— Нет уж погодите, я первая за подушкой заняла, — заявила участница событий.
Эльвира даже убрала руки от лица и теперь подозрительно разглядывала пустую склянку, которую Врунов протянул пациентке вместо микрофона.
— Кто здесь? — удивлённо спросила она, глядя в склянку.
Среди сумасшедших послышались возмущенные возгласы. Как это так? Что за дурной тон! Не узнать самого Побрея Врунова!
Но на ведущего Эльвира не смотрела. Взгляд её всё также был устремлен в склянку, которой-то и был адресован вопрос.
Но пустой сосуд отвечать отказывался. И интервью затормозило.
— У меня! — подскочила дама в бигуди. — Возьмите лучше у меня интервью! Оставьте эту необразованную. Я вам всё-всё расскажу в ваше банко-записывающее устройство.
— Непременно-непременно! — ответил Врунов, повернувшись к новой старушке. — Сейчас всех вас интервьюируем. Становитесь в очередь. Если все не влезут, сделаем два выпуска. Был бы спрос. Хотя, чего это я? На психов, рэперов и котиков всегда есть спрос, как говорит Агата Карловна… Саня, вырежешь этот момент?
— Я не Саня, — буркнул оператор.
— Ты что, контракт плохо читал? Вас всех для краткости обязывают называться одним именем, чтобы ведущие не путались, — процедил сквозь зубы Побрей и расплылся уже более честно улыбкой в «камеру». — А если вы не Саня и ваш кот ночами читает рэп, мы ждём вас на передаче с распростёртыми объятьями.
— Во дела! — воскликнул старичок с голым кактусом в руках. — Теперь не только мы с телевизором разговариваем, но и он с нами! Вот это я понимаю технологии обратной связи. А я ещё, дурак, на Марс хотел полететь. А здесь же гораздо интереснее!
— Нет, это называется интерактив, — заявила «школьница», с хрустом в суставах перепрыгнувшая с одной клетки «классиков» на другую. — Новый формат. Революция техники.
— Того и гляди, снова на Луну полетим, — кивнул старик с кактусом. — Повторим прогресс на бис!
Сумасшедшие уважительно посмотрели на «девочку». Новый формат им пришёлся по вкусу, как и технологические прогнозы. А подушки и банки вообще были привычны. На одних спали. Другие выдавали в столовой вместе с собачьей едой, когда уезжала с очередной проверкой санэпидстанция. Только наклейку срывали.
Старичок с кактусом сам подошёл к Врунову. Попытался всунуть облысевшее растение в склянку, чтобы модернизировать устройство, но кактус не влезал, как бы дедушка ни пытался его впихнуть.
Пришлось отставить усовершенствование микрофона и спросить:
— А меня по телевизору покажут? — поинтересовался он у Побрея.
— Как это покажут? Мы же в прямом эфире! Вы уже звезда с кактусом. И можете стать мемом и превратится в тренд, — воскликнул Врунов, а оператор навел на пациента ведро. — Можете рассказать всё, что думаете по этом поводу.
— Тренд? — удивился старичок. — А это не больно?
— Нет, что вы. Даже приятно, — объяснил ведущий. — В вас будут тыкать пальцем, смеяться и обсуждать.
— Только фамилию мою попрошу не разглашать, — помявшись, заявил старичок. — Враг не дремлет! Да и военного билета у меня нет. Призовут ещё. А так… Всё выходит, по-старому останется?
— Опасность? Международный заговор? Кто у нас сегодня назначенный враг? Или всё те же? — посыпал вопросами Врунов. — И вообще, что подвигло вас прогулять службу в армии?
— Так проспал. А врагов полно! Там за забором все, почитай, враги, — старичок махнул в сторону окна. — Там же психи одни. Ни на кого надёжи нет. Пиджаки оденут, морду кирпичом сделают и нагло врут, а то и коварно придуриваются. Мы, последние уцелевшие разумные люди, должны защитить наш оплот благоразумия любой ценой! Даже ценой вот этого кактуса! — и он всучил несчастное растение Врунову. — Вот, храни его, как я хранил. Теперь, сынок, это твоя служба… Пост сдал.
— Пост принял, — кивнул ведущий, взяв кактус.
Дверь в отделение распахнулась и в коридоре появилась разъярённая техничка, которая так и не смогла включить конфискованную камеру. Только инвентарный номер нанесла на неё красной краской.
Эпидемия эпидемией, а полы должны быть вымыты от всяких мелков тараканьих. Сама она вообще никаких болезней не боялась. От обилия хлорки на её теле вирусы умирали самого разного вида, не успев мутировать.
Вот что значит — выслуга лет в медицинской сфере.
— Ах, вот кто мелки и подушки ворует! — со шваброй наперевес она бросилась на оператора. — Тут полы во второй и четвертой палате немыты, а они тут сенсации обсуждают! Развели тут антисанитарию, что до эпидемии докатились! А ну отдай, пока двойную дозу не получил!
Техничка попыталась вырвать подушку из рук оператора, но тот ловко отскочил. Не на того напала. Камеру у него пытались вырвать примерно раз семь в день, разбить — девятнадцать. Уворачивался также просто, как дышал. Вот и сейчас срабатывала мышечная память, чтобы имущество сберечь.
Старушка схватила ртом воздух:
— Ух ты, ловкий какой. А ну… иди сюда!
Оператор покрутил головой. Снова отскочил и принялся бегать по кругу холла от суровой блюстительницы чистоты и порядка.
