— Я только что закончил читать первые главы вашего романа «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины» и хочу опубликовать его на следующий год. Устроит ли вас аванс в 50.000 фунтов?
Я, заикаясь, выдавил «Да» и спросил, с кем говорю.
— С О'Дурнэм! — захохотал самозванец и бросил трубку.
Есть ли предел человеческой жестокости? На пятнадцать секунд мои честолюбивые замыслы стали реальностью. Я — профессиональный писатель, живу в собственном доме. Научился водить машину. Она стоит у меня в гараже. У меня — часы «Ролекс» и авторучка «Монблан». В кармане моего кашемирового пиджака — билет в Соединенные Штаты. В кожаном «дипломате» шуршат письма поклонников. На каминной доске — пачка приглашений на литературные мероприятия. И тут мою мечту вдребезги разбивает какой-то мошенник, и я снова превращаюсь в обыкновенного Адриана Моула, который в своей каморке в здании ДООС в Оксфорде еще не дописал отчет о миграциях тритонов. Я подозреваю Гоффе.
Поздравительные открытки от мамы, Рози, отца, бабушки, миссис Хедж и Меган. Всего — шесть. Неплохо. Две открытки самому себе можно было и не отправлять.
Подарки:
1) Книжные купоны на десять фунтов от мамы;
2) Чек в «У. Г. Смит» от отца (пятерка);
3) 2 пары носков от миссис Хедж (белых);
4) Кактус от Меган (непристойно).
Никакой вечеринки сюрпризом. Никаких свечек. Никаких песен хором. Никакой Леоноры до четверга.
Мне двадцать четыре года и один день.
Вопрос : Что я сделал со своей жизнью?
Ответ : Ничего.
Сегодня умер Грэм Грин. Я писал ему четыре года назад, указывая на грамматическую ошибку в его книге «Человеческий фактор». Он не ответил.
Сегодня утром подровнял себе бороду. Когда я вышел из ванной, миссис Хедж закричала. Придя в себе, она сказала:
— Господи, вы вылитый Йоркширский Потрошитель.
Сеанс с Леонорой прошел кошмарно. В ее кабинет я вошел с самоуважением тли, у которой пропал аппетит, а вышел, чувствуя себя еще хуже.
Низкое самоуважение при входе в кабинет Леоноры вызвано саркастическим телефонным разговором, который я чуть раньше провел с матерью. Она позвонила на работу спросить, не хочу ли я сходить на вечер — его устраивает Барри Кент, чтобы отметить успех «Дневника мурла». Вечер состоится в Рабочем Клубе Северо-Восточного Лестера, и Барри пригласил половину города.
Я сказал матери:
— Да я лучше труп обмывать пойду.
Мать обвинила меня в мелочной ревности, а затем устроила истерику с перечислением моих недостатков: высокомерие, самонадеянная гордыня, снобизм, претенциозность, липовый интеллектуализм, бесхарактерность и т.д. и т.п.
Я передал все это Леоноре, и та сказала:
— Предлагаю вам принять к сведению все, что сказала мама. А кроме этого, я бы посоветовала вам сходить на вечер . — Еще она сообщила, что купила пять экземпляров «Дневника мурла»: для мужа Фергюса; для лучшей подруги Сьюзан Стрэйчен; для своего психотерапевта Саймона; для своей начальницы Элисон; и для самой себя. Я был совершенно оглоушен. Когда Леонора сказала, что мне пора идти, я отказался встать со стула:
— Я не могу вынести мысли о том, что вам нравится писанина Барри Кента.
Леонора ответила:
— Круто. Давайте тридцать фунтов и идите.
Я сказал:
— Нет, я абсолютно сексуально одержим вами. Я думаю о вас все время. Я обнажил перед вами все свои самые сокровенные чувства.
— У вас стандартная реакция. Вы с нею справитесь.
— Леонора, я чувствую так, точно меня предали. Я не желаю, чтобы ко мне относились как примеру из учебника.
Леонора встала и тряхнула своей великолепной гривой:
— У нас — профессиональные отношения, мистер Моул. Иными они быть не могут. Приходите в следующий четверг.
— Ладно, — ответил я. — Забирайте свои тридцать сребренников.
Я швырнул чек Строительного Общества Маркет-Харборо на стол и вышел, хлопнув дверью.
Убежден, если б отец позволил мне отказаться от соски, когда этого захотелось бы мне самому, сейчас я наслаждался бы идеальным душевным здоровьем.
Неужели я единственный человек в Великобритании, который непредвзято подходит к сенсации Дэвида Айка? Бьянка сегодня утром назвала его «дрожжевым грибом», но я указал ей, что в свое время и самого Христа подвергали насмешкам. Против него ополчилась вся пресса, а ростовщики возводили на него поклеп за поклепом. Да и в манере одеваться Иисус был несколько эксцентричен. Явно не получил бы приз «Самый Элегантный Палестинец Года». Но если б в его время в ходу были тренировочные костюмы, Христос, конечно, выбрал бы эти одеяния — за их удобство и легкость стирки.
«Дневник мурла» уже на восьмом месте. Просмотрел сегодня вечером «Иллюстрированные библейские сказания» и поразился, обнаружив на стр. 33 (Воскрешение Лазаря), что на Иисусе — бирюзовая хламида!!!
