— Как что, так в лёд сразу. Вы бы сами в этом льду полежали хоть разок.
Мара вставила глаз в глазницу и заявила:
— Хочу в лёд. В спячку.
— Маленькие девочки в спячку не впадают, — поправил отец. — А большим тем более некогда.
— Пап, а почему ты в спячку не впадаешь? Ты ведь медведь.
— Не успеваю, — пожал плечами отец, опуская дочку с шеи. — То мы за людьми бегаем, чтобы форму не теряли, то сами от инквизиторов убегаем… Ты иди, тоже отдохни.
— Только не трогай брата, мрак мой! С чувствами не шутят, — строго сказала мать, погрозив пальцем младшенькой. — И глаза больше не теряй. У кого потом забирать будешь?
— У Пукса заберу? — девочка указала на пуделя и рассмеялась.
Сначала тихонько. Потом зловеще. Пёсик жалобно заскулил и попятился от таких перспектив подальше.
Мара злобно оскалилась. Пукс, оставляя глубокие царапины на старых деревянных полах, спешно скрылся за диваном в гостиной.
Девочка ещё раз подкинула глаз и ловко поймала его пустой глазницей. Затем потёрла кулачками оба глазика и заморгала, восстанавливая бинокулярное зрение.
— Порядок!
Блоди ушла к демонёнку на разговор. Сын взрослел и всё чаще задавал неудобные вопросы родителям. А при случае показывал нрав. Особенно, когда разогревался. При повышении температуры во всей красе проявлялась его демоническая непосредственность.
— Воду дали. Прими ванну, — посоветовала мать сыну. — Отец прав, охладись. А то снова устроишь пожар. А какой тогда смысл обои клеить?
Несколько раз семье пришлось переезжать из-за того, что демонёнок разогревал себя до такой степени, что жильё не выдерживало такого соседства.
В страховых случаях Адовым давно отказывали. Пукс и демонёнок словно играли в игру наперегонки под названием «спали всё». Из-за этих игр эту семью не брала на учёт ни одна страховая компания в мире.
Даймон шатаясь, побрёл в ванную. Но на полпути замер. Откуда-то сверху раздался стук.
Медведь-оборотень тоже заинтересовался источником, подняв голову.
— Это ещё кто на крыше? — удивился Михаэль. — Голубь обул сапоги с набойками?
— Я думала, это ты стучал в прошлый раз, –пожала плечами Блоди.
— Я был внизу.
— Кто же тогда повесил люстру? — удивилась супруга.
— А её что, уже кто-то повесил? — ответил отец и в растерянности посмотрел на висящую люстру.
Блоди снова пожала плечами и быстро потеряла интерес к потолку. Других забот хватало.
— Я уговаривала диван перестать гореть, — объяснила она. — Он уже слишком стар, чтобы тушить себя самостоятельно. Новая обшивка не спасает от высоких температур.
— Может, принести ему жертву? — предложил Михаэль и задумался. — Или принести в жертву его?
— Или экокожу натянуть, — прикинула Блоди. — Это сейчас модно. Только я никак не могут понять, с вегетарианцев её снимают или с гринписовцев? Кто из них более «эко-френдли»?
— Никакой новой обшивки и прочих жертв, пока не приведём всё жилище в порядок, — подчеркнул отец и тоже попытался забыть про крышу.
Но тут по доскам над люстрой застучали. Затем их отодвинули. Оба сразу вспомнили, что Даймон то в ванной, а остальные члены семьи где-то рядом, но только не наверху.
Чета самых взрослых представителей Адовых сразу с интересом приблизилась к пролому, ведущему на чердак. Оттуда сыпалась пыль из-за досок. Но никто не показывался.
Зато сверху снова постучали. На этот раз по потолку.
— Именем забродившего мёда, кто там? — спросил отец семейства. — Ещё соседи? Мы брали квартиру без подселения!
— Люди на чердаке не живут, — категорично заявила Блоди. — Они по подвалам селятся. «Лофт» называется. Хотя по обстановке как лифт. Ничего лишнего.
— А как же «пентхаус»? — припомнил оборотень.
— Тот же чердак, только подороже, — подчеркнула Блоди. — Полагаешь, на нашем пентхаусе тоже живёт немало нечисти? Или это служащие?
— Сейчас выясним… Эй, кто там? Трубочист⁈ — громко крикнул Михаэль. — А ну вылезай, трубочист! Или кем бы ты не был!
Сначала послышался шорох, потом топот, будто кто-то бегает на маленьких ножках, а затем лёгкое покашливание:
— Какой ещё трубошист? У вас и трубы то нет! — раздалось сверху, а затем последовал упрёк. — Это вы там мне дом портите?
— Что, значит, портим? — возмутился Михаэль. — Всё было испорчено до нас, к сожалению.
— Я вам покажу перепланировку без согласования! — заявил некто.
И из дыры показался маленький кулачок, чуть больше, чем у Мары. Но мохнатый, как у обезьянки. Он погрозил и тут же исчез.
— Именем ипотеки! Чего хотим, то и разрушаем, — ответил Михаэль. — Чудища подкрышные нам не указ!
— Я не шудище, — вновь зашуршало в ответ.
Затем из дыры в потолке показалась голова: чумазая, бородатая, лохматая, с маленькими колючими глазками ядовито-зелёного цвета и большим крючковатым носом.
— Я домовой.
— Да какой ты домовой? — заспорил оборотень. — Они рубашки носят и умываются. А ты весь в грязи и сажи. Заросший, как пырей в саду Шотландии!
