5 числа при рассвете дня в виду Тарханова Кута, в расстоянии верст 30, ветер северо-западный, но неприятеля не видать, в 11 часу после полуночи показался и паки турецкий флот на румб север-север-восток, имев курс к Ак-мечетской пристани; поворотил я тотчас, пресечь курс оному, на румб север-север-восток, но во 2 часу отворотил он и направил плавание свое к югу; я сделал то же, пошел в параллель с оным под самыми малыми парусами в ожидании, какие будут его движения, но он держал в море и к покушению виду не показывал»[140].
Итак, турецкий флот, ведомый Овчинниковым, «спасался бегством»… на север? У них что, все компасы поломались? Стамбул-то на юге. А вот мыс Тарханкут – это западная оконечность Крыма! Что же касается Ак-Мечети, то это нынешний украинский город Черноморское. Ай да турки – решили спрятаться от страшного «Ушак-паши» в Крыму!
Но почему у победителей турок графа Войновича настроение невеселое? 5 июля он послал письмо на корабль Ушакова:
«Друг мой, Федор Федорович!
Предвижу дурные нам обстоятельства. Сего дня ветр туркам благоприятствует, а у нас нет его, фрегаты упали под ветер. Если да приблизится он, то должно нам строить поскорее линию и приготовиться к бою. Если бы фрегаты не были так увалены под ветр, мы достигли бы гавань, но что делать, судьба наша такая, надобно делать все, что к лучшему. Дай мне свое мнение и обкуражь, как думаешь, дойдем ли до гавани.
Прости, друг. Будь здоров, а я навсегда ваш слуга Войнович.
P. S. Пошли к фрегатам, чтоб поднимались к ветру, да сам не уходи далеко, о чем да сам знаешь. [Фраза Войновича]
Помета[141] Ф. Ф. Ушакова: Получено идучи от Козлова в виду Севастополя и неприятельского флота»[142].
Далее вновь цитирую рапорт Войновича Потемкину: «6 числа ветер западный; турецкий флот в прежнем положении, в 5 часов утра пошел он под всеми парусами к югу и продолжал то же весь день; ветер был самый тихий, при захождении солнца находились от Херсонеса мыса в расстоянии верстах 18 к северу, турецкий флот отворотил и пошел в море.
7 числа турецкий флот скрылся из виду, пошел к западу, к румелийским берегам, я остался у Херсонеса мыса на реях, а поврежденные 4 фрегата послал в Севастопольскую гавань для скорого исправления подводной части, ибо в фрегате “Бериславе” нашлось 100-фунтовое каменное ядро, а другие пробиты 30– и 24-фунтовыми»[143].
Чтобы избежать ложных обвинений в непочтительности к святому адмиралу и к старшему научному сотруднику института военной истории, предоставляю читателю внимательно перечитать все рапорты и решить, что было на самом деле: Ушаков побил турок и загнал их в Босфор или капудан-паша Эски-Гасан накостылял грозному «Ушак-паше» и старому пирату Марку Ивановичу и загнал их в Севастополь?
По приходе эскадры в Севастополь началась не менее серьезная баталия между Ушаковым и Войновичем.
При представлении к наградам Войнович не делал различия между кораблями авангарда и кораблями, которые даже не подошли к противнику на пушечный выстрел. Войнович представил к награде всех командиров кораблей и своего флаг-офицера Д. Н. Сенявина, которого, кстати, и послал к Светлейшему.
Ушаков не растерялся и послал свой рапорт к Потемкину, что, вообще говоря, было грубейшим нарушением субординации. Ушаков писал: «…я в награждение безо всякой притчины безвинно обруган, и приписано со всем несправедливыми и несходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести, и тем причинил наичувствительнейшее оскорбление, и в болезни моей сразил жестоким ударом, ибо всякое дело с командующим почитаю я за величайшее в свете несчастие. Против командующих все защищения и доводы оправдания весьма трудны. Но бог, защитник справедливости, всевышним своим покровительством оправдывает меня непременно. Я во всех делах моих имею вернейшую на помощь его надежду»[144].
Рапорт, и особенно ссылка на небесные силы, подействовали на светлейшего, и тот принял сторону Ушакова. За сражение у Фидониси Войнович получил орден Св. Георгия 3-й степени, а Ушаков – Св. Владимира 3-й степени.
«Разбитая при Фидонисии» эскадра Эски-Гасана 29 июля 1788 г. объявилась у Очакова в числе пятнадцати кораблей, десяти фрегатов и сорока пяти гребных судов. Лиманская флотилия не рискнула остановить турок.
Эски-Гасан высадил десант в 400 человек на остров Березань. По приказу Потемкина русская гребная флотилия отошла от Очакова. 21 октября 1788 г. капудан-паша перебросил с Березани в Очаков 1500 человек подкрепления. Присутствие турецкой эскадры на несколько месяцев отсрочило падение Очакова.
