– Не припомню, чтобы книга упоминалась в скрупулезном отчете Пеннирояла о сокровищах Анкориджа, – заметил Шкин. – А если он не подтвердит ее аутентичность? Остается только верить твоим словам, но слово рабыни и бывшей Пропащей Девчонки ничего не стоит.
– Пусть задает мне разные вопросы, – в отчаянии предложила Рен. – Он может спросить меня что-нибудь о маме и папе, о мистере Скабиозе, о мисс Фрейе, обо всем, чего нет в его книге и что может знать только человек, который жил все это время в Анкоридже.
– Разумно. – Шкин опять как-то по-своему замедленно кивнул. – Моника, – обратился он к мисс Уимс, – переведите эту девочку на второй ярус. Отныне ей присваивается категория предмета роскоши.
– Про Селедку не забудьте! – поспешно вставила Рен. – Он тоже свидетель существования Анкориджа.
– В самом деле, – согласился Шкин и снова обернулся к мисс Уимс. – Приведите мальчика в комнату для допросов. Пора с ним побеседовать.
Глава 13Доктор Зеро
Когда воздушный корабль, доставляющий Энону Зеро из Батмунх-Цаки, присоединился к плотному потоку других кораблей, курсирующих над Тяньцзином, пассажирка приникла к иллюминатору гондолы и стала глядеть вниз, любуясь весело раскрашенными домиками, прилепившимися к склону на немыслимо узких скальных уступах; крошечными садиками, больше похожими на цветочные ящики на оконных карнизах; серебрящимися на солнце высокогорными каналами; яркими халатами жителей, снующих по ажурным мосткам и крутым, ступеньками, улочкам. Этот город, расположенный высоко в центральном горном массиве территории Шань-Го, считался местом рождения Лиги противников Движения, основанной ламой Батмунхом, и ее столицей на протяжении вот уже тысячи лет.
Сама Лига давно почила в бозе, ее Высший совет повержен, и на всем оставила свой отпечаток война, которую ведет Зеленая Гроза. По мере того как воздушный корабль снижался в направлении войсковых швартовочных тарелок у подножия Нефритовой пагоды, Эноне становилось все труднее не замечать внушающие тяжелое чувство железобетонные ракетные шахты, обезобразившие сады и парки Тяньцзина, а на склонах гор – целые армии уродливых ветряных генераторов, которые молотили и громыхали лопастями, вырабатывая «чистую энергию» для военных нужд. Уже четырнадцать лет никому не разрешалось заниматься чем-либо, что не являлось бы вкладом в общие усилия по ведению войны, и в результате жилые и гражданские кварталы города все больше приходили в упадок. Куда ни кинешь взгляд, всюду дома нуждались в срочном ремонте и тени патрульных дредноутов скользили по прохудившимся крышам.
Нефритовая пагода на самом деле была не пагодой и тем более не из нефрита. Название сохранилось в память о принесших его с собой первых поселенцах Тяньцзина, которые нашли убежище в этих горах. Возможно, раньше оно принадлежало какому-нибудь красивому летнему дворцу, стоявшему где-то на равнине и давным-давно съеденному вечно голодными городами, и совсем не подходило мрачным крепостным стенам, что нависли над Эноной, когда она ступила на выбеленную снегом швартовочную площадку. Торчащие над внешними воротами острые штыри унизаны головами противников войны и тех, кто не сумел вовремя утилизировать собственные домашние отходы. На сухом горном воздухе кожа на черепах выцвела и пожухла, как осиные гнезда. На стенах огромными буквами намалевано краской: «МИР СНОВА СТАНЕТ ЗЕЛЕНЫМ!» и «ОДНИМ ПОСЛЕДНИМ УДАРОМ ВЫШИБЕМ ПАНГЕРМАНСКИЙ ДВИЖУЩИЙСЯ КЛИН!».
Внутренние ворота охраняли часовые из элитного воздушного легиона Сталкера Фанг. Они преградили путь Эноне, когда она подняла с земли тяжелую дорожную сумку, повесила ее на плечо и двинулась вверх по ступенькам, ведущим к выходу со швартовочной площадки.
– Ваши документы, молодой человек! – пролаял младший офицер, исполняющий обязанности начальника караула.
Энона уже привыкла к тому, что ее по ошибке часто принимают за мужчину. На территории, подконтрольной Зеленой Грозе, любые избытки продовольствия направлялись на фронт, и жизнь впроголодь в детские годы сделала фигуру девушки по-мальчишески худой и невзрачной. Энона терпеливо ждала, пока младший офицер проверял ее пропуск, и наблюдала, как меняется выражение его лица с пониманием, кто перед ним в действительности.
– Пропустите! Пропустите! – с преувеличенным усердием закричал он, подстегивая подчиненных плоской гранью меча и таким образом демонстративно наказывая их, чтобы доктору Зеро не пришло в голову наказать его самого. – Немедленно пропустите! Это доктор Зеро, новый личный хирург-механик нашего вождя!
Когда Зеленая Гроза захватила власть, Эноне было четыре года и она мало что запомнила из довоенной жизни. Отец, погибший в бою с пиратами на Разбойничьем Насесте, навсегда остался для нее лишь лицом на фотографии в фамильной усыпальнице.
