Он открыл глаза. Подвинувшись к рамке, взял в руки. Обняв как возлюбленную, поставил на стол перед собой.
— Как же так можно? Ни заявления об уходе. Ни словечка о том, что переезжаешь. Сбежала и всё тут, — трагичным голосом обронил он и вдруг воскликнул. — Заговор! Это всё заговор против школьной власти! Сместить хотят! Но… кто?
Ещё не так давно школа была для Фёдора Андреевича местом, где его душа пребывала в радости. Здесь всегда царила тёплая, почти семейная атмосфера. Его радовали ученики, бегающие из класса в класс. Он сносно терпел их шалости, даже когда кидали дрожжи в унитаз. Всё-таки познавали химию, а значит — учились жить на практических опытах. Где-то рядом была и физика с геометрией, когда заставляли их убирать последствия. Надписи опять же в туалете — русский язык, орфография, грамматика, как ни посмотри. Развиваются дети.
Да и — дети же.
Директор школы любил свою работу и вообще жизнь во всех её проявлениях. Но счастье и ощущение наполненности покинуло его вместе с Дарьей Сергеевной.
Его гусыня исчезла! Как испарилась избранная. А с нею и смысл существования как-то поблёк.
Его мечта наяву растворилась в пятницу, тринадцатого. И не пришла четырнадцатого, в субботу, на свидание. Не ужинали они вместе и пятнадцатого, вечером.
Уже шестнадцатого, ровно к 8.30 утра, когда должны были привычно встретиться на школьном крыльце, сердце Фёдора Андреевича окончательно было разбито.
Дарья Сергеевна просто исчезла в один из этих странных дней, и это определённо был вселенский заговор, по мнению директора.
Пытаясь раскрыть его, Фёдор Андреевич начал расследование, забыв обо всём на свете. Он даже перестал бриться и стричься. Отчего борода вскоре опустилась по грудь, а лохмы на голове взвинтились под потолок, свив настоящий куст из-за долгого отсутствия ухода за шевелюрой.
Директор стал отшельником в своём кабинете. Школьным Робинзоном Крузо, иллюстрации на которого мог раздавать, просто сделав фотографию.
Не обращая внимание на мелочи внешнего вида, директор зато собрал всю информацию о таинственных исчезновениях. И пришёл к выводу, что не могла Дарья Сергеевна пропасть просто так.
Определенно имел место заговор! Возможно, мирового масштаба, в котором ему было известно лишь несколько деталей: пятница, тринадцатое и гусыня.
Что означал этот триумвират?
Директор школы отбрасывал версию за версией, складывая эти три «улики» так и этак. Перечитал гору литературы, пересмотрел множество документальных и не очень фильмов и передач.
Информации по заговору было много. Гипотез ещё больше. Одна стройнее другой: вмешательство инопланетян, провал во времени, переселение душ, тайные общества.
Все эти линии Фёдор Андреевич проверял с дотошностью сыщика, завалив рабочий стол календарями, графиками полёта гусей и даже на всякий случай схемами роста капусты на европейском рынке. Выходило, что от неё тоже зависел рост цены на бензин на отечественном. Нет урожая — растёт цена. Есть урожай — растёт. Капусты они там что ли объелись все?
Методические пособия по школьным предметам заменили директору талмуды с тайными знаниями, а стол как какая-нибудь школьная парта двоечника, был испещрен четырьмя буквами: «Д», «А», «Ш», «А». Из них он тоже складывал немало новых слов, то добираясь до царя Давида, то до Дария Первого и на всякий случай — Последнего.
На радостях от прогресса, директор даже пытался преподавать детям историю древнего мира в теории заговоров, но учительский совет отвадил его от этой затеи, когда вместо контрольных пошли анкеты-опросники, требующие информацию с пунктами «сколько в вашей семье рептилоидов?», «как часто вы пользуетесь услугами фей?» и даже «назовите всех масонов и иллюминатов среди своих знакомых, перечислив их в алфавитном порядке».
Закончилась преподавательская деятельность директора длинным эссе на тему «гуси, тринадцать и бесконечность».
Запершись у себя в кабинете, Фёдор Андреевич отныне неохотно принимал гостей. Всё больше смотрел на вырезанные ножом буквы на столе. Служили они ему не для изучения алфавита, а для вызова духов. Но самый необходимый дух, как назло, даже не думал появляться.
Задёрнув шторы, директор погрузился в оккультизм, мистицизм и мистику. Из-за двери кабинета теперь пахло сандалом и прочими благовониями, а также доносилось невнятное бормотания. Но дух Дарьи Сергеевны даже со всеми благовониями молчал.
Случалось, приходил под вечер в непроветриваемое помещение Лермонтов. Стихи читал… Из неизданного. Но про Дашу тоже ничего не говорил.
Слушая стихи, Федор Андреевич часто засыпал прямо за столом. В прошлую ночь ему даже приснилось Дарья Сергеевна. Она поманила его пальцем. А когда он приблизился, сказала:
— Когда-нибудь, я стану птицей. И буду летать в синем небе, и громко кричать га-га-га!
— Га-га-га, — пробормотал директор, поднимая щеку от стола.
На ней оказалась вмятина с буквой «Д». Настоящий щёчный пролежень.