4 ноября Эски-Гасан ушел зимовать в теплые края. Перспектива вмерзать в лед у Очакова ему явно не импонировала. Кстати, часть русских кораблей рискнула остаться у Очакова зимой 1788–1789 гг., что привело к печальным последствиям – 42-пушечныый фрегат «Херсон» (с 1788 г. «Василий Великий») был раздавлен льдами и погиб, а 40-пушечный фрегат «Скорый» (с 1788 г. «Федот Мученик») 20 марта 1789 г., в ледоход, был унесен льдами и сильно поврежден.
Глава 5. Кампания 1789 г. На Черном море
Начало 1789 г. на Черноморском флоте ознаменовалось продолжением баталии между Ушаковым и Войновичем и рядом кадровых перестановок, произведенных князем Потемкиным.
Так, адмирал Н. С. Мордвинов был снят с должности старшего члена Черноморского адмиралтейского правления и отправлен в отставку, а на его место был назначен граф Войнович. 6 января 1789 г. Ушаков был назначен командующим Севастопольской корабельной эскадрой. При этом Войнович попытался определить к Ушакову флаг-офицером своего человека – капитана 1-го ранга И. Т. Овцына. Ушаков, естественно, протестовал и просил Потемкина убрать Овцына из Севастополя.
Между тем Потемкин считал главной задачей флота перевод новопостроенных кораблей из Лимана в Севастополь. Так, например, введенный в строй еще осенью 1787 г. 66-пушечный корабль «Владимир» в декабре 1788 г. вмерз в лед у Кинбурнской косы. 12 января 1789 г. его удалось освободить изо льда, и вместе с двухмачтовым крейсерским судном «Березань» он отправился в Севастополь. У мыса Тарханкут их встретила флотилия крейсерских судов, вышедшая из Севастополя, и благополучно ввела «Владимир» в Севастополь. В Севастополе вооружение «Владимира» было усилено постановкой двух 1-пудовых единорогов.
В Стамбуле же новый 1789 год начался с бунта янычар, которые 10 месяцев не получали жалованья. Русский посол Н. И. Бутаков, сидя в Семибашенном замке, ухитрился получать большой объем информации о положении в Константинополе и имел надежную связь с Петербургом и Ставкой Потемкина. Он писал Потемкину: «Взятие Очакова привело здесь не только турок вообще, но и известных наших врагов и завистников [то есть англичан, пруссаков и французов. – А.Ш.] в крайнюю робость. Султан, совет, большие бороды – плачут; все желают мира»[145].
В начале 1789 г. Булганев отправил Потемкину депешу с сообщением об участии французского посла Шуазеля-Гуфье совместно с капудан-пашой в составлении плана кампании 1789 г. Этим планом якобы предусматривалось блокировать Черноморский флот в Севастополе, высадить турецкие десанты в Крыму и у Хаджибея и т. д. Кроме того, посол обещал прислать несколько десятков французских офицеров.
Позже французская сторона на всех уровнях опровергала эту информацию. Поэтому можно предположить, что турки или подкинули дезинформацию Булгакову, или тот возвел напраслину на Шуазеля из-за их давней вражды.
Однако сохранившиеся дипломатические документы свидетельствуют о попытках французских дипломатов и в Стамбуле, и в Петербурге найти путь к миру.
27 марта / 7 апреля 1789 г. умер турецкий султан Абдул-Гамид I. Новым султаном стал его 28-летний племянник Селим III (годы правления 1789–1807). Русский дипломат князь В. П. Кочубей писал о нем: «Принц сей преисполнен многих качеств, редких в оттоманском монархе. Он честолюбив… хотя скуп и корыстолюбив, как все турки, но не имеет жадности предшественников своих… Ревность его к благу империи есть также для земли сея необыкновенная… Но все хорошие расположения и свойства сии весьма теряют своего весу, когда помыслить о невежестве его, о непостоянстве и слабости нрава, кои непрерывно мысли его переменяют».
16 апреля новый султан имел в Диване большой совет, на котором было решено «продолжать войну с величайшей живостью». Следующим его шагом стало снятие Гассана с должности капудан-паши и назначение его очаковским сераскиром с повелением во что бы то ни стало вернуть Очаков. Гассан-паша пообещал исполнить данное повеление и за свой счет собрать дополнительно к приданному ему корпусу еще 7000 человек, что очень понравилось Селиму III. Одновременно и верховный визирь должен был начать военные действия на Дунае.
Селим III в ободрение своих подданных обнародовал фирман, в котором пообещал, что «он или лишится своего трона, или отомстит России за Очаков».
В Севастополе о смерти султана узнали с большим опозданием. 20 июля 1790 г.[146] в Балаклавскую гавань вошло маленькое одномачтовое французское судно «Латартака Ладель». Судно привели шкипер француз Джозеф Валентин Гарнье и семь матросов. Кроме того, на борту находились французский капитан Луи Болот и три российскоподданные армянина, содержавшиеся в плену в Турции. Болот представился поверенным коммерческой французской компании в Константинополе и предъявил рекомендательное письмо от французского посла Шуазеля-Гуфье.
Солдаты Греческого легиона задержали в Балаклаве экипаж и пассажиров судна. После допроса Болота Ушаков отправил рапорт Потемкину. Там говорилось, что Болот доставил разведданные от французского посла в Константинополе. Кроме сведений о новом султане француз доставил интересные сведения о состоянии турецкого флота.