Руфс, глядя на него, брезгливо скривился. Затем мотнул головой и вновь сосредоточил все внимание на мне, в очередной раз ударив молнией и «наградив» плевком.
Тварь.
Серолицые, тем временем, взяли меня за руки и ноги, втащили в камеру и зашвырнули в угол. Я знатно приложился о голый каменный пол и, что хуже всего, остался лежать лицом вниз. Тело по-прежнему отказывалось слушаться, а потому перевернуться я не мог. И от мысли, что, вполне вероятно, я закончу именно так – неподвижно валяясь в холодной камере, пропитанной запахом нечистот, отчаяние крепко ухватило меня за горло, а на глазах выступили злые слезы.
Ощущение безнадеги усилилось, когда дверь камеры с лязгом закрылась.
Некоторое время я лежал в тишине, тщетно пытаясь войти в «режим зверя». Потом услышал, что ко мне кто-то осторожно приближается. Второй обитатель камеры.
Он ухватил меня за левое плечо, осторожно перевернул на спину, и я наконец-то смог его разглядеть.
Это действительно оказался старик. Лохматый, грязный, изможденный, но с удивительно живым и добрым взглядом голубых глаз. На худой шее старика болтались петли засаленной бечевки с десятками узлов.
Несколько секунд он внимательно изучал меня, после чего сочувственно покивал и начал произносить одну непонятную фразу за другой. Голос у старика оказался глубокий, звучный. Он успокаивал и… усыплял.
Мои веки стали слипаться, мысли прекратили хаотично метаться в мозгу, дыхание выровнялось, замедлилось и стало более глубоким. Лишь сейчас я почувствовал, насколько сильно устал после всего, что произошло. И в итоге сам не заметил, как заснул. Крепко и без сновидений.
***
Очередное пробуждение вновь получилось крайне хреновым: от уже знакомого электрического разряда. Я забился в судорогах, распахнул глаза и сразу же увидел по ту сторону решетки Руфса, очень довольного собой.
– Тарвэ штитх, – произнес ублюдок и открыл дверь камеры.
Сидевший рядом со мной старик поднялся, вышел и встал возле пары стражников с копьями. А Руфс расплылся в недоброй ухмылке и поманил меня пальцем.
Серьезно? Эта скотина парализовала меня, а теперь хочет, чтобы я встал и пошел? Впрочем…
Я сосредоточился на правой руке и попробовал шевельнуть ею. Получилось. Похоже, пока я спал, к телу вернулась способность двигаться. Ладно, уже легче.
С этой мыслью я поднялся на четвереньки. Тело слушалось плохо, казалось чужим, и, чтобы встать на ноги, мне потребовалось не меньше минуты. Руфс внимательно наблюдал за каждым моим действием и наслаждался.
После первого шага я едва не упал. Но дальше дело пошло легче, хотя из камеры я вышел только с третьей попытки. Однако здесь целиком и полностью был виноват низкорослый урод: всякий раз, когда я подходил к решетке, он отбрасывал меня назад с помощью телекинеза. Как и рыжеволосый здоровяк, я влетал в стену, а затем оказывался на полу. Подгоняемый ударами молнии, вставал и снова шаркал к двери, мечтая об одном: схватить Руфса за жидкую шевелюру и бить лицом обо что-нибудь твердое до тех пор, пока оно не превратится в кровавую кашу.
Когда ублюдок наконец угомонился, то выпустил рыжего, и нас троих повели по коридору. Здесь Руфс нашел себе новое развлечение: он создавал под моими ногами невидимые препятствия, из-за чего я то и дело спотыкался. А когда мы добрались до металлической лестницы с крутыми ступенями, ведущей далеко вниз, я пару раз упал, разбив локти, бровь и колени.
Лестница закончилась перед массивными железными створками, закрытыми светящейся магической печатью. Руфс подошел к ней, коснулся пальцами нескольких символов, и двери медленно, со скрипом, от которого у меня заныли зубы, начали открываться. И увидев то, что располагалось дальше, я в очередной раз пожелал, чтобы все происходящее со мной начиная с бойни в музее и до этого момента оказалось всего лишь страшным сном.
Железные двери вели в просторный круглый зал, большую часть которого занимал бассейн, наполненный какой-то мерзкой субстанцией. Где-то бурая, где-то темно-красная, где-то розовая, она постоянно колыхалась, вздувалась пузырями и чавкала. А еще от нее поднималось влажное тепло и тошнотворный запах гниющего мяса.
В центре бассейна располагался опять-таки круглый и явно рукотворный остров, полностью заросший… Назвать цветами то, что росло из темной земли, у меня не поворачивался язык.
Сотни светло-серых стеблей тянулись вверх примерно на метр, и каждый заканчивался крошечным человеческим черепом. Большая их часть была охвачена зеленым свечением.
За дверями обнаружилась небольшая площадка, соединенная с островом узким железным мостом без перил. Рядом с ним стоял стеллаж, на котором я увидел несколько горшков, бутылей и других емкостей, пару веревок, мешки и садовые инструменты. Руфс подошел к стеллажу, взял три пустых мешка и вручил их старику, рыжему и мне.
– Штитх, – процедил ублюдок и мотнул головой в сторону острова.
Первым мост перешел рыжеволосый здоровяк. Сразу после него на шаткую и скрипучую конструкцию ступил старик, а затем настала моя очередь.
