Мнение матушки-государыни о событиях во Франции в узком кругу резко отличалось от публичных высказываний. О Людовике XVI она заметила: «Он всякий вечер пьян, и им управляет, кто хочет». 4 декабря 1791 г. Екатерина сказала своему секретарю Храповицкому: «Я ломаю себе голову, чтобы подвинуть венский и берлинский дворы в дела французские… ввести их в дела, чтобы самой иметь свободные руки. У меня много предприятий неоконченных, и надобно, чтобы эти дворы были заняты, и мне не мешали».
В августе 1792 г. прусские и австрийские войска вторгаются на территорию Франции. Европа вступает в период «революционных войн». А вот в России происходят странные события. Лучшие силы армии и флота стягиваются не на запад против злодеев-якобинцев, а на юг. В 1793 г. из Балтики на Черное море было переведено 145 офицеров и 2000 матросов. В Херсоне и Николаеве было заложено 50 канонерских лодок и 72 гребных судна разных классов. К навигации 1793 г. в составе Черноморского флота было 19 кораблей, 6 фрегатов и 105 гребных судов, а также 25 морских лодок черноморских казаков (бывших запорожцев). В указе о приготовлении Черноморского флота было сказано, что он «Чесменским пламенем Царьградские объять может стены».
В январе 1793 г. в Херсон прибывает новый главнокомандующий граф А. В. Суворов. Пока Екатерина сколачивала коалицию для борьбы с якобинцами и устраивала публичные истерики по поводу казни короля и королевы, на Санкт-Петербургском монетном дворе мастер Тимофей Иванов тайно чеканил медали, на одной стороне которых была изображена Екатерина II, а на другой – горящий Константинополь, падающий минарет с полумесяцем и сияющий в облаках крест.
Операция по захвату Проливов была намечена на начало навигации 1793 г.
Екатерина II и русское правительство были удовлетворены двумя разделами Польши и желали лишь спокойствия и стабильности в остальной части Речи Посполитой. Разумеется, дело не в том, что Екатерина к старости стала кроткой и миролюбивой. Просто у императрицы была совсем иная цель, и малейшая нестабильность в Польше могла ей только навредить.
Никогда, ни раньше, ни потом, Россия не будет так близка к овладению Константинополем. Вся Западная Европа была связана войной с Францией. В 1791 г. умер Г. А. Потемкин, который в последние годы связывал руки Суворову. Теперь же Суворов и Ушаков с нетерпением ждали приказа императрицы – вперед!
Но в Речи Посполитой мира не было и не могло быть по определению. Ах! – стенают польские историки, – какой может быть покой в стране, которую так дважды обобрали?! Ну, начнем с того, что Россия не взяла ни одного города или деревни, где этнические поляки составляли большинство. А главное, что в пору «бедствий отчизны» ни один богатый шляхтич не отказался от балов, маскарадов, псовой охоты и т. д.
Вот, к примеру, как «страдал» после двух разделов один из главных патриотов Речи Посполитой князь Карл Радзивилл в своем замке в городе Несвиже: «Кроме служивших в замке было множество женщин, даже девиц, весьма хороших фамилий, которые назывались резидентками (т. е. поживальницами), и находились или в свите сестер и родственниц князя, или в ведении особых гувернанток. Это были одалиски (или одалыки) князя Карла Радзивилла, составлявшие его сераль, только без названия. Их выдавали замуж с хорошим приданым и заменяли другими. При этом всегда была одна султанша или главная любовница, maitresse en titre. Каждый божий день, круглый год, был публичный стол человек на шестьдесят, иногда на сто, а вечером – или театральное представление, или концерт, а потом бал. Если дамы не хотели танцевать, то заставляли плясать украинских казачков, с бандурами и песнями, или танцовщиков и танцовщиц балетной группы. Князь Карл Радзивилл весьма любил пушечную пальбу, стрельбу из ружей и фейерверки, и весьма часто тревожил, по ночам, свой Несвижский гарнизон, выводя его в поле, для примерных атак и сражений, с пальбою»[212].
От большой любви к отчизне Радзивилл даже решил чеканить свою собственную монету, и действительно выпустил несколько сотен полновесных золотых монет. На них был изображен анфас короля Станислав-Август и написано: «Krol Poniatowsli, kier z laski Boskiey» («Король Понятовский, дурак по Божьей милости»).
Король тоже очень страдал и поэтому еще чаще стал менять любовниц, искал утешения то у ксендзов, то у Вольтера, то в мартинизме. Станислав писал легкомысленные стихи и вполне серьезную монографию об истории наиболее известных в мире алмазах и других драгоценных камнях.
Увы, слишком многие паны считали, что «Польша сильна разборами», и мечтали именно на «разборе» сделать свою карьеру.
В ночь на 6 апреля 1794 г. Варшаву разбудил колокольный звон. Мятежники начали резать сонных русских солдат и поляков, которых считали приверженцами Москвы. Было убито 2265 солдат и офицеров. Общее руководство над восстанием принял 48-летний генерал Тадеуш Костюшко. В ночь на 12 апреля произошла резня русских, на сей раз в Вильно.
Польский мятеж спутал все карты Екатерины в восточном вопросе. По приказу императрицы Суворов был отозван из Херсона и отправлен в Польшу.