Энона росла застенчивой и смышленой девочкой на военно-воздушной базе в далекой Алеутии, где ее мать служила механиком. В школе вместе со всеми распевала патриотические песни вроде «Зеленеет восток» и «За наше счастливое детство спасибо вам, Сталкер Фанг». Перед сном вместо сказок слушала истории брата Ино, авиатора, о победах в продолжающейся где-то войне. Игрушки ей заменяли вышедшие из строя Сталкеры, вывезенные после боев с Хамчатки, сваленные на задворках базы и вызывавшие у девочки безграничную жалость. Так она начала лечить их, не понимая тогда, что перед ней мертвецы и лучше всего оставить их мирно ржаветь. Энона познала секреты, спрятанные под Сталкерской броней, и буквально на ощупь изучила строение их мозга. Она до такой степени наловчилась обращаться с ними, что даже командующий базой, когда ломался один из его Сталкеров, стал вместо собственных хирургов-механиков посылать за девочкой по фамилии Зеро. Таким образом ей удавалось заработать несколько дополнительных рационов для себя и матери. Это продолжалось, пока ей не исполнилось шестнадцать. До руководства Зеленой Грозы дошли слухи о ее способностях, и девочку направили на обучение в спецшколу, а затем на фронт в подразделение корпуса Воскрешенных людей на Алтай-Шане.
На долгую кровопролитную зиму двадцать второго года Энона оказалась погребенной в мире окопов и блиндажей. Эвакуационные команды выволакивали из заледеневшей грязи трупы погибших солдат, которые затем попадали на столы для операции воскрешения. Энона с коллегами превращала их в Сталкеров и отправляла обратно на передовую.
Девушка так скоро избавилась от ощущений страха и сострадания, что сама удивлялась. Научилась не видеть лица людей, которых оперировала, и они уже не казались ей людьми, а становились просто поломавшимися устройствами, которые надо поскорее раздеть и отремонтировать. К великой радости Эноны, в операционной воскрешения всегда царила товарищеская атмосфера. За работой хирурги-механики не упускали возможности пошутить и беззлобно посмеяться друг над другом, но к юной коллеге всегда относились бережно и заботливо, обращались к ней ласково – «сестренка». Она быстро завоевала их уважение умением делать свое дело профессионально и надежно, решать серьезные проблемы, которые остальным оказывались не под силу. До ушей Эноны долетало иногда, как в разговорах между собой хирурги-механики называли ее не иначе как гением.
Энона гордилась тем, что старшие товарищи довольны ее работой, и тем, что вносит свою лепту в борьбу за Лучшую Землю. В ту зиму вражеские города снова и снова переходили в наступление через изрытую снарядами полосу ада, отделяющую их Охотничьи Угодья от территории Зеленой Грозы, и силы противника были столь огромны и многочисленны, а продвижение вперед осуществлялось на таком широком фронте, что Эноне казалось, его невозможно остановить. Однако орудия и катапульты Зеленой Грозы открывали шквальный огонь по гусеницам движущихся городов, а воздушные бомбоносцы Зеленой Грозы забрасывали «стаканами» их палубные надстройки, а боевые корабли Зеленой Грозы обращали в бегство истребителей, прикрывающих города с воздуха; а доблестные подразделения гранатометчиков Зеленой Грозы проникали между огромными катками, простреливали снизу корпуса пробоины, через которые внутрь врывались Сталкеры Зеленой Грозы! И в конце концов каждый раз, когда погибало значительное число жителей, города останавливались и убирались восвояси. Нередко случалось, если какой-то из них оказывался серьезно поврежден, остальные набрасывались на него и разрывали на части.
Поначалу у Эноны душа уходила в пятки от завываний и разрывов летящих в ее сторону снарядов тупорылых пушек, от свиста снайперской пули, внезапно рассекающей морозный воздух над траншеей. Но прошли недели, затем месяцы, и постепенно ужас исчез, превратившись в повседневную рутину. Похоже на привычку препарировать мертвые тела в операционной воскрешения; и в том и в другом случае надо научиться не отвлекаться на эмоции. Даже когда пришло известие, что в Алеутии пригороды-амфибии сожрали военно-воздушную базу, где работала ее мать, Энона не испытала никаких чувств.
Как-то во время весеннего наступления двадцать третьего года эвакогруппа приволокла тело погибшего пилота, показавшееся ей знакомым. Она узнала родинки на его груди, расположившиеся в причудливом порядке, так же памятном ей, как небесные созвездия: распознавать их этот человек учил ее в детстве. Даже прежде чем отодрать с лица убитого присохшую окровавленную тряпку, которой кто-то сердобольно прикрыл его, Энона догадалась – перед ней останки брата Ино. Поскольку их переписка перлюстрировалась, она и не подозревала, что брат воевал на том же участке фронта.
Девушка молча смотрела на труп, машинально натягивая себе на руки резиновые перчатки. Душа ее противилась тому, чтобы воскрешать брата, но разумом она понимала – ей несдобровать, если откажется. Иногда на передовой солдаты пытались воспрепятствовать политическим офицерам корпуса увозить погибших товарищей на операцию воскрешения. В таких случаях руководство Зеленой Грозы обвиняло бунтовщиков в пособничестве сторонникам Движения, их расстреливали, а потом воскрешали вместе с убитыми на фронте друзьями. Энона не желала, чтобы ее расстреляли. При виде мертвого брата все забытые чувства вдруг проснулись, к ней вернулся страх смерти, настолько сильный, что перехватило дыхание. Нет, она не может так же, как Ино, лежать на операционном столе, холодная и безжизненная.