Фредрик Ерта Ларссон, унтер-офицер со шведского корабля «Хедвиг Элдисабет Шарлотта», участвовавший в сражении, оставил его описание: «Глаза ничего не различали. Пушки ужасающе грохотали, раненые кричали, летящие ядра, в зависимости от своей величины, издавали разнообразные шипящие звуки. Это был такой концерт, что даже самые мужественные могли прийти в отчаяние. Особенно страшно становилось в те моменты, когда одновременно несколько человек падали замертво, пораженные одним ядром. Мозги их разбитых голов разбрызгивались по сторонам, падали вместе с кровью под ноги живых, а осколки черепов разлетались с такой силой, что врезались во внутреннюю обшивку и застревали там. Руки и ноги в мгновение ока открывались от тел, убитых складывали в кучи или попросту выбрасывали за борт. Подобные сцены обычны для морского сражения и могут быть еще ужаснее, если корабль загорается, взлетает на воздух или тонет»[90].
Через полтора часа боя передовые корабли шведского флота пришли в замешательство. Первым вынужден был спуститься за линию строя флагманский корабль, сильно поврежденный «Ростиславом». За ним спустились еще три шведских корабля, и теперь корабли Фондезина имели уже по одному противнику. Но в конце линии «Владислав» слишком близко подошел к неприятелю и, попав под огонь пяти кораблей, оказался без всякой поддержки.
Около 9 часов вечера шведский флот сделал поворот через фордевинд. Русская эскадра привела на правый галс и продолжала атаковать. При этом «Ростислав», оказавшись напротив флагманского корабля вице-адмирала графа Вахтмейстера «Принц Густав», энергично его атаковал. Около 10 часов вечера «Принц Густав», получив сильные повреждения, вынужден был спустить флаг.
Затем наступило полное бездействие. Пороховой дым окутал оба флота и скрыл их друг от друга. Команды были до крайности утомлены, корабли повреждены, а отряд Фондезина сильно отстал. В 12-м часу ночи к «Ростиславу» подошла шлюпка с донесением, что «Владислав», снесенный в середину неприятельского флота и не поддержанный своими мателотами, был вынужден сдаться в плен. Справедливости ради следует заметить, что на «Владиславе» из 700 человек экипажа было убито 257 человек. В корпусе имелось 34 пробоины. Три пушки разорвало при стрельбе. Грейг попытался тут же погнаться за неприятелем, но штиль и повреждения, нанесенные ближайшим к нему кораблям, лишили его возможности спасти «Владислав». Утром 7 июля шведский флот был уже далеко, а к полудню скрылся из виду в направлении Свеаборга.
Наши потери в этом бою составили 580 человек убитыми, 720 ранеными, и сдалось в плен на «Владиславе» 470 человек.
У шведов, по их данным, убито 130 (?) человек, ранено 334 (?) человека и сдалось в плен на «Принце Густаве» 539 человек. На «Принце Густаве» было взято 26 – 24-фунтовых, 26 – 18-фунтовых и 8 – 6-фунтовых пушек.
Любопытно, что серьезный урон шведам был нанесен уже после сражения… кораблем «Владислав». Среди пленных русских матросов оказались тифозные. Вскоре в главной шведской базе Карлскруне началась эпидемия, которая унесла жизни около десяти тысяч человек. Рост эпидемии был так велик, что живые не успевали делать гробы для мертвых, и по флоту был отдан приказ: «Хоронить скончавшихся в гамаках».
В тактическом отношении Гогландское сражение следует считать ничьей, ведь фактически дело кончилось разменом двух равноценных кораблей. Стратегически же сражение было победой русских, которая перечеркнула все планы шведов в кампанию 1788 г. Это отметила и Екатерина, написав, что «победа была полная».
Гогландское сражение было фактически первым полномасштабным сражением русского флота с интенсивным использованием артиллерии, то есть классическим сражением по регламенту ГОСТа. Ряд русских кораблей получил серьезные повреждения. Так, в корпусе «Мстислава» было 116 пробоин, «Св. Петра» – 76 пробоин и т. д. То, что ни один корабль не погиб, объясняется слабостью артиллерии шведов, да и русская артиллерия была не намного лучше. Так, максимальный калибр орудий шведских кораблей был 24 или 30 фунтов. Карронад не было, брандкугели и бомбы не использовались.
Любопытно, что по поводу применения брандскугелей возникла переписка адмирала Грейга с герцогом Зюдерманландским, из-за претензии последнего, что русские в Гогландском сражении стреляли брандскугелями, которые считались снарядами «бесчеловечными» и запрещенными международным правом. 27 июля адмирал Грейг писал герцогу на английском языке: «Ваше высочество! Полковник Христиерн уведомил меня, что Ваше Высочество сделали мне честь написать ко мне письмо (которое я еще не получил) о том, что некоторые из наших кораблей употребляли в последнее сражение брандскугели. Я пользуюсь сим случаем, чтобы уверить Ваше Королевское Высочество, что я имею наистрожайшее повеление, чтобы никакая зажигательная материя не была употреблена ни на каком корабле, находящемся под моим начальством против шведского флота…»[91]
В свою очередь адмирал заявил, что «верхний парус бизань-мачты на собственном моем корабле загорался три раза во время сражения и горящая материя, по счастью, была затушена. Зажженный брандскугель был также брошен на корабль контр-адмирала фон-Дезина, который прицепился к снастям железным крючком. Господин полковник Христиерн посылает его для показания Вашему Королевскому Высочеству. Адмирал фон-Дезин признается, что по утушении сего брандскугеля он приказал несколько брандскугелей же пустить во флот под командой Вашего Высочества находящийся, всего числом 15, которые я весьма рад, узнав, что не имели своего действия и я имею справедливые причины думать, что сии только 15 брандскугелей были с нашего флота брошены, потому что я не дозволил стрелять оными с моего собственного корабля, несмотря на то, что наши паруса загорались три раза.
