Интересно».
«Наша первая победа… совершила переворот. Люди после долгого и упорного труда наконец увидели плоды своей работы… В мае 1932 года… мы впервые пришли в ГИРД… Здесь, в этом мрачном сыром подвале с каменным холодным полом, Михаил Клавдиевич познакомил нас со своими идеями и нашей будущей работой… Работать было трудно. Помещение настолько было не подготовлено, что, приходя с жаркой солнечной улицы, через час мы дрожали, пронизанные адским холодом, сыростью. Приходилось выбегать на улицу греться… Потом постепенно оборудовались, стали появляться деревянны