С домовыми до создания семьи он дел не имел, но как-то вёл дружбу с пещерным и даже берложным. Никчемные создания, как ни посмотри. Ни пчеловодством не занимаются, не подпевают в унисон.
— Я другой домовой! — огрызнулось низкорослое существо. — Я — шер-шёрт… — он вдруг начал заикаться.
— Чёрт? — уточнила Блоди в лёгком удивлении.
С чертями она имела дело. Но новый собеседник на них не походил. Был он не из хвостатых. И рогов при нём не наблюдалось.
— Тьфу на вас! Какой ещё шёрт? — махнул человечек кулачком в нетерпении, — шерд-шердашный я!
— Чердачный?
— Да! Я «шсе» только с трудом выговариваю. С тех пор, как с крыши упал и повелось, — он вздохнул и снова гордо заявил. — Но мы среди домовых самые мастеровые! Нам только дай чего подлатать.
— Так чего ты там сидишь? Спускайся, — предложил оборотень. — Знакомиться будем. Мы обиды монстрам не причиним. Сами все монстры. Оборотень, медведь, демонёнок, проклятье и прочие.
Чердачный повис на длинных руках на люстре, покачался и спрыгнул вниз:
— Монстры, знашит? Это дело! Но пошто безобразнишаете? — погрозил он кривым пальцем хозяевам. — Я тут всё строю-обустраиваю, знашит. А всякие тут… приходят. — Он хотел сказать «люди», но, окинув новых жильцов взглядом, твёрдо заявил. — не монстры вы, а нелюди! Ломают всё, а мне шинить потом.
Тут он указал пальцем на пролом и добавил победоносно:
— Ваша же работа, а? Ну, а? Ну а-а, же?
— Наша, — гордо ответил Михаэль.
— А вы, значит, специалист по ремонту? — заметила вампирэсса.
— В семнадцатом поколении, — чуть поклонился чердачный вместо того, чтобы показывать сертификаты и дипломы. Как поступили бы люди.
— Как мило! — улыбнулась Блоди. — Мы как раз искали кого-нибудь мохнатого и рукастого. Для… всякого.
— А вы, значит, специалисты по ломанию, — проворчал чердачный. — Да тут всяким не огранишится! Работы не пошатый край.
Он расхаживал по комнате, нарезая круги. Рост у него был невысокий, около метра, да ещё и сутулился сильно из-за горба. То не изъян. То профдеформация, чтобы головой не биться и много не суетиться. Всё — по делу.
Адовым чердачный сразу понравился. Было в нём что-то такое ворчливо-непостоянное. Такого не хватало в необычной семье так же, как деда.
«Главное, что существо дела», — прикинул оборотень: «А значит, по духу подходит!».
— Как звать? — спросил Михаэль, сменив гнев на милость.
Одно дело идти в бой за честь семьи с существами покрепче. И другое — драться с теми, кто ниже сына.
— Топот.
Голос чердачного был довольно низким из-за небольших габаритов тела, но в то же время достаточно твёрдым, чтобы назвать детским. Всё-таки возраст.
— А ты неплохо справляешься с молотком, — приметил Михаэль. — Поможешь мне выложить камин, Топот?
— Камин? Вы што с ума сошли? — в удивлении переспросил чердачный и тут же добавил. — Тогда я с вами пойду!
— Почему это? — удивилась такой постановке вопроса вампирэсса.
— Так как эта мысль мне нравится, — добавил чердачный. — Но зашем помогать? Я сам выложу. Ты, громила, кирпиши только принеси. И цемент. И песка не забудь. И замазку. Обои, опять же, неси, клей обойный. На соплях, знаешь ли, плохо держится. Я сколько раз пробовал — не тот эффект.
Михаэль кивнул и расстелил на полу мешок с костьми. Ремонт ремонтом, но про учителей забывать не следовало.
— А это что? — не понял чердачный. — В цемент перемалывать будем? Или вы камин из костей хотите?
Пудель, улучшив момент, подхватил кость и рванул с ней к выходу. Но Мара ловко запрыгнула на него и перехватила попытку вандализма.
— Дарья Сергеевна учит считать! — заявила доселе молчащая девочка. — Дарья Сергеевна должна быть вся!
Довольная собой, она вывернула косточку из пасти пса.
— Что ещё за Дарья Сергеевна? — спросила Блоди, но глава семейства уже достал из недр дивана старую ритуальную урну.
Позаимствовав у чердачного молоток, Михаэль принялся долбить по костям, действительно перемалывая их на глазах в труху.
— О, это долгая история, — отметил супруг. — Давай лучше сразу к делу.
И он принялся долбить.
Вскоре в стену со стороны бабы Нюры стучала клюка, доносились крики:
— Да сколько можно, ироды⁈
Стучали и в пол соседи снизу. Симфония добавлялась и по трубам, и по батареям. Но Михаэль не успокоился, пока не перемолол все кости в муку и не собрал её в ту самую урну.
Лишь после этого он вернул молоток Топоту и, прокашлявшись, произнёс:
— Блоди, ужас дней моих, не могла бы ты воспользоваться своим даром и призвать духа к нам на службу? Прах по случаю перед твоими ногами, любовь моя.
— Духа? — Блоди приподняла одну бровь. — О, мой гот! Ты уже успел кого-то убить без меня? Как не стыдно заниматься самодеятельностью? Мы же — семья! У нас не может быть секретов друг от друга.
— Я с радостью убил бы кого-нибудь для тебя, — спокойно ответил супруг. — Но увы и ах, это случилось ещё до нас!