Адриана. Наказание любовью
Часть 1. Монастырь Глава 1 "Берт и его дочь"
Часть 1. Монастырь
Глава 1.
Берт[1] и его дочь
Дети расплачиваются за грехи родителей
(Одна мудрая книга)
Осень, месяц желтень по Домарскому календарю[2].
Стены монастыря Арг-Горант огласил отчаянный девичий крик. Из дорогой кареты двое дюжих мужиков выволокли угловатую связанную девицу в мужской одежде и передали у ворот монастыря двум евнухам-служителям. Рядом с воротами толпился и прилично вооруженный кортеж берта Люциуса Хаминга.
– Отец, папа, не оставляй меня здесь! – кричала девушка, извивалась и пыталась вырваться на свободу.
Следом из кареты не спеша вылез чуть седоватый берт, одетый в бордовый камзол. Это был статный мужчина около сорока лет, с аккуратными черными усами и короткой стрижкой. Он надменно осматривал окружающих. Его лицо оставалось спокойным.
Пожилая настоятельница монастыря матушка Миранда поприветствовала главу государства почтительным кивком и пригласила проследовать для переговоров в свой личный кабинет. Стража, прибывшая с бертом, осталась ждать за воротами.
Люциус с настоятельницей зашли на просторный монастырский дворик и теперь следовали мимо окон и галерей жилого корпуса для девиц.
Воспитанницы, в белых крылатых чепчиках и синих платьях, подбежали к окнам, вышли на галереи здания спального корпуса и с интересом рассматривали берта в дорогой одежде, а также новоприбывшую с ним будущую жительницу монастыря, которую евнухи волокли к лечебнице. Какая же это была странная девушка. Угловатая, худощавая, одетая в мужской бордовый камзол с золоченными пуговицами, мужскую сорочку и кожаные черные сапоги.
– А ну, цыц, – пригрозила девицам настоятельница и махнула клюкой. Девушки захохотали и попрятались за дверями, – Ишь ты, сороки, только и выглядывают себе богатых женихов. Я слышала вы, мой господин, вновь намерены жениться? – обратилась она к гостю с вопросом.
Хаминг пригладил усы, вытянулся и посмотрел в сторону окон и девушек в белых чепчиках.
– Да, подумываю, матушка.
Миранда мягко улыбнулась властителю и дарителю земель на которых стоял монастырь.
– Рекомендую присмотреть невесту у нас, господин берт. Здесь все воспитаны, хороши собой и из лучших благородных семейств. Могу пригласить вас на общий монастырский обед.
– Благодарю, матушка, сейчас мне не до этого, – ответил вежливо Люциус и, вспомнив зачем сюда прибыл, немного поморщился.
Настоятельница сочувственно покачала головой, хотя на лице её сочувствия совсем не отразилось.
– Понимаю вас, господин, такое горе потерять сына. Так неожиданно.
Хаминг свёл брови, прокашлялся в кулак, и матушка поторопилась проводить его дальше и отвлечь от грустных мыслей.
Они прошли между девичьим и учебным корпусами, миновали богадельню, к проследовали к настоятельскому корпусу.
– Вот тут у нас и богадельня для одиноких престарелых дам, тоже из знатных родов, – показала настоятельница Миранда в сторону белого каменного здания с балконом, примыкающего настоятельскому корпусу.
«Стоит отправить в эту богадельню и свою матушку!» – подумал берт.
– Есть прекрасный декоративный сад между девичьим корпусом и богадельней, где вашей девочке, думаю, понравится гулять после обеда, вон там, справа, за учебным корпусом, - главная монахиня указала на ворота из дерева, с витиеватой резьбой. – Ещё один сад, фруктовый. В окна лечебницы как раз прекрасный вид на фруктовые деревья. Учителей для девушек нанимаем лучших. Они живут в ближайшем городе Мастоке, приезжают сюда каждый день. Зимой некоторые из них перебираются в жилое здание за учебным корпусом. В зимнее время добираться из города труднее. Есть и лекарь – Мотиус. Он хорошо разбирается в болезнях и помешательствах в том числе. Возможно, в тишине и покое монастыря, под покровительством Луноликой Олди[3], ваша дочь вскоре поправится.
– Я на это надеюсь, – ответил сухо берт и снова закашлялся, пригладив черные с проседью усы. – Адриана сильно избалована. Ей никогда и не в чём не было отказа. Не бойтесь быть с ней строже, если понадобится, наказывать.
Матушка Миранда снова сдержанно улыбнулась.
Они вошли в настоятельский корпус, поднялись на второй этаж по деревянной лестнице с резными перилами.
Кабинет настоятельницы оказался большим и светлым, с высоким окном и строгим секретером для бумаг. Чисто вымытые и начищенные мастикой половицы слегка поскрипывали.
Матушка села на строгий стул с круглой, выгнутой спинкой, рядом с письменным столом. Берт Хаминг -напротив нее в обтянутое голубой суконной тканью кресло.
Некоторое время он приглаживал волосы, подыскивая нужные слова.
– Все несчастья произошли со мной очень неожиданно, матушка Миранда. Мой единственный сын Адриан пропал на днях в битве с Северными Орлами, - берт глубоко вздохнул после этих слов, немного выдержав паузу, снова собираясь с мыслями. – А дочь, Адриана, узнав о пропаже горячо любимого брата, разом помешалась и теперь надела на себя его одежду и утверждает, что она и есть мой сын Адриан.