Вашему Королевскому Высочеству известно, что флот, под моим начальством находящийся, был снабжен и вооружен против турок и как против оных нужна отчаянная служба, то можно извинить, что отчаянные орудия могли бы быть и употреблены, которые употреблять против какой-либо просвещенной нации никогда намерения не было»[92].
В ответ герцог заявил, что на его кораблях не было зажигательных снарядов вообще, а «горючие снаряды, найденные на корабле вашем и на корабле контр-адмирала фон-Дезина, пущены вами же по ошибке, приключившейся по причине дыма»[93].
31 июля Грейг ответил герцогу, что «на корабле “Принц Густав” мы нашли патроны, наполненные горючими веществами в веленевых гильзах, о чем граф Вахтмейстер может засвидетельствовать Вашему Королевскому Высочеству. Нет никакого сомнения в том, что паруса моего корабля были зажжены этого рода веществом, выброшенным одним из шведских судов»[94].
За неумелое командование авангардом контр-адмирал Мартын Фондезин был отстранен от командования, а командиры кораблей «Иоанн Богослов», «Память Евстафия» и «Дерись» Валронт, Баранов и Коковцев были отданы под суд и приговорены к смертной казни. Екатерина писала Потемкину, что они заслужили виселицу, но сама помиловала их, ограничившись разжалованием в матросы. Увы, никто из наших историков не попытался установить отношение сих капитанов к масонским ложам.
Кстати, сражение у Гогланда произошло 6 июля в день преподобного Сисоя. С тех пор на протяжении почти ста двадцати лет (до 1905 г.) в списках русского флота постоянно значился корабль под названием «Сисой Великий».
Несмотря на серьезные повреждения, адмирал Грейг не пошел с флотом в Кронштадт, а отправил туда четыре наиболее поврежденных корабля (среди них были «Всеслав», «Болеслав» и «Мечеслав») и фрегаты «Премислав» и «Слава». Кроме того, фрегат «Надежда Благополучия» повел на буксире в Кронштадт плененного «Принца Густава».
Остальные суда были отремонтированы своими силами и средствами у острова Сескар. А 26 июля флот Грейга внезапно появился у входа в Свеаборгские шхеры.
Шведский же флот спокойно расположился в Свеаборге. Корабли ремонтировались, офицеры гуляли на берегу. По случаю «Гогландской победы» Густав III велел устроить салют в Гельсингфорсе. Вход на Свеаборгский рейд охраняли три шведских корабля и фрегат.
Рано утром 26 июля стоял сильный туман, поэтому наблюдатели со шведских судов заметили русские корабли лишь в нескольких кабельтовых от себя. Обрубив якорные канаты, шведские корабли начали уходить под огнем русского авангарда, в котором были корабли «Память Евстафия» (66 пушек), «Ярослав» (74 пушки) и «Мстислав» (74 пушки). 62-пушечный шведский корабль «Принц Густав Адольф» сел на мель и сдался русским. Остальным шведским судам удалось скрыться в шхерах. Русские пытались снять трофей с мели, но быстро сделать это не смогли, а начинать капитальные спасательные работы было невозможно, поскольку шведский флот находился рядом, в двух-трех милях. Поэтому русские сожгли «Принца Густава Адольфа» на виду у шведского флота. А 530 пленных шведов были взяты на борт русских кораблей.
Войти на Свеаборгский рейд и устроить шведам «Синоп» или «Копенгаген» Грейг не решился, поскольку он был Грейгом, а не Нахимовым или Нельсоном. Да и навигационная обстановка у Свеаборга была посложнее, чем в Синопе, Абукире и Копенгагене. Поэтому Грейг ограничился тесной блокадой шведского флота, запертого в Свеаборге.
10 августа 1788 г. у острова Нарген сел на мель 32-пушечный фрегат «Возьмислав». Вскоре он был разбит штормом. Погиб один матрос.
Во время блокады Свеаборга тяжело заболел адмирал Грейг. В связи с этим его флагманский корабль «Ростислав» покинул флот и 21 сентября прибыл в Ревель. Там 15 октября Самуил Карлович Грейг умер.
Командование флотом в отсутствие Грейга принял контрадмирал Т. Г. Козлянинов. Он быстро снял блокаду Свеаборга и отправил суда зимовать в Ревель и Кронштадт. Одной из причин снятия блокады стала эпидемия тифа на судах эскадры, заболело свыше двух тысяч человек.