Замечу, что одно имя русского полководца вызвало панику в рядах поляков, и Костюшко, получив известие о приближении Суворова, написал командиру передового отряда генералу Сераковскому, что «это не тот Суворов, а другой – казачий атаман». Через 2 дня у села Добрико выяснилось, что Суворов именно тот самый, а Сераковский бежал с несколькими уцелевшими офицерами. 27 сентября 1794 г. у деревни Мациовицы сам Костюшко был разбит и взят в плен. Забегая вперед, скажу, что Павел, придя к власти, старался все делать против своей матери, и отпустил Костюшко за границу.
Личность Костюшко и цели, преследуемые им и другими панами мятежниками, хорошо показывает следующий эпизод из его бытия в эмиграции. В 1807 г. Костюшко заявил министру Фуше, что если Наполеону нужна его помощь, то он готов ее оказать, но при условии, что Наполеон даст письменное обещание, опубликованное в газетах, что форма правления Польши будет установлена такая же, как в Англии, что крестьяне будут освобождены с землей, и границы Польши будут от Риги до Одессы и от Гданьска до Венгрии, включая Галицию. В ответ на это Наполеон написал Фуше: «Я не придаю никакого значения Костюшко. Он не пользуется в своей стране тем влиянием, в которое сам верит. Впрочем, все поведение его убеждает, что он просто дурак».
Потерпев поражение в открытом поле, поляки решили защищаться в Варшаве. На правом берегу Вислы находилось сильно укрепленное предместье польской столицы – Прага. Рано утром 24 октября 1794 г. Суворов повел свои войска на штурм Праги. Через несколько часов все было кончено. При штурме было убито четыре польских генерала: Ясинский, Корсак, Квашневский и Грабовский и 13 540 солдат. В числе пленных были три генерала, 29 штаб-офицеров, 413 офицеров и 14 тысяч рядовых. До двух тысяч человек потонуло в Висле, и не более тысячи человек перебрались в Варшаву. 104 пушки, множество знамен и орудий разного рода досталось победителям. У русских убито 580 человек, ранено 960. В приступе участвовало 22 тысячи русских.
На следующий день Варшава капитулировала перед Суворовым. Король Станислав отправил Екатерине письмо с просьбой о помощи: «Судьба Польши в ваших руках; ваше могущество и мудрость решат ее; какова бы ни была судьба, которую вы назначаете мне лично, я не могу забыть своего долга к моему народу, умоляя за него великодушие вашего императорского величества. Польское войско уничтожено, но народ существует; но и народ скоро станет погибать, если ваши распоряжения и ваше великодушие не поспешат к нему на помощь».
Екатерина отвечала: «Судьба Польши, которой картину вы мне начертали, есть следствие начал разрушительных для всякого порядка и общества, почерпнутых в примере народа, который сделался добычею всех возможных крайностей и заблуждений. Не в моих силах было предупредить гибельные последствия и засыпать под ногами Польского народа бездну, выкопанную его развратителями, и в которую он наконец увлечен. Все мои заботы в этом отношении были заплачены неблагодарностью, ненавистью и вероломством. Конечно, надобно ждать теперь ужаснейшего из бедствий, голода; я дам приказания на этот счет сколько возможно; это обстоятельство вместе с известиями об опасностях, которым ваше величество подвергались среди разнузданного народа Варшавского, заставляет меня желать, чтоб ваше величество как можно скорее переехали из этого виновного города в Гродно. Ваше величество должны знать мой характер: я не могу употребить во зло моих успехов, дарованных мне благостью Провидения и правдою моего дела. Следовательно, вы можете покойно ожидать, что государственные интересы и общий интерес спокойствия решат насчет дальнейшей участи Польши».
Это письмо было смертным приговором независимости Польского государства. Другой вопрос, что независимость правления польских монархов в течение всего XVIII века можно считать лишь условной.
Король Станислав-Август 14 (25) ноября 1794 г. отрекся от престола и 29 декабря по указанию Екатерины II выехал из Варшавы в Гродно. Екатерина велела оплатить все личные долги короля и назначить ему пенсию – 200 тысяч червонцев в год. Пожив некоторое время в Гродно, экс-король перебрался в Петербург. После смерти Екатерины Павел I отдал ему на жительство Мраморный дворец.
Сразу после падения Варшавы начались переговоры между Россией, Пруссией и Австрией о разделе Польши. Надо сказать, что они шли весьма сложно, и стороны спорили буквально за каждый клочок земли. Детали этих споров представляют интерес лишь для узкого круга историков дипломатии. Поэтому я скажу только о документе, ставшем результатом длительного закулисного торга.
23 декабря 1794 г. (3 января 1795 г.) австрийский посол граф Людвиг Кобенцль и графы И. А. Остерман и А. А. Безбородко подписали в Петербурге Акт о присоединении Австрии к русско-прусской конвенции о втором разделе Польши и русско-австрийскую декларацию по сему вопросу. Согласно декларации, Австрии было разрешено ввести свои войска в Польшу. Новая граница Австрии должна была идти от линии южнее Ченстохова, а далее на восток до пересечения с Западным Бугом.