– Беда, мой господин, как я вам сочувствую, бедная девочка! – покачала головой настоятельница обители. – Есть отдельная комната в корпусе лечебницы, с замком. Как раз для страдающих душевным недугом. Давненько так, там жила одна воспитанница тоже с душевным недугом. Родилась такой, а родители её отправили сюда. У нас-то ей лучше было, чем дома. Прожила девочка недолго, пусть Лунолика Олди успокоит её душу и возьмет её в свой девичий сад, но вела себя иногда хорошо и даже пела в хоре. Мортиус знал к ней подход. Сейчас комната пуста.
Берт довольно потер руки и немного успокоился.
– Вот и славно, матушка, Адриане как раз нужен особый уход, лечение, присмотр. На счёт пожертвований и средств не беспокойтесь.
Хаминг выложил на стол увесистый кошель с вышитым на нём ящером. Миранда благоговейно заулыбалась.
– Пусть Луноликая Олди вознаградит вас, мой господин, и благословит второй брак здоровыми сыновьями и дочерями.
Люциус откинулся в кресле и помассировал виски.
– Да смилуются, Луналикая Олди и её брат Светлейший Архон, так и будет, матушка.
И эти слова берт сказал от всей души, потому как потеряв сына, невольно и серьёзно задумывался о судьбе государства.
Настоятельница немного замешкалась, но потом всё же решилась спросить.
– Я слышала многое о вашем сыне Адриане, уважаемый берт, но о дочери совсем ничего не знала?
Правитель Сендарина нахмурился. Старая вешалка начала задавать лишние вопросы и ему это не нравилось. Разговаривать с ней, словно хозяин он не мог, храмовники и монахи имели особый статус среди народа и знати.
– Я скрывал её от лишнего внимания, а сейчас желаю, чтобы она не покидала этих стен. Девочка будет жить здесь, и я надеюсь, что её душевное состояние будет держаться в секрете. Мне ни к чему лишнее внимание и пустая болтовня! – эти слова правитель Сендарина произнёс очень строго и убедительно.
Настоятельница привстала со стула и немного склонилась.
– Ваша дочь, господин берт, в надежном месте и в надёжных руках. Она не покинет стен монастыря Арг-Горанд до тех пор, пока вы сами этого не пожелаете.
Берт привстал в кресле.
– Думаю, я не скоро этого пожелаю!
***
Сегодня была очередь дежурства Лизабет. Девушка проснулась раньше всех остальных воспитанниц пансиона, умылась, причесалась и убрала волосы под белоснежный чепец. Эти дурацкие девичьи чепчики были придуманы лет сто назад при третьей настоятельнице Торну.
В обязанности дежурных девушек входил присмотр за пожилыми дамами богадельни и присмотр за порядком в корпусе. Не все воспитанницы дежурили. Некоторым девушкам из богатых семей предоставлялись отдельные благоустроенные комнаты на третьем этаже корпуса и служанки. На втором этаже жили девушки из семей поскромнее или сироты знатного происхождения, пристроенные за ненадобностью родственниками. И в эти комнаты поселяли по три или четыре девушки. Вот они-то и выполняли разного рода монастырские послушания и кроме обучения, шили одежду, плели кружева на продажу и выполняли распоряжения сестер монастыря, помогая им справляться с различными поручениями.
Лизабет любила дежурить. Так она ощущала себя хоть на что-то годной и хоть кому-то нужной. Родной дядя давно о ней не вспоминал и даже не писал писем. Только присылал немного денег на её содержание. Хотя девушка научилась плести такие искусные кружева и украшать одежду красивыми вышивками, что полностью окупала своё здесь пребывание.
Девушки и девочки только еще начали просыпаться и приводить себя в порядок. Косматые и полусонные они бродили в пеньюарах по комнатам и коридорам корпуса, заходили к соседкам, чтобы помочь уложить волосы, посплетничать или попросить лишнюю заколку. А Лизабет уже давно проснулась, поднялась с постели и успела переделать много дел: сбегать до богадельни, чтобы помочь пожилым дамам собраться к утренней молитве и завтраку, отнести в прачечную белье и расставить ровно туфли у дверей девичьих комнат. Старухи ждали её дежурства, так как с ними Бетти была очень ласкова и терпелива.
Скоро начнется утренняя молитва, потом завтрак, а затем занятия. Лизабет помогла своим соседкам прибрать волосы. Потом услышала за спиной оклик матушки Корнелии.
– Бетти, поди сюда, поди сюда деточка, – позвала добрая Корнелия, одетая в коричневый монашеский балахон до пят. – патронесса Миранда попросила меня поговорить по поводу твоего будущего.
Бетти вышла к Корнелии в коридор.
– Вот что, деточка, тебе уже восемнадцать лет и пришло время решить твою дальнейшую судьбу, понимаешь меня? – матушка достала из кармана балахона сухарик ржаного хлеба и стала его с хрустом разгрызать.
– Да, матушка, мне бы хотелось выйти замуж.
Монахиня вздохнула.
– Замуж. У тебя нет приданого и твой дядюшка давно о тебе почти позабыл. Если бы ты была простолюдинкой, все было бы гораздо проще. Простым девушкам не нужно приданое.