«Во время бытности его с судном против Буюк-Дере, – докладывал Ушаков, – турецкий флот стоял на рейде, расположившись в разных местах от Константинополя проливом к Буюк-Дере, когда ж сделался им благополучный ветр иттить в море, в то самое время и флот, снимаясь с якорей, подходил и останавливался против Буюк-Дере.
По замечанию его флот состоял тогда не более как из 12 кораблей, около осьми фрегатов, одна галера. Дубель-шлюпок, кирлангич и разных небольших судов более 80-ти. В том числе одна двухмачтовая батарея, на которой он прежде из любопытства был. Пушек на оной по семи на стороне, и две на носу – всего 16. Из них на средине судна по две на стороне 36-фунтового калибра, а прочие все 14-фунтовые. Судно оное плоскодонное, в грузу ходить мелко, потому в бейдевинт ходить не может.
На дубель-шлюпках пушки поставлены на некоторых на носу по две, а на иных по одной пушке 24– и 18-фунтовые, из них одна дубель-шлюпка сделала прошедшей зимой в Константинополе отменной конструкции, нос и корма равной остроты, по одной пушке поставлено на ней, на носу и на корме 24-фунтовые, а на бортах по шесть пушек на стороне маленькие.
Сказывает он, когда флот выходил из Терсаны и там остался один из больших кораблей, за худостью к походу не приготовлен.
Султан, разгневавшись за неприуготовление оного корабля к походу, приказал тот же час начальствующему при адмиралтействе члену отрубить голову, что и исполнено, и господин Болот, сам, будучи в Константинополе, оное видел. Сказывает же он, что новых кораблей в прибавок ко флоту против прошлогоднего не заметил.
В бытность ево в Константинополе видел он, что один корабль и около осьми фрегатов пошли в Архипелаг.
Купленные прошлой осенью два английские 40-пушечные фрегаты, также и еще один в зимнее время приуготовлены к походу во флот.
Из них на одном привезено было из Англии немалое число от 18– до 24-фунтового калибра чугунных пушек, и разный артиллерийский груз и канаты, но пушки по пробе оказались не хороши, для того, сказывает он, на флот не взяты.
Служителей на флоте было очень мало, а перед выходом его уже в море набрано из разных мест довольное число, но оные люди на флот браты насильно и большей частью такие, которые в море не бывали.
Съестных припасов, а особливо хлеб в Константинополе весьма дороги. Заразительной болезни не слышно.
Во время ж бытности его в Константинополе султан, ныне царствующий, одного из крымских султанов наградя собольею шубой и кинжалом, с нескольким числом войска отправил на одном линейном корабле и двух фрегатах с несколькими транспортными судами в Анап, где сбираться будут войска, приказал ему сделать в проливе на Ениколь и Керчь нападение с тем, чтоб оными овладел и, ежели он успеет во взятье Крыма, тогда он будет крымским ханом.
В бытность его, Болота, на судне в Синопе, видел он, что строящиеся там два новые корабля на воду еще не спущены, из них один к спуску совсем уже приуготовлен и тогда ж хотели ево спускать на воду. А о другом, уповает он, что нынешний год к спуску готов не будет.
Провожавший из Константинополя крымского султана в Анап корабль и два фрегата, возвратясь оттоль, остановились и находятся ныне в Синопе. Они там будут вооружать и нагружать новый корабль и пойдут вместе с ним, потому пробудут там долгое время.
Господин Болот сказывает, что на турецком корабле, стоящем в Синопе на рейде, из любопытства был сам и видел, что оной корабль вооружен худо и люди на нем ненадежные, из них же много больных.
Сказывает, что в Синопе еще был один фрегат, который пошел для конвою проводить три маленькие судна с войском в Румелию.
Еще в Синопе видели две кирлангичи и два или три маленьких купеческих судов.
Будучи в Самсоне, транспортных судов никаких не видали, кроме трех или четырех небольших купеческих, которые переходят из места в место.
Тож и на сухом пути войск не видали.
В Анапе военных и транспортных судов не видали ж, кроме находится там один вооруженный пушками кирлангич и две маленьких шайки купеческие, которые ходят из места в место для коммерции.
Выше упомянутый, прибывший из Константинополя на судах с войсками крымский султан выгрузился на берег в Суджук-Кале, а после перешел и расположился в Анапе, где собирает войска и намерен сделать на Тавриду нападение в проливе Еникальском. Сказывают, что войска в то время было с ним не более еще шести или семи тысяч, а затем ожидает привозу оного из разных мест, также сказывают, что и флот турецкий туда ожидают»[147].
Сведения Болота, как мы видим, не очень подробные, но, как показали последующие события, более-менее точные. Потемкин же заявил, что Болот – шпион, и его сведения о турецком флоте сильно преувеличены. Однако Екатерина не поверила Светлейшему и ответила, что «Шуазель послал это судно нарочно, чтобы известить нас о смерти султана».
В 1789 г. турецкий флот, разбитый в пух и прах нашими славными историками, по-прежнему господствовал на Черном море, а грозный Ушак-паша тихо сидел в Севастополе и строчил рапорты Потемкину.