Длиной мост был не больше семи метров. Плевое расстояние, но я двигался очень медленно. Тело все еще плохо слушалось, а мост, черт бы его побрал, качался при каждом шаге.
Я старался смотреть только прямо – на жуткую «клумбу», к которой шел, но взгляд то и дело соскальзывал вниз. Туда, где пузырилась и чавкала неведомая дрянь. Нырять в нее не хотелось совершенно. А стоило дойти примерно до середины моста, как сверху что-то загрохотало.
Остановившись и подняв голову, увидел далекий куполообразный потолок, из которого торчали три огромные трубы. В следующее мгновение одна из них, ближайшая ко мне, что-то «выплюнула».
Это «что-то» угодило точно в жижу и начало тонуть. Медленно, будто в болоте, так что мне вполне хватило времени увидеть, что это человеческое тело. Такое же раздутое и покрытое пятнами, как и те, которые лежали в пыточной-лаборатории.
Как только труп ушел в жижу с головой, та стала пузыриться и колыхаться еще заметнее. Она… словно переваривала изуродованного мертвеца.
Позади что-то рявкнул Руфс.
Резко обернувшись, увидел, что он прожигает меня злобным взглядом. Правая рука ублюдка была вытянута, ладонь нацелена вперед – мне в грудь. В следующее мгновение тугая волна теплого воздуха сбила меня с ног, и я полетел…
Твою мать!.. Сука!.. Только бы не в розовую мерзость!..
К счастью, приземлился я на самом краю острова. При падении из легких вышибло воздух, так что несколько секунд мне пришлось потратить на тщетные попытки вдохнуть. Попутно я смотрел на Руфса, очень довольного собой.
Да уж. Ублюдок явно хотел прикончить меня – поскорее и помучительнее. Но и ослушаться приказа черноволосой женщины тоже не мог. Поэтому все, что ему оставалось, пока та не вернется – гадить мне. Когда в открытую, когда исподтишка.
Ну да ничего, настанет момент, когда все поменяется кардинально, а судьба этого низкорослого говнюка будет подчинена моей воле. И он в полной мере оценит то, как я умею мстить.
Мысль немного успокоила, и я поспешил подняться. Лучше сделать это самому, чем ждать, пока Руфсу вздумается в очередной раз «поторопить» меня.
Старик и рыжий уже были заняты работой. Они отрывали черепа от стеблей и давили пальцами. Внутри каждого оказывалось маленькое черное семечко, которое вскоре отправлялось в мешок.
Увидев, что я наблюдаю за происходящим, старик подошел и указал на один из черепов. Тот все еще качался на стебле и был охвачен зеленым свечением.
– Драхчвар, – тихо произнес старик и осторожно коснулся пальцем сначала черепа, затем мешка в моей руке.
Все понятно. Собираем урожай. Трудимся, мать его, как негры на плантации.
Старик, тем временем, указал на другой череп, который не светился, и покачал головой.
– Ахт драхчвар, – сказал он.
Понять, что он имеет в виду сейчас, тоже не составило труда. Срывать следует только «созревшие» черепа – те, которые светятся.
Старик дождался моего кивка и вернулся к работе. Спустя пару секунд я тоже сорвал первый череп.
Раздавить его оказалось не сложнее, чем сырое яйцо. Беда лишь в том, что внутри, помимо семечка, была зеленая пыльца, которая оседала на коже и тут же начинала ее жечь.
Тем не менее, я продолжал трудиться. Монотонная работа позволила утихомирить творящийся в голове хаос, и очень скоро я смог заняться тем, что считал сейчас самым важным.
Вернуть себе способность входить в «режим зверя».
Я раз за разом напитывал организм адреналином, но ничего, кроме тошноты и головной боли, это не приносило. Однако я не сдавался, и спустя несколько часов, как только наверху загрохотало и из трубы в потолке вывалился еще один раздутый покойник, у меня начало получаться.
Да, результаты были очень скромны и войти в полноценный «режим зверя» мне так и не удалось. Все, чего я смог добиться – почувствовать себя невероятно бодрым и свежим. И едва это случилось, как левую лопатку словно бы охватило пламенем.
Я взвыл и чудом удержался на ногах. А дикая боль прекратилась столь же внезапно, как и началась. Правда, и от бодрости со свежестью не осталось и следа.
Долбанное клеймо. Все из-за этой сраной отметины. Она наверняка несла в себе какую-то магию, которая не позволяла мне пользоваться своими способностями.
Нахмурившись, я ощупал левую лопатку и сразу же отыскал клеймо пальцами. Кожа там вздувалась и была шершавой. Приглядевшись к рыжему и старику, обнаружил такие же шрамы и у них. Здоровяк, заметив, что я на него смотрю, нахмурился и прорычал что-то непонятное, но определенно угрожающее.
Ввязываться в конфликт не хотелось, так что я вернулся к работе и попыткам войти в «режим зверя». Мрачные мысли, связанные с собственным будущим, а также Марией и Ильей, способствовали выбросам адреналина, и потихоньку-помаленьку я добивался своего.
За следующие пару часов я «научился» оставаться полным сил, невзирая на невидимое пламя, плясавшее теперь по всей левой стороне спины. Способность клейма блокировать мой дар постепенно сходила на нет, и это обнадеживало. Значит, рано или поздно я верну себе запредельные силу, скорость, выносливость и так далее. Нужно просто продолжать.