— Фёдор Андреевич, я больше не могу, — Вероника Степановна без стука распахнула дверь, ещё с порога всем своим видом давая понять, что ведёт за собой неприятности. — Жгут, кидают, дерутся. Не общеобразовательная, а школа диверсантов какая-то. Примите меры!
Закашлявшись от дыма сандала, учительница математики ввела Сидорова и Даймона в кабинет директора.
Поймать хулиганов в коридоре оказалось проще простого. А вот что с ними дальше делать она понятия не имела. Если родителей вызывать — всё равно все к директору пойдут. Проще сократить эту цепочку и сразу самим идти.
Тучный директор приподнялся в кресле. И вдруг приоткрыл рот, глядя на гуся подмышкой Даймона.
Чудо!
А на новенького с гусиным пером за ухом он посмотрел, как на посланника. Даже глубоко вздохнул и заявил:
— Ну, наконец то!
Учительница приподняла брови, не сразу понимая к кому обращается начальство. Директор присмотрелся и снова как следует вдохнул.
— Я так долго ждал!
Он придирчиво принюхался. От всех троих пахло дымом, что ощущалось даже сквозь благовония. Лицо учительницы математики и вовсе было в саже, а старый знакомый Сидоров держался за распухший нос.
Они — давно известны. А вот таинственный, любопытный очкарик держал за шею гуся, даже не пытаясь задуматься над тем, достаточно ли тот ест капусты и когда у него по графику перелёт? Вопросы, которые интересовали Фёдора Андреевича, казалось бы, совсем не подходили молодёжи.
Новенький, однако, первым и начал разговор:
— Да что же вы сидите? Берите гуся скорее, директор! А мне давайте дневник и прочий школьный инвентарь. Бартер и дело с концом! А там уже сами решайте жить ему или умереть во имя науки и знаний.
— Чего? — опешил Фёдор Андреевич и большая, мощная причёска на голове всколыхнулась. — Гуся?
«Настоящий куст!» — наверняка подумал и гусь, так как заинтересованно притих, приглядываясь к передвижному гнезду на возвышении.
Даймон и сам осмотрелся. В кабинете висело помимо дипломов и благодарностей немало оккультных символов. А на столе стоял настоящий человеческий череп. Только без переднего зуба. Так как не все могли себе позволить услуги стоматолога при жизни. А потом не очень то и надо.
— Так гусь-то Шрёдингера! — начинал терять терпение демонёнок, устав уворачиваться от клюва птицы. — Вы что, совсем ничего не понимаете? Вас никто не предупредил?
— Предупредила, — заметно повеселел директор, расцветая в улыбке. — Моя гусыня предупредила!
Вырвавшись, гусь начал пикировать по кабинету, сначала раскидав со стола все документы, а затем лапами угодив в лоб директору.
— Спокойнее, Шрёдя! — прикрикнул Даймон. — Смирись со своей участью!
К полной неожиданности для всех, гусь вдруг уселся на голову директора и успокоился. Вроде как нашёл подходящее гнездо.
Более того, успокоился и директор. Тихо, с достоинством, как будто примеряя модную шляпу, но не тревожа гуся, он пробормотал:
— Знамение. Знак от Дарьи. Как же долго я этого ждал.
— Да что вообще происходит⁈ — завопила учительница совсем не оккультных наук, а математики, словно очнувшись от сюрреалистического сна без особого сюжета.
— А что происходит, Вероника Степановна? — повторил директор.
И набравшись смелости, осторожно его погладил. Нахохлившийся гусь, судя по виду, был не против. Пригрелся.
— Да я понятия не имею, — призналась учительница. — Ученик вот новый. А всё новое странно. По обмену, что ли, заслали? По виду вроде европеец. А что внутри — не разглядеть. Документов нет. А по очкам и причёске не определить.
— Вы откуда будете, благословенный посланник гусиный? — прошептал директор, вновь поглаживая гуся.
— Как откуда? Отовсюду. Понемногу, — важно добавил Даймон, осознав, что его гусиный дар приняли, а сам он в каких только странах не бывал.
Теперь обучение пойдёт как по маслу.
— А родители что же? Тоже интернационалисты?
Демонёнок кивнул:
— Мать в основном из Германии. Отец из Шотландии. Сестра из Египта.
— Как тесен мир, — прошептал директор. — Как многогранно человеческое наследие. Интернациональная семья — это модно, достойно и в духе современности. Действительно, откуда в такой семье взяться деньгам на дневник?
Тут он строго посмотрел на учительницу.
— Что вы хотите сказать? — спросила та.
— Что натуральный обмен во многих странах ещё в ходу, Вероника Степановна. Вот и выменивают блага на гуся.
— Конечно, так практичнее, — согласился демонёнок. — Мне успехи нужны. Чтобы к тётке можно было пойти работать.
— Вот видите! — поднял палец директор. — Ребёнок, а уже о работе думает. Наверное, ещё и о доме думает. Да, молодой человек?
— Мой дом там, где моя семья, — важно добавил Даймон. — Но мне учиться надо, чтобы в блогеры не попасть. Видали мы этих блогеров.
Тут он посмотрел на Сашку, а тот гордо вскинул подбородок.
— Золотые слова, юноша, — сказал директор, повернулся к учительнице, затем к окну. И улыбнулся, разглядев за занавеской начинающуюся грозу. — Какой чудесный день. Не находите, Вероника Степановна?