Вот рапорт от 9 июля 1789 г. Береговая стража на Тарханкуте донесла, что «появившиеся вчерашнего числа от стороны Очакова осьмнадцать судов, через ночь подавшись вперед, чего утра оказались противу каменного маяка, на оном Куту состоящего, оные суда вытянулись в линию передом к Севастополю от берега примерно верстах в двадцати пяти, стоят на одном месте, но какой они величины, о скольких мачтах, также неприятельские или наши – рассмотреть неможно. О чем во исполнение ордера вашей светлости, писанного сего июля от 2 дня, сим и донесть честь имею»[148].
В тот же день Ушаков пишет секретарю Светлейшего В. С. Попову: «О появившихся вчерашний день против Тарханова-Кута от стороны Очакова осьмнадцати судах рапортом моим его светлости я донесть честь имел; засим же вас, милостивый государь, к сведению уведомить честь имею: порученный мне здесь флот… обстоит в исправной готовности, и порт при оном со стороны моря имеет сильное укрепление. Об оных судах неизвестно еще, какие они, также и какое имеют предприятие, думаю из движения их и из числа судов скоро узнать будет можно, фальшивое ли они что-нибудь предпринимают, или не выжидают ли нашу эскадру из Лимана, или отсель пройдут около Крыму»[149].
Рапорт Потемкину от 12 июля 1789 г.: «После донесения моего вашей светлости сего июля 9 дня о оказавшихся против Тарханова Кута неприятельских судах, оные 10 дня оттоль отделились и того ж числа вечером, прошед морем весьма в дальнем расстоянии от Севастополя, оказались против Херсонесского мыса и Георгиевского монастыря к юго-западу. Посыланным же от меня для рассмотрения и замечаниев нарочным офицером донесено: 11 числа с утра в отдаленности моря видны были в той же стороне, а около полудня при западном ветре подошли на некоторое расстояние к берегам Георгиевского монастыря ближе, так что можно было видеть корпус судов, из них казались в линии пятнадцать больших кораблей, а всех с посредственными и малыми до тридцати или несколько более»[150].
Итак, в оных рапортах говорится, что севастопольский флот в полной готовности, а турецкий флот, согласно Овчинникову и Ко давно утративший господство на Черном море, несколько дней околачивается у входа в Севастопольскую бухту. Попросту говоря, турки подставились, подойдя к главной базе русских. Атакуй их Ушаков, и все сильно поврежденные суда турок утонут или сгорят по пути к Босфору, а оказавшиеся в таком же положении суда русских будут отведены гребными судами в Севастопольскую бухту и встанут на ремонт. Наконец, в море в нескольких милях от базы можно вывести все «старые калоши», вплоть до брандвахт, благо, на них были оставлены все пушки.
Но Ушаков занят писанием рапортов. Он по каким-то неведомым причинам не высылает даже на разведку быстроходные крейсерские суда, а полагается исключительно на сухопутных наблюдателей. Конечно, если бы басурманы вошли в Южную бухту и пальбу там учинили, то тогда наш славный флотоводец показал бы им, «где раки зимуют»!
Летом 1789 г. Севастопольская эскадра получила новое пополнение в виде двух 46-пушечных фрегатов «Петр Апостол» и «Иоанн Богослов». Они были построены на верфи Рогожские Хутора на Дону. Строить там суда большего размера не позволяла глубина. За недостатком кораблей Потемкин еще в 1788 г. приказал именовать 46-пушечные фрегаты кораблями или линейными фрегатами, чтобы ставить в бою их в одну линию с кораблями.
Несмотря на потерю Очакова, турки с весны 1789 г. по-прежнему блокировали Лиман. 21 августа 1789 г. Потемкин жаловался Екатерине II: «Флот турецкий так стоит, что нашим, естли бы итить, то должно на самой ближней дистанции всю проходить их линию между их судов и подводной банкой. Но риску столь большого не зделаю, а буду искать иных средств»[151].
В начале сентября 1789 г. Потемкин приказал провести операцию по деблокированию Лимана, содействуя наступлению сухопутных войск на Гаджибей. Адмирал Войнович, державший флаг на 80-пушечном корабле «Иосиф II», стоявшем в Лимане, 10 сентября отправил ордер Ушакову с приказом выйти в море.
21 сентября Севастопольская эскадра вышла из Главной базы, дошла вдоль крымского берега до мыса Тарханкут, а оттуда пошла к Очакову.
22 сентября в 13 часов с русских кораблей увидели берег Тендры, а еще через 3 часа было замечено десять турецких судов. Еще через полтора часа Ушаков насчитал их 32. Ушаков приказал палить из пушек, чтобы русские наблюдатели на Тендре заметили его и сообщили Войновичу.
Ни турки, ни Ушаков сближаться не пожелали. Ночью Ушаков повел свою эскадру в открытое море. В 7 часов утра 23 сентября Ушаков увидел одиннадцать турецких судов, идущих параллельным курсом. Обе эскадры в тот момент находились в 52 милях к югу от Гаджибея. Ушакову удалось оторваться от турецких судов и направиться к Тарханкуту. Несмотря на противный ветер, Севастопольская эскадра утром 27 сентября прибыла в Севастополь.