Так оно и случилось.
Остальную часть ночи, столь богатой событиями, обитатели дома провели в полном спокойствии.
На следующее утро знаменитый сыщик получил по почте письмо, содержание которого послужило вступлением к одному из самых замечательных и опасных приключений, какие только испытал Ник Картер в жизни.
В письме было следующее:
«Глубокоуважаемый мистер Картер!
Я обращаюсь к вам потому, что ваши качества как человека, так и сыщика возбуждают мой живейший интерес, отчасти же и потому, что, полагаю, наш общий друг Томсон – бедняга, его уж нет более в живых! – не особенно хорошо отозвался вчера вечером о моей личности. Что́ он сообщил вам, я, понятно, не знаю, но надеюсь, что мои посланники действовали с достаточной быстротой, чтобы не дать ему возможности слишком разболтаться о важных секретах.
Все это происшествие довольно-таки досадно, в особенности потому, что расстроило мой тонко задуманный план. Я надеялся, что как вы сами, так и ваша профессия доставят мне большое развлечение в течение еще долгого времени.
Я заранее представлял себе радостную картину постепенного разрушения своей невидимой рукой карточных домиков ваших теорий и предвидел для себя много удовольствия от вашего недоумения, которое собирался довести до крайнего напряжения. Теперь все это погибло.
Ввиду того что наш общий друг Томсон оклеветал меня, я вынужден теперь же поднять забрало и раскрыть свои карты.
Я бросаю вам перчатку вовсе не потому, что ненавижу вас или имею что-нибудь против вас, о нет, напротив, я считаю вас одним из немногих современников, которых я уважаю. Это обстоятельство и прельщает меня доказать именно на вас и на ваших способностях всю ничтожность и ограниченность человеческого ума и показать, что даже умнейшие люди подчинены моему произволу.
Итак, с этого момента я буду немилосердно преследовать вас, не уничтожая, однако, до поры до времени. Что вы должны будете рано или поздно пасть от моей руки – это несомненно, так как в то время, когда я решил сделать вас игрушкой моей прихоти, я вместе с тем предопределил и вашу участь, которой вы не избежите и которая будет тем более ужасна, чем больше находчивости и сопротивления окажете вы в предстоящей борьбе со мной.
Вы, конечно, сочтете мою откровенность праздной болтовней, если только не окажетесь умнее, чем я вас считаю.
Во всяком случае, я должен поставить вам на вид, что если вы и ваш молоденький помощник Патси живы и способны прочесть настоящее письмо, то этим вы обязаны всецело мне, так как те два кинжала, что пролетели на расстоянии дюйма от вашей головы и головы вашего помощника, могли бы, разумеется, попасть в вас так же легко, как и кинжал, предназначенный Томсону и заставивший его замолчать навеки.
Но, повторяю, я и не думал так скоро вас умерщвлять. Нет-нет, дорогой Картер, вы так легко не отделаетесь.
Смерть ваша будет сопровождаться такими утонченными страданиями, каких не мог бы придумать ни один дикарь, ни один инквизитор. Пока же я хочу поиграть с вами, как кошка с мышью. Сперва на ваших глазах в страшных мучениях, какие только может представить себе самая богатая фантазия, погибнут близкие и дорогие вам люди – таким образом, вы будете сначала уничтожены духовно, и лишь после того наступит для вас смертный час, сопряженный с невообразимыми страданиями.
Еще одно, милейший Картер. Вам уже представился однажды случай беседовать со мной, и вы еще не раз получите подобное удовольствие. Мне, признаться, доставляет неизъяснимое наслаждение разговаривать со своей жертвой, обезоруживать ее своей любезностью, не показывая в то же время вида, что ее собеседник смотрит на нее насмешливыми глазами лишь для того, чтобы отыскать место, куда уязвить ее побольнее.
На сегодня достаточно. Вы, понятно, услышите обо мне довольно скоро, так как я считаю потерянным для себя тот день, который не провел бы в обществе своей жертвы самым приятным для себя образом.
Дацар».
Ник Картер прочел это письмо с бесстрастным выражением лица, встал из-за стола и кивнул Тен-Итси, чтобы тот следовал за ним в кабинет. Придя туда, он отдал письмо японцу и попросил прочесть его.
– Ну что ты на это скажешь? – спросил сыщик, когда Тен-Итси вернул ему письмо.
– У меня на родине существует пословица, гласящая: «Люди, которые любят писать письма, и дураки – по сути своей близнецы», – лаконично отвечал молодой сыщик.
– Но ведь этот Дацар, как он себя называет, не дурак, Тен-Итси. Говорят, он гений.
Японец презрительно пожал плечами.
– В своем письме он ясно высказал свои намерения и таким образом предупредил вас – самое опасное, что он мог только сделать. Если он и не дурак, то, во всяком случае, не очень дальновиден.
– Да, ты прав.
– Такие люди не любят оставаться в темноте, они должны иметь лицо, перед которым могли бы высказаться.
– Это вполне отвечает и моему мнению, – согласился Ник Картер.