— Это как понимать? А где свободный доступ прессе? — заволновался ведущий, но глядя с каким интересом психи смотрят на него, подхватил. — Вот это накал страстей, уважаемые зрители! Что это? Борьба медицины с прессой или поддержка рабочего класса классом прогрессивным?
Не в первый раз уже чинили граждане препоны для свободной журналистики. Так что бег с препятствиями оператор освоил ещё в начале карьеры. А в обязанности каждого журналиста на Первом Подпольном канале входило развитие темы на ходу.
— Свободу! — кричал Побрей. — Свободу журналистике! Свободу прессе! Даёшь панорамную съёмку с места событий! Нам нечего скрывать от телезрителей!
Так бы он и кричал, но в него прилетела ловко пущенная тряпка.
— Меня ранили. Не переключайтесь… мы вернёмся после рекламной паузы.
Сон Михаэля вновь оказался прерван. Теперь до звериных ушей донёсся звук разноголосья. Голоса были чужие и отдаленные, за пластиковыми окнами, которые люди понатыкали даже в последней хрущёвке. Но всё же хорошо различимые.
Оборотень прислушался. Даже на духов, которые через Мару говорили, не было похоже. Это старо, как мир. А здесь что-то новенькое.
А ещё странно пахло усталостью, носками и безнадежностью из гостиной. Там кто-то вздыхал и бурчал что-то вроде: «и что, теперь обратно тащить?»
Михаэль поднялся и косолапой поступью направился в гостиную, решив начать с веры обонянию. К тому же с одним голосом было разбираться проще.
— Кто ещё влез в мою берлогу? — прорычал отец семейства.
— Доставка, — отчитался курьер. Отчаявшись тарабанить в приоткрытую дверь, он решился войти. И теперь предстал перед главой семейства. — Телевизор на Адовых пришёл… Распишитесь?
— Адов — это я, — зевнул-рыкнул Михаэль и не глядя, черканул в ведомости.
Без ручки. Ногтем. Благо, на кромке было достаточно грязи с рыбалки. Оборотень никогда не мыл руки, действуя по принципу: «два сантиметра — не грязь. Три сама отвалится». Всё-таки в лесу вырос. А на работе не требовали.
Курьер под вечер был слишком уставшим, чтобы придираться к таким мелочам. Отдав коробку, он кивнул и убежал вниз по лестнице.
Доставщик и не с такими клиентами встречался. Его психика была закалена встречами с людьми в трусах, халатах и без оных. Так что медведь или кто другой его встретил, не имело значения. Главное — отчёт.
Только довольные клиенты поставят «лайк» в приложении.
Михаэль затащил коробку внутрь и пошёл на балкон. Предстояло разбираться с другими голосами. Стоило открыть балконную дверь, как звуки усилились. Он увидел толпу злобствующих людей с палками. Они орали и требовали денег, славы, зрелищ.
— Эх, всё, как всегда, — обронил он уже в виде человека. — Одни орут и требуют. Другие забирают молча.
Медведь даже вздрогнул, вспомнив, как в прежние времена люди такой толпой устраивали охоту на всяких монстров. Но тут же опомнился. Теперь в цивилизованном мире всё было принято решать в судебном порядке. Цивилизация, всё-таки.
На памяти Михаэля люди постоянно требовали чего-то. Не только от нелюдей (не убивать людей, сбрить когти, подстричь шерсть, перестать доить коров), но и от других людей. Денег с том числе. В этом тесном мирке все кому-то что-то были должны. Словно не понимая, что всё, что у них есть — это сама жизнь.
Оборотень услышал писк из штанов. Пошарил в кармане. И достал брелок. Сигнализация пищала. Внизу у подъезда новый автомобиль усиленно мигал фарами, намекая, что пора бы отсюда убраться, если хозяин не хочет взывать к страховой службе.
Не успел Михаэль отреагировать, как старый грузовик Майки тоже решил вмешаться в ситуацию.
Выпустив облако дыма из выхлопной трубы, он подъехал к новинке автопрома и со словами:
— Да я на эту семью работал ещё тогда, когда ты рудным пластом лежал! — ударил колесом по колесу.
А затем грузовичок бортом разбил боковые стёкла конкуренту.
Не успел Адов и брови приподнять, как помощник адского автопрома набросился на «новинку» и принялся её топтать, быстро превращая в лепёшку.
Михаэлю даже послышалось, что он слышит что-то вроде «на, получи!» и «на рынок он значит, его подвозил!», «а чего рыбой пахнешь? Может ты с ним ещё и на рыбалку ездил?».
— Ревнует, — вздохнул Адов и повернул голову.
Сбоку на соседнем балконе старческий голос уже кричал:
— Анархия! Машины крушат! Того и гляди деревца поломают! Палисадник потопчут! А что дальше? Бумажки начнёте мимо урны бросать?
Михаэль тоже приготовился крикнуть что-то подобное за компанию. Всё-таки людей нужно поддерживать в их безумии, но тут дверь на балкон приоткрылась.
— Чудовище моё сладко пахнущее костром и тиной, ты выспался? — окликнула его Блоди, обнимая с порога.
— Да. Спал как младенец в берлоге.
— А ты рыбу собираешься чистить? У меня маникюр.
— Собираюсь. Шумно тут чего-то. Как во времена нашей молодости, — тут он улыбнулся в рыжую бороду. — Помнишь тех испанских инквизиторов? Они пытались насадить нас на пики. А потом так дивно убегали седыми. Столько мудрости за день впитали.