Браун снова вышел на работу, но он теперь носит лязгающий хирургический корсет, что весьма полезно (лязг, не корсет), поскольку Меган на стороне встречается с Биллом Блэйном (Отдел Барсуков). Билл мне нравится. Сегодня у «Автовента» мы с ним обсуждали Дэвида Айка. Билл согласен со мной, что Сириус астрономы могли и проглядеть. Он легко мог затаиться за другой планетой, покрупнее.
Эмир Кувейта пообещал на следующий год провести парламентские выборы. Он объявил, что женщинам будет позволено голосовать. Молодец, сэр!
Пресса подвергла Джона Мэйджора перекрестному допросу касательно его школьных экзаменов. Надеюсь, это не напомнит Брауну о моем несуществующем аттестате. Почему, о почему не родился я американцем? Там в колледже студентам на экзаменах дают варианты ответов. Этим тупицам нужно только поставить галочку против того, что они считают правильным.
Например:
Вопрос: Кто открыл Америку?
а) Колумб?
б) Микки-Маус?
в) Рэмбо?
Билл Блэйн пригласил меня сходить выпить сегодня после работы. Это может стать началом новой дружбы.
Биллу хотелось поговорить о Меган. Фактически, он трепался о ней весь вечер. Я ни слова не мог вставить, если не считать «То же самое?», когда подходила моя очередь заказывать. Выпил слишком много (три пинты), после чего во взбаламученном состоянии направился к дому Пандоры, пока не осознал свою ошибку и не повернул к поместью Хедж.
Вечером работал над романом «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины». Начал Главу Одиннадцать:
Обогнув вершину холма, он взглянул на восток и увидел город Лестер, сиявший в умирающих углях заходящего солнца. Кварталы многоэтажек отражали алые лучи, отбрасывая их на фабричные трубы и многоэтажную автостоянку Королевского Лазарета. Он вздохнул от восхитительного предчувствия того, что вскоре сможет попирать подошвами восстановленный бетон улиц родного города. Он мог бы войти в город и скромнее — например, свернув с шоссе на развилке 23, — но предпочел этот маршрут, которым некогда брели гуртовщики овец, да и машины у него не было.
Слишком давно он покинул дом, подумалось ему. Он устал от мира и его чудес. Лестер — вот где его сердце. Он шагал вниз по склону, и глаза его увлажнились. Возможно, от ветра? Или от боли разлуки? Этого знать ему не суждено. Солнце скользнуло за роскошную конструкцию Строительного Общества Эллайанса и Лестера, и он ощутил, как вокруг него смыкаются черные пальцы ночи. Вскоре стемнело. Он спускался. Ниже. Ниже.
Немногие знают, что Лестер лежит в низине, размышлял он. Не удивительно, что этот город — мировой центр бронхита. Прошло еще немного времени, и он спустился с холма и оказался на плоской земле.
Мне кажется, что лучше я ничего еще не написал. Это великолепно. Надеюсь, весь роман смогу держать планку так же высоко.
Заметки к «Гляди-ка!»:
а) Следует ли мне дать герою имя? Или лучше и дальше называть его «он», «ему» и т.д.?
б) Следует ли сделать сюжет динамичнее? Сейчас мало чего происходит. Он покидает Лестер, затем возвращается в Лестер. Следует ли читателю знать, что он делает в промежутке?
в) Следует ли ему заниматься сексом или ходить за покупками? Большинство современных романов полны отсылок к тому или иному виду деятельности — читающая публика, очевидно, получает от этого наслаждение.
Описания (вставить куда-нибудь):
Дерево гнулось на ветру, как пенсионер в приюте «Конец Света».
Яичница пускала пузыри на сковородке, точно туберкулезник в припадке кашля, в больнице Национальной Службы Здравоохранения 30-х годов.
Ее груди были упруги, словно воздушные шары, накачанные дымом. Ее лицо налилось гневом, а глаза сверкали маниакальным маяком, чей фитилек давно следовало почистить.
Чай был желанен. Он благодарно прихлебывал его, подобно африканскому слону, который незадолго до этого нашел свой водопой пересохшим, но затем вспомнил о другом и направился к оному.
Отныне и впредь буду записывать такие мысли и идеи по мере того, как они ко мне приходят. Мысли эти слишком хороши, чтобы выбрасывать их просто так. Похоже, публикация ждет меня, стоит лишь протянуть руку.
Проснулся в 8.30, позавтракал: корнфлексы, тост, шоколадный мусс, две чашки чая. Купил «Санди Таймс» и «Обсервер». Бьянки в киоске не было. «Дневник мурла» поднялся до номера семь. Надел блейзер. Прогулялся по Внешней Кольцевой Дороге, вернулся. Почистил и повесил в шкаф блейзер. Полежал на постели. Поспал. Проснулся, надел блейзер, вышел, съел пиццу в «Пицца-Хат». Вернулся, полежал на постели, поспал. Проснулся, принял ванну, надел пижаму и халат. Постриг ногти на ногах, подрезал бороду, осмотрел кожу. Составил кассеты в алфавитном порядке, от «Аббы» до «Варшавс