его руках арфа или лютня – он вспоминает ту часть себя, которую хочет вспомнить. В остальное время у него в глазах та же темнота, что царит вокруг него.
Никто не может похвастаться, будто знает его облик или его имя. У него нет имени, есть только прозвание; облик же его не скрыт ни маской, ни личиной, ни искусными чарами иллюзии – однако никто не в состоянии запомнить черт его лица. Даже назвать цвет волос или форму подбородка – не могут. А ведь многие в мирах тьмы, по которым он странствует, видели и видят до сих пор сутулую фигуру в обрывках темного плаща. Фигуру Безумного Менестреля…
Это не сказание о том, кто смеется, не имея больше сил для рыданий. Это – сказание о том, кого в нем видят.
Есть и другое, приписываемое самому Безумному Менестрелю. Он не подтверждает своего авторства и не отрицает его. Проверить истинность упоминаний по многим причинам невозможно, а посему это сказание (вернее, песня) приводится без дальнейших комментариев.
Я – шип, что в стопу вошел, я – сумрак ночной в глазах;
Я – червь, что терзает ствол, я – путника злейший страх.
Я – лаз крысиный в стене, я – ржавый засов на двери;
Я – дух разрушенных дней и вестник кровавой зари.
Гниль на ячменном зерне, грязь на пшеничных снопах —
Мой разрушительный смех все топит в горьких слезах.
Я – язва, плесень и ржа, я – разложенье и смерть,
Слизь из ночного дождя и кара солнечных дней.
Засуха пьет мою кровь средь вековечных болот,
Яд роковых лепестков в клочья мне легкие рвет,
Юг насылает чуму, тлеет в проказе Восток —
Но не уйти мне во тьму, не дописав этих строк!
Страх мне помог одолеть сумерки северных льдов,
Знания мертвых сберечь смог я средь черных их снов;
Руки мои – ветхий прах, жжет их свинцовый огонь:
Склепы в песках и степях грабил я, жить обречен…
День не вернется назад, не потеплеет луна,
Но сквозь затерянный ад вышел я в музыке сна.
Мертвый мой раб-чародей голосом прежних веков
Черную силу теней выжег дотла болью слов.
Не получал я даров в храмах от гордых владык —
Им не оставить следов в черном песке моих книг:
Там – ужас алых глубин, крылья растоптанных грез,
Дрожь оскверненных пучин в море безумных угроз.
Там средь нечистых гробниц чудища спят мертвым сном,
В тучах кровавых зарниц – демоны прошлых времен.
Там нет пространств и веков, нет ни Барьеров, ни Врат;
Есть только край мертвых снов, где раем кажется ад…
Разум – кусок ледника, сердце – обломок скалы;
Но первородный свой страх я наконец победил!
Черного древа плоды, вязкий ваш смрад явит суть, —
Дайте мне мертвой воды, чтобы я смог отдохнуть…
…А еще говорят…
Нет. Этого – довольно.
Он избрал свой удел сам, и причины этого – пускай останутся ясны лишь для него.
Чтобы легенда оставалась легендой, где-то всегда должна скрываться тайна. Иначе она теряет слишком много, ничего не приобретая взамен.
К О Н Е Ц