– Будь я на вашем месте, начальник, я бы пока не стал обращать на Дацара никакого внимания. Это бы его обозлило, и он в раздражении совершил бы какую-нибудь оплошность, благодаря которой его было бы легче поймать.
– Ну, пока он должен ограничиться лишь письмами из надежного убежища… Но как это, в общем, ни фатально, этот Томсон, как он себя назвал, не сумел договорить до конца и умер, не посвятив меня в свою тайну.
– Труп в морге?
– Да. Там дежурит Патси в ожидании, что туда явится и убийца. Обычно каждого из них влечет к своей жертве.
– Бывает. Что касается меня, то, думаю, будет хорошо, если я стану помогать Патси без его ведома.
– Как хочешь. Вероятно, я тоже приду в морг, если окажется, что я должен взять это дело в свои руки. Дик, мой кузен, в настоящее время занят другим, не менее важным делом и нуждается в помощи Патси, лишить которой его мы не имеем права. Поэтому нынешнее расследование мы поведем с тобой вдвоем.
Темные глаза японца заблестели.
– Я уже давно мечтал поработать с вами вдвоем и радуюсь, что случай доставил мне эту возможность, причем в таком важном деле. К тому же мне почему-то кажется, что этот Дацар своими проделками беспокоил меня еще на моей родине, но, впрочем, это не более чем предположение. Прошу извинить меня, но подробности будут позже.
С этими словами молодой японец вышел из комнаты, поклонившись предварительно сыщику, который не стал его задерживать, так как давно уже привык ко многим странностям Тен-Итси и знал, что заставить говорить его против воли совершенно бессмысленно.
Закурив сигару, Ник Картер удобнее уселся в кресле, что делал всегда, когда ему предстояло серьезно обсудить какой-нибудь важный вопрос. Вдруг затрещал звонок телефона. Недовольный тем, что его потревожили, сыщик взялся за трубку.
– Ник Картер. Кто у аппарата?
– Саймон Грей, директор «Международного банка путешественников». Не можете ли вы, мистер Картер, зайти ко мне на минутку? У меня сейчас сидит один из моих клиентов, который желает познакомиться с вами. Насколько я знаю, мотивом этого желания является намерение поручить вам какое-то важное дело, так что для вас, думаю, будет небезынтересным прийти ко мне.
– Сейчас буду, – ответил сыщик и повесил трубку.
Саймон Грей был давним знакомым Ника Картера. Тот успешно завершил уже несколько серьезных дел по поручению банкира-миллионера и был вхож в его круг.
Сыщик принял вид, под которым был известен лишь своим приятелям да начальникам полицейских управлений и в котором производил впечатление человека, весьма похожего на самого себя, но старше. Разница во внешности этих «двух Картеров» была настолько велика, что люди, знавшие сыщика лишь в этом обличии, никогда не узнали бы его в настоящем виде.
Банкир сидел у себя в кабинете не один. Там находилось еще одно незнакомое сыщику лицо, стоявшее спиной к нему и с большим интересом глядевшее на улицу.
Случалось редко, чтобы сыщик не разгадал человека с первого же взгляда, но это как раз произошло теперь, во время представления незнакомца Саймоном Греем.
Незнакомец был очень красив и превосходно сложен. Благородные черты лица свидетельствовали о высокой интеллигентности, глаза же его в этот момент были бесцветны и ничего не выражали. Глядя в эти странные глаза, выражение которых поминутно менялось, Ник Картер не мог отделаться от какого-то жуткого чувства.
– Это господин, ради которого я пригласил вас к себе, – представил незнакомца директор банка. – Сеньор дон Мурильо Кортес. А теперь я оставлю вас одних, так как вам, несомненно, нужно поговорить без свидетелей. Я же тем временем окончу несколько экстренных дел.
Директор ушел, а Картер и его новый знакомый уселись друг против друга в удобных креслах. С изысканной любезностью Кортес обратился к сыщику и заговорил удивительно приятным голосом.
– Я вам весьма благодарен за то, что вы были так любезны и не отказались явиться сюда, уважаемый мистер Картер, – начал он. – Знакомство с вами мне было тем важнее, что я по некоторым делам должен сегодня уехать на несколько дней из Нью-Йорка. По возвращении мы сможем побеседовать с вами более подробно, сегодня же я желал бы ограничиться лишь общими заключениями, потому что, как я уже говорил, не имею времени обсудить с вами более или менее обстоятельно данный случай.
– В чем же суть? – спросил сыщик, с большим любопытством разглядывая своего собеседника, во всем существе которого было что-то загадочное. Его изысканная любезность и вежливость неприятно действовали на Ника Картера, и он скоро пришел к заключению, что незнакомец вовсе не был тем лицом, за которое себя выдавал. Потому-то сыщик и смотрел на него так внимательно, как бы стараясь открыть, кто он на самом деле.
– Вам угодно узнать, какого рода расследование я желал бы вам поручить? – с улыбкой ответил Мурильо Кортес.
– Безусловно. Я полагаю, наш общий знакомый, мистер Грей, уже предупредил вас, что прежде чем решиться приняться за какое-либо дело, я должен знать этот случай во всех его деталях.