– Десять минут, – невозмутимо ответил ей Диз. – Я засекаю время. Если решишь утопиться, как в прошлый раз, я тебя вытащу и сам утоплю. Предупреждаю: будет неприятно.
Судя по тону, он не шутил. Вернувшись из ванной, Диз опустился на корточки перед одним из дубовых шкафов. Достал кувшин с красным соком, прозрачную бутылку. Высыпал в «Кровавую Мэри» столько соли, что хватило бы, чтобы восстановить электролиты, потерянные за всю жизнь. Подумав, смешал второй коктейль для себя и кивнул мне на диван у окна. Я присела и удивленно приподняла брови, когда передо мной поставили стакан томатного сока.
– Утро на дворе.
– Ад на дворе, – тон в тон ответила я ему. – По-моему, это достаточная причина, чтобы наплевать на время суток.
Пожав плечами, Диз поменял стаканы местами. Я неуверенно обвела пальцем стеклянную кромку.
– Она каждый раз так влюбляется? – тихо спросила я, прислушиваясь к плеску в ванной.
– Она не…
– Не влюбляется, ладно. Я помню. Демоны не любят. Но вы привязываетесь. Это ты не будешь отрицать?
Диз занял место на диване напротив.
– Не буду. Мы называем это малым кругом. Никто из нас не может выбирать, в каком круге родиться и какому отцу принадлежать. Но каждый может составить свой малый круг: из тех, ради кого пойдет на все, потому что знает, что ему всегда ответят тем же.
Вот, значит, что крылось за его «Ты меня попросила». Спасибо за доверие, Диз. Только не уверена, что смогу его оправдать.
– И я… в твоем малом круге? – все-таки уточнила я.
– Ты. Лина. Бенедикт…
– Бенедикт? Он же демонолог!
– Ты тоже.
Аргумент.
– Он пытался изгнать тебя в Ад!
При помощи перевернутых башмаков и прочих средневековых рецептов, но тем не менее.
– У всех свои недостатки, – флегматично заметил Диз. – Но Бен справедлив, насколько гени могут быть справедливыми. Я доверю ему свою жизнь, потому что знаю, что он не тронет невиновного.
Вопрос только, кого из нас можно считать невиновным?
– И твоя сестра слишком многих впускает в свой малый круг, или как вы это называете?
Если бы он был человеком, я бы сказала, что вид у него стал виноватым.
– Тана… отдельный случай. Она кера[47]: когда миру необходимо убрать человека, она оказывается рядом. Она не причина, не убийца, не может контролировать, кто окажется следующим. Но она становится его смертью. И как все смерти, она не должна ничего чувствовать. Но генетика в нашем с тобой случае – очень забавная штука. Я получил отцовскую природу и характер матери, а Тана гораздо больше похожа на отца и его круг. Ярость, жажда, одержимость – все досталось ей. В результате мы оба стали родительским разочарованием, – легкомысленным тоном закончил он, – родичам со стороны матери Тана кажется слишком дикой, а я… Даже демоны не любят смерть, не только вы.
– Если ты больше похож на мать, почему она не забрала тебя к себе?
– Я не психопомп, – широко улыбнулся Диз, пряча разочарование. – Такой я ей без надобности.
Опять их странная концепция «Дети для пользы, не для любви». Такая же странная и чуждая мне, как «Есть малый круг – и все остальные». Но… мы все полны сомнительных концепций, не так ли? Ад был их миром. И жили они по своим правилам.
– Возможно, ты права. И то, что испытывает Тана, похоже на влюбленность. К счастью, не ко всем, – содрогнулся он от подобной перспективы. – Ты понимаешь, что в любом случае происходит с теми, кто встречается ей на пути.
Они погибают.
– Но вчера я видела Филиппа здесь.
– Такую связь тяжело поддерживать. Но каждый раз она пытается себя угробить и тянет до последнего. Несмотря на то, что знает: это ни к чему не приведет.
Если время Филиппа было ограничено, сколько оставалось у меня?
– Сколько потребуется, – успокоил Диз, угадав невысказанный вопрос. – Ты не человек. Это другое.
Поставив свой стакан на стол, он поднялся и постучался в ванную.
– Тридцать секунд.
Дверь распахнулась, и в комнате показалась Тана. Молча прошлепала босыми пятками по стеклянным плитам и взяла выданный ей братом стакан.
– Залпом, – скомандовал Диз. – До дна.
Так же тихо она выполнила его инструкции, забралась на диван с ногами, подтянув к подбородку колени, и привалилась к плечу брата. С влажными после бассейна волосами, укутанная в махровый халат розового цвета, она мало походила на себя вчерашнюю. Обрезанные под корень ногти с облупившимся лаком. Худые пальцы без тяжелых колец. До беззащитности тонкая фигура… и обтянутый кожей череп с темными провалами глазниц.
– Он этого не заслужил, – хрипло пробормотала она.
– Нет, – не стал разубеждать ее Диз. – Но так было суждено.
– Ты не понимаешь. Он был… добр. Вот ты поймешь, да?
При этих словах кера отчего-то перевела внимание на меня. Я на всякий случай кивнула. Нет, я могла понять, правда. В конце концов, именно поэтому я сперва и влюбилась в Диза. Он мог не сидеть ночами со странной первокурсницей и не помогать ей. Мог не беспокоиться о возненавидевшей его Софии. Но сидел, помогал и беспокоился. И тоже был добр – пусть и скрывал все за нахальной улыбкой и язвительными замечаниями.
Тогда я еще не знала, что его доброта была всего лишь отсутствием злобы.
– В мире так мало добрых людей. А он… Он был добр ко мне. Даже когда узнал обо мне правду. Шутил, – Тана всхлипнула, и Диз прижал ее крепче к себе.
А я смотрела на них, пытаясь не потерять ускользавшую мысль. Мог. Но сделал иной выбор. Я не знала, имело ли какое-то значение, мог он выбирать, кого копировать, или нет (конечно мог, если подумать и повспоминать, сомнений в этом не оставалось), но…
Печаль и нежность.
Там, в бальном зале, ему некого было зеркалить. Те чувства принадлежали не мне. А притворяться передо мной ему давно не было нужды.
Твою… кого угодно, только не мать, Диз, почему нельзя в кои веки прямо ответить на вопрос? Руки зачесались прибить кого-то, склонного к философии там, где хватило бы простого «Да» или «Нет». Зеленые глаза на миг встретились с моими.
«За что?»
Да не за что на самом деле. Сама ведь пришла к худшему умозаключению. Сама виновата. Но почему нельзя было просто ответить?
Потому что с самого момента встречи с ним во всех его словах я сомневалась – хотя он обещал говорить правду. А Диз чувствовал это так же ярко, как все остальное. Ответь он мне тогда, я бы поверила?
Однозначно нет.
– Тебя кинуть еще раз в бассейн?
От неожиданности предложения мы обе вздрогнули. Как-то не совпадало оно с выражением лица.
– Тогда соберись. Нельзя, чтобы кто-то учуял твое состояние.
«Жалость тебя убьет», – сказал он мне в воспитательной.
Не только жалость. Слабость тоже. Жестокий мир – особенно по отношению к своим детям. Тана еле слышно выдохнула.
– Знаю.
Череп поплыл, являя миру вполне симпатичное девичье лицо. Без яркого макияжа она казалась моложе и еще больше похожей на Диза. И очень кого-то мне напоминала.
– «Базар», январский выпуск, – подсказал мне Диз.
В смысле журнал? Вряд ли. Но я с интересом взглянула на керу, перехватившую у брата стакан и недовольно поморщившуюся, не найдя в нем алкоголя. Переступив через покрывало, она выдвинула ящик комода.
– Или лукбук «Босса», – Диз слишком хорошо думал о списке магазинов, в которых я одевалась. – Или… – он повернулся к сестре, настороженно наблюдая за тем, как она закидывает в рот найденные там разноцветные кругляшки таблеток. – Какая у тебя была съемка в Берлине? После которой мы в «Бергхайне» праздновали?
– Что праздновали? – спросила Тана, доставая все из того же ящика сигарету и возвращаясь к нам. Диз щелкнул пальцами, выбивая для нее огонек. – Твою сессию или день рождения Мики?
– Кто такая Мика?
– Мог бы запомнить имя моего агента, – Тана выпустила в воздух колечко дыма. – Она, кстати, о тебе спрашивала.
– В личном или профессиональном плане?
– В обоих.
Диз хмыкнул:
– Передай, что я не заинтересован.
– В личном или профессиональном плане?
– В обоих. Теперь ты готова говорить?
Тана выдохнула еще один клуб дыма.
– Чего тебе?
– Проведи ее на Границу.
На мгновение отвлекшись от курева, кера изумленно посмотрела на меня. На брата. Ткнула в его сторону зажженной сигаретой – лишь по счастливому стечению обстоятельств не оставляя подпалин на футболке.
– Кретин, – резюмировала она.
Диз нахмурился:
– Не желаешь это аргументировать?
– Ты потому позвал меня? Как, по-твоему, это работает?
– Если бы я знал, как это работает, меня бы здесь не было, – с едва заметным раздражением заметил Диз, стряхивая пепел с одежды. – В чем дело, Тана?
– Это невозможно.
– Полагаю, как и экскурсии по Аду, которые ты устраиваешь своим любовникам?
Пошарив по карманам халата и найдя там переносную пепельницу, кера затушила сигарету и откинулась на спинку дивана.
– Сколько раз я водила тебя на Землю?
– Никогда. Если тем самым ты намекаешь на твои чувства ко мне, не переживай, я знаю о них с нашей первой встречи. И твоей попытки меня отравить.
Кера поморщилась и буркнула что-то неразборчивое при напоминании.
– Я не могу никого вывести отсюда. В Ад – без проблем, дай мне контакты, и через пару минут он будет здесь. Но не наоборот. Зачем тебе это вообще?
– Я обещал ей.
Снова меня смерили серьезным взглядом.
– Убей ее, – равнодушно предложила Тана. – Нет человека – нет слова.
На всякий случай я отодвинулась подальше.
– Ты сказал, что предупредишь, когда меня станет выгоднее убить, – в шутку (или нет?) напомнила я Дизу.
– Верно, – согласился он. – Оставим эту идею как план «М».
Спасибо. Непонятно, то ли радоваться, что до «М» есть другие буквы алфавита, то ли оскорбляться, что он вообще рассматривал такой вариант. Тана безразлично пожала плечами: мол, как хочешь.
– Кимон тоже не сможет. Танатос сейчас в Нью-Йорке, Гипнос ведет там какой-то семинар до конца месяца. Но он не согласится. Вот она могла бы